– Давай ко мне отнесем. Здесь у нас поспокойнее будет.
– Чего ты вату гоняешь! – беззлобно произнес Василий. – У тебя тоже много не спрячешь, а добра все-таки немало! Вот мы и подумали, что надежнее всего, если мы на кладбище спрячем.
– Да уж, подобрали вы местечко, – сокрушенно покачал головой Дворников.
– Там уж точно не найдут! Так что будь готов, сегодня ночью мы за тобой заедем.
– Ну, если надо, так надо. Но это в последний раз!
– Без базара, – пообещал Хрипунов, широко улыбаясь. – Разве я тебя когда-нибудь подводил?
Попрощавшись, Большак вышел за порог.
Было уже далеко за полночь, когда Василий постучался к тестю. Иван Дворников встретил зятя у порога в старых залатанных кальсонах – по всему было видно, что он уже собирался ложиться спать, и потому особого восторга при появлении зятя никак не выразил. Зябко поежился, осмотрелся вокруг. Ночь темная. В лужицах на асфальте чутким серебряным поплавком мелькало отражение луны. Вдали поредевшие застройки, спрятанные за столетние липы.
– А я уже думал, что вы не приедете. Меня Ксения уже спать пригласила. – Дворников не счел нужным скрывать досаду.
– Вот видишь, появился. Специально за тобой приехали, – весело и с широкой улыбкой отозвался Василий. – Шевели копытами!
– Ладно, я сейчас.
Иван покрутил головой и отыскал взглядом брошенные на стул брюки и рубаху. Долго не мог попасть одной ногой в штанину, а когда завязал шнурки на стоптанных ботинках, спросил:
– Это надолго?
– Часа за два справимся. Может, и того меньше… Чего же нам на кладбище просто так околачиваться? – хмыкнул Большак. – Что мы, вурдалаки, что ли, какие-то!
– Тоже верно, – заметно приободрился Дворников. – Пошли, Вась, готов я… Мать! – крикнул он в темноту комнаты. – Ложись спать покудова! Часа через два буду!
На какой-то миг Василия резанула жалость: «А придешь ли ты вообще? Бедняга, он даже не догадывается, что его ожидает». Мимолетное сострадание рассеялось, как если бы его не было вовсе.
– Да, вот еще что… штыковую лопату захвати, – небрежно подсказал Хрипунов.
– А лопату-то зачем? – с хмурым удивлением полюбопытствовал Дворников.
«Неужели почувствовал?» – насторожился Василий. И зрачок его правого глаза предательски сместился.
– А чем мы, по-твоему, яму копать будем, куда вещички сложим? – Хрипунов старался говорить как можно увереннее. – Руками, что ли?
– Что будем копать, ты мне не говорил, – пробурчал Дворников.
– А какая разница? – хмыкнул Большак. – Что меняет? Теперь вот сказал.
Дворников, не вступая в препирательства, взял лопату и вышел вслед за зятем, буркнув:
– Не забыть бы ее только потом. Как без лопаты-то? Не у соседей ведь ее просить!
Во дворе их уже поджидала «Победа», возле которой стояли Петешев и Барабаев. Они о чем-то негромко разговаривали, лишь иной раз бросая взгляды на приоткрытую дверь. Фрол оставался за рулем и смотрел куда-то в сторону.
Всю дорогу до татарского кладбища проехали почти молча, только иной раз обменивались малозначащими репликами. Дворников тоже молчал.
Вот и ветхая ограда Татмазарки. Между высокими кронами деревьев просматривалась старинная мечеть. Через порыжевшие чахлые кустарники в окружении малахитовой травы торчали посеревшие от времени памятники.
– Причалили, – объявил Василий. – Выходим!
– А я думал, мы сначала к тебе заедем, за вещичками-то, – выразил удивление Дворников.
– Пока ты с Ксенией дрыхнул, мы уже много чего перевезли, – заверил Василий.
– Ну, если так, – неопределенно протянул Дворников.
– Фрол, ты поезжай давай! – махнул Хрипунов водителю. – У нас тут еще одно маленькое дельце имеется. Без тебя справимся. Домой пешком пойдем.
Тот кивнул, и машина тронулась. Хрипунов весело глянул на Ивана Дворникова:
– Готов?
– А чего мне? – пожал плечами Иван. – Я как пионер, завсегда готов!
– Тогда пошли! – распорядился Хрипунов и шагнул в сторону кладбищенской ограды.
Скрип калитки в тишине кладбища показался невероятно громким и даже зловещим. Дворников, не особенно верующий, вдруг перекрестился:
– Жутковато здесь.
– А я думал, ты неверующий.
– Я тоже так думал, пока на фронт не попал.
– Не бойся, отец! Пообвыкнешься со временем. Это поначалу только страшно.
Василий шел впереди, а с ним, едва поднимая ноги, плелся Иван Дворников, отставая на несколько шагов – Петешев с Барабаевым.
Все четверо шли молча; аккуратно обходили надгробные памятники темного цвета из габбро-диабаза, на которых арабской вязью, латиницей, а то и кириллицей были написаны имена ушедших из жизни, высказывания из Корана. Вокруг тишина. Не слышно было даже ночных птиц.
– А вещи-то где? – удивленно спросил Дворников.
– Вещи там, – неопределенно махнул Хрипунов куда-то вперед.
– Далековато вы их, конечно, затащили. Я бы в такую даль ни за что тащить не стал! А поближе нельзя, что ли, было?
– Не бубни! Поближе могут увидеть.
