Василий достал вальтер и, направив ствол в живот тестю, сказал:
– Молись, старый! Хотя ты у нас неверующий, – и спустил курок. Осечка! Зять не шутил. – Ты вот неверующий, а за тебя на том свете кто-то там усиленно молится. Может, матушка твоя?
– Петро, ну скажи ты ему что-нибудь! – прохрипел Дворников, поворачиваясь к подошедшему Петешеву. – Да что же вы делаете-то? Вася, давайте же как-то все по-родственному вопрос решим. Не чужие же мы с тобой! У меня и в мыслях не было к мусорам идти! Разве ж я похож на такого?! Вася, ну ответь же что-нибудь.
– Охолони, старик! За столом что ты сказал? – зло бросил Василий, меняя патрон. – Помнишь?
– Вася, прости меня, дурака старого! Может, и сболтнул что-нибудь по пьяному делу. Так с кем не бывает! Не убивай меня, прошу тебя!
– Не могу, Иван, уже все решено. – Отшвырнул в яму Хрипунов патрон, давший осечку.
– Что же ты Ксении обо мне скажешь, когда один вернешься? Она ведь обо мне спрашивать будет.
– Не переживай! С Ксенией я все решу. Все-таки зять я для нее.
– Хочешь, я на колени перед тобой встану! Только не убивай!
Иван Дворников рухнул на колени и крепко вцепился в полы плаща зятя.
– Не поможет! Кончайте его!
Подошедший сзади Барабаев крепко ухватил Дворникова за волосы. Петешев достал из-за голенища сапога нож и резанул острым лезвием по судорожно задергавшемуся кадыку. Обильно хлынула кровь, заливая одежду Дворникова. Он еще стоял на коленях, пытаясь что-то произнести, но из горла вырывались только хрипы и бульканье, а потом, окончательно обессилев, он упал лицом в густую траву, захлебываясь кровью. Несколько минут Иван Дворников еще тяжело дышал, а потом затих. Петешев с Барабаевым спихнули труп в яму, забросали его свежевыкопанной землей и, выравнивая, тщательно затоптали место погребения. Теперь уже ничто не свидетельствовало о совершенном преступлении.
– Вот и кончился наш Иванушка, – заключил Хрипунов. – Дурной был человечишко, конечно, да и характер у него был не сахар, но какой-никакой, а родственничек все-таки… Давайте помянем. – Он достал из сумки бутылку водки со стаканами. Сорвал алюминиевую крышку с горлышка и разлил водку в подставленные стаканы. Выпили молча. Капли, оставшиеся в стакане, вытряхнули на землю. – Ладно, потопали до хаты! Нечего нам здесь топтаться. Не вурдалаки ведь! А потом, еще увидит кто-нибудь!
Словно оплакивая усопшего, заморосил чахлый тоскливый дождь.
– Скоро грянет! – произнес Большак. – Не хотелось бы промокнуть до нитки.
В дом тестя Василий Хрипунов вернулся только под самое утро. Теща встретила его встревоженным вопросом:
– А где же ты Ивана-то оставил?
Хмуро скосив глаз на Ксению, Василий поинтересовался:
– Самогонка у тебя осталась? Ну та… что мы с тестем пили? Пробрала она меня…
– Осталось полбутылки. Сейчас принесу.
Принесла из чулана бутыль самогона. Налила Василию в стакан и отрезала толстый кусок постной ветчины. Хрипунов выпил угощение одним махом, после чего затолкал в рот пальцами закуску.
– Так где же Иван-то? Ты чего молчишь? – спрашивала Ксения Богаткина уже со страхом, наблюдая за тем, как мощно работают челюсти зятя. Она уже угадала во взгляде Хрипунова самое страшное. – Ты меня пугаешь…
– Все, мать, оборвалась его струна!
Женщина притихла, оглушенная страшным сообщением, а потом ахнула и глухо произнесла, опускаясь на табурет:
– Как оборвалась?! Неужели убили? – И уже громко в голос: – За что?! Что он тебе сделал?!
– А самогонка у тебя забористая, Ксения. По мозгам бьет будь здоров! – мутным взором посмотрел Василий на тещу.
– Он же мухи не обидел! – разрыдалась Ксения. – Безобидный совсем, как ребенок!
– Ну что ты там все бухтишь, мать? Плохо ты его знаешь, он мог так накуролесить, что не приведи господи. – Подняв бутыль, Хрипунов налил в стакан самогонки и выпил в три больших глотка. – Хватит выть! И так тошно!
– Как же я без него? Прикипела я к нему всей душой.
– Не переживай, мать, получше найдешь! Помоложе!
– А мне не надо получше! – закричала Ксения, приблизившись к Хрипунову. – Ты моего Ваню верни!
– А теперь послушай меня, старая мегера! – понизил Хрипунов голос почти до шепота. – Пока я в добром настроении. Если хоть слово кому-нибудь вякнешь об этом!.. Сразу на кладбище в Татмазарки отправишься вслед за своим муженьком! Его без деревянного макинтоша закопали, а тебе мы из сосновых досок справим! В обиде не останешься.
От страха у женщины перехватило дыхание, она отшатнулась в ужасе от склонившегося над ней зятя, а когда наконец справилась с испугом, нашла в себе силы спросить:
– Как же это так могло случиться?! Ведь не чужой же он нам был!
Василий вдруг с размаху рубанул кулаком по столу. Пустой стакан станцевал чечетку на гладко струганных досках, а потом опрокинулся и с жалобным дребезжащим звуком разбился о деревянный пол.
– Прибери метлу, старая!.. Значит, нельзя было по-другому! Мусоров он хотел на нас навести. И хватит об этом! И еще раз предупреждаю… Если жить хочешь – должна молчать. А теперь слушай меня внимательно – и сделаешь так, как я тебе сейчас скажу. Возьмешь одежду и паспорт муженька, купишь бутылку водки и все это отвезешь в Ульяновск. У Ивана там, кажется, родственники живут? – хмуро посмотрел Хрипунов на тещу. – А там, где-нибудь на берегу Волги, в безлюдном местечке, и оставишь всю его одежду… И не забудь паспорт в карман пиджака положить! Откупоришь бутылку водки – половину можешь сама выпить, на помин души раба Божьего Ивана, а половину оставишь! Бутылку потом не забудь протереть, чтобы следов никаких не осталось! Пусть милиционеры думают, что муженек твой по пьянке утонул. Ты меня хорошо поняла?
– Да, – со страхом ответила Богаткина.
– А мужика мы тебе другого подыщем, молоть языком не стану… А вон хоть Леху Барабаева!
Ксения скорбно всхлипнула.
– Он парень что надо! Когда вызовут в милицию, то объяснишь им, что Иван взял из дома две тысячи рублей и поехал навестить своих родственников в Ульяновск. Ничего лишнего не болтай, пусть они тебе сами растолкуют, что муж твой напился и утонул по пьяному делу! А это тебе, – вытащил Хрипунов десять тысяч рублей, – за твои хлопоты и страдания. И чтобы соплей я больше не видел!
На следующее утро, всплакнув по мужу, Ксения Богаткина собрала вещи Ивана: брюки, пиджак, рубаху, ботинки, купленную накануне, и бутылку водки. «Что еще забыла? Про что там Васька говорил? Ах да, паспорт с собой нужно взять!»
Присела на стул перед долгой дорогой, потом отправилась на вокзал.
Приехав в Ульяновск, на высоком волжском берегу она долго выбирала место, которое должно было стать предполагаемым местом упокоения Ивана Дворникова. «Покрасивее нужно выбрать… да побезлюднее».
День выдался знойным – на песчаной отмели плескалась вездесущая ребятня, а с лодок рыбаки удили рыбу. Наконец место было определено – узкий пологий пляж с намытым темно-желтым песком между водой и крутой отвесной стеной мощных пластов суглинка.
Ксения Богаткина бережно сложила на берегу одежду мужа, засунула в брюки паспорт. Достала непочатую бутыль водки, сорвала перочинным ножом алюминиевую крышку и налила в стакан водки; отрезала от краюхи черного хлеба большой ломоть и круто его посолила.
– На помин души мужа моего Ивана Федоровича Дворникова, – произнесла Ксения и выпила водку небольшими быстрыми глотками. Съела кусок слегка зачерствевшего хлеба и окропила несколькими каплями место «могилы» мужа; протерла бутыль носовым платком. Посидела с полчаса на берегу, тоскливо всматриваясь в молочные барашки волн, а потом поплелась к пристани. «Вот и все похороны!»
Через два дня на одежду, аккуратно лежавшую на берегу, обратила внимание молодая пара, частенько прогуливавшаяся по берегу Волги. За прошедшие двое суток дождь уже успел подмочить аккуратно сложенный костюм, и на некогда чистых лацканах пиджака осела желтоватая пляжная пыль.
– Коля, а ведь эта одежда и вчера здесь лежала, – взволнованно произнесла девушка своему спутнику, – а за ней никто так и не пришел. Давай посмотрим, что там.
Подошли к одежде. Пляж оставался пустынным.
– Может, он утонул? – предположил парень. Он поднял наполовину выпитую бутылку и понюхал. – Водка! – он поставил бутылку на прежнее место. – Похоже, что был пьяный, полез в воду и захлебнулся.
– Надо в милицию сообщить, – сказала девушка.
– Пойдем… Как раз по пути будет.
В этот же день в одно из отделений милиции Ульяновска поступило сообщение о вещах, обнаруженных на берегу Волги. По паспорту, который обнаружился в кармане пиджака пропавшего, было установлено, что он принадлежит Ивану Федоровичу Дворникову, уроженцу города Казани, 1886 года рождения. Напрашивалась версия, что приезжий выпил лишнего, пошел купаться и, находясь в нетрезвом состоянии, утонул.
Уже на следующий день начались поиски тела. К работе были подключены бакенщики, рыбаки, водолазы, небольшие катера. Предполагаемое место гибели Ивана Дворникова прочесывали огромными сетями, опускались под воду водолазы, искали на берегах ниже по течению, однако тело так и не было обнаружено.
– Течением куда-то далеко утащило, – рассуждали рыбаки. – У этого берега оно сильнее. А может быть, где-нибудь за камни зацепилось. Так и лежит там.
– Возможно, что сом куда-нибудь под корягу уволок. Водились здесь когда-то сомы-людоеды. Но переловили их… Может, и остался какой-нибудь шальной, – рассуждали другие, – вот и бедокурит.
Глава 41В чем я провинилась?
Несколькими днями позже в отдел по борьбе с бандитизмом была приглашена жена Ивана Федоровича Дворникова – Ксения Васильевна Богаткина. Молоденький сержант проводил ее в кабинет начальника отдела, где ее дожидались майор Щелкунов и капитан Рожнов.
Виталий Викторович внимательно разглядывал свидетельницу. Выглядит очень моложаво, лицо хранит следы прежней привлекательности, одета неброско, но очень дорого. Выглядела спокойной, если не сказать, что безмятежной. «Неужели бабье сердце не чувствует потери? Ведь можно сказать, что вдова…» На лице с аккуратным правильным овалом не просматривалось и намека на беспокойство.