– И сдалось вам через все кладбище вещички тащить!
– Иди и ни о чем не спрашивай, – строго произнес Василий, скосив глаз на тестя. – Считай, что это твоя ночная прогулка… перед крепким сном.
– Да ну тебя на хрен! – буркнул Дворников. – Дурак молодой! По-хорошему, что ли, ответить не можешь?
Иван Дворников хорошо знал своего зятя. «Видно, он не в настроении. Сейчас лучше его не трогать, а кладбище не самое подходящее место для разбирательств».
Наконец Хрипунов остановился. Здесь, в самом дальнем углу кладбища, было пустынно и как-то по-особому зловеще. Могил немного, а те, что оставались, были заброшенными, с покосившимися обелисками. Дремучий уголок с колючими зарослями акации, чертополохом и густой крапивой. Дальше, через десяток метров, невысокая изгородь.
– Копать-то здесь, что ли, будем? – посмотрел Дворников на зятя.
С лица Василия уже сошло прежнее раздражение – сейчас он был настроен благодушно.
– Тут не нужно. Вокруг трава. Могильщики сразу поймут, что здесь перекопано. Давай отойдем немного в сторонку. Вон к тому холмику за бурьяном… Там уже кто-то копал, земля набросана, и наша яма незаметна будет.
– Как скажешь.
– Ты копай пока яму, а мы сейчас подойдем, вещички у нас тут недалеко припрятаны.
– А вещичек-то много? – миролюбиво поинтересовался Иван. – Яму-то глубоко копать?
Иван Дворников уже в который раз проклинал себя, что поддался на уговоры зятя и поехал неведомо куда: мало того что полночи уже не спит, так еще весь в земле перемазался. Лежал бы сейчас с Ксенией на постелюшке, тискал бы ее за все сдобные места и не мотался бы с этими шальными ночью среди заброшенных могил. И Васька злой как черт, не подступиться никак!
– Нет… – призадумался Василий. – Метра в полтора длиной, ну и в глубину метр можно… В общем, копай, как для себя, – разлепил он губы в довольной улыбке.
– Ну ты и сказал! Язык без костей! – выразил неудовольствие Дворников.
– Пойдем, бродяги, – кивнул он стоявшим рядом Петешеву и Барабаеву, криво улыбавшимся, – потом мы придем, подсобим тебе.
Дворников постоял у густой акации, раздумывая, а потом, поплевав на ладони, неспешно взялся за лопату.
Кладбищенская земля была мягкая, и хорошо отточенное железо с легкостью врезалось в перегной. Швырнув землю под куст акации, вновь воткнул лопату на штык в землю…
Хрипунов с подельниками расположились метрах в двадцати, присев на лавочке подле старой могилы.
– Курить охота, – высказался Петр Петешев.
– Потерпишь, немного осталось. Бабай, глянь, что там мой тесть делает. Если все-таки сбежал, тогда придется по всему кладбищу его искать.
Барабаев осторожно раздвинул кусты.
– Трудолюбивый у тебя родственник, копает, – усмехнулся Алексей. – Весело работает – и полчаса не пройдет, как себе могилу выроет.
– Дай гляну на нашего покойника, – поднявшись со скамьи, Василий подошел к кусту и раздвинул ветки.
Иван Дворников с какой-то сатанинской злостью все больше вгрызался в землю. Он был рассержен: на Василия, на Петешева с Барабаевым, но больше всего на себя, и вот сейчас вынужден был копать яму, когда они втроем где-то шарахаются по кладбищу! «Васька стал заносчив, не терпит никаких возражений! Свернет он себе шею! Ладно, покопаю немного… Это последнее дело, за которое я взялся! А там хрен он меня уговорит еще на что-то! Я сам себе хозяин! Пусть между собой разбираются!»
Подустав, Дворников прекратил копать, вытер рукавом испарину, проступившую на лбу, и присел на корточки. Василий видел, как Дворников постучал ладонями по карманам брюк и вытащил курево. Сильным щелчком он выбил папиросу и сунул ее в уголок рта, а затем вновь постучал себя по карманам.
«Спички ищет. Ну покури напоследок», – усмехнулся Хрипунов, наблюдая за приготовлением тестя из-за кустов.
Наконец Иван извлек из кармана коробок со спичками. На мгновение яркое пламя осветило куст акации, высокую лохматую крапиву, близстоящие покосившиеся черные памятники. Дворников прикурил, а потом с наслаждением затянулся. Красноватый огонек сигареты весело замерцал в кромешной темноте.
– Ну что? Вырыл яму? – доброжелательно поинтересовался подошедший Хрипунов.
– Еще самую малость осталось… А вещички-то где? – недоумевал Иван Дворников, посмотрев на пустые руки Василия.
– Пошутил я, отец, – все с той же добродушной улыбкой продолжал Василий. – Могилу ты себе вырыл. Для себя старался. Ничего себе раскладец? – И уже зло, выплескивая всю накипевшую ярость, продолжил: – Мусоров хотел на нас навести, старая падла!
Папироса выпала из перекошенного от страха рта, и красноватый огонек затерялся в густой траве. Дворникова парализовал ужас, как реагировать на слова зятя, он не представлял. «Если это такая кладбищенская шутка, то могильник не самое подходящее место для нее. А если всерьез!..» Несмотря на теплую летнюю ночь, он вдруг продрог до костей и невольно передернул плечами. В горле запершило, Иван попытался возразить, но из глотки прозвучал лишь сдавленный хрип.