Золотистый сумрак обтекал два огромных кресла из кожи кремового цвета по правому борту. По левому же протянулся диван с небрежно брошенными атласными подушками у изголовья. Под иллюминаторами дугообразная панель из синего стекла. И на всем — креслах, диване, подушках, как тавро стояла монограмма Моргунова.
Стоило мне опуститься в кресло, перед глазами замигала красным надпись — «Пристегните ремни». Взревели турбины, самолёт начал разбег. Мягко вжало в сидение, когда космолёт, подняв нос, взлетел. Но видеть этого я не мог — иллюминаторы закрывали плотные жалюзи. Впрочем, сейчас ночь, что я мог увидеть? Но как же Моргунов не хотел, чтобы кто-то знал путь до его тайного пристанища! Даже мнеон не доверял.
Кондиционеры погнали свежий, приятный, какой-то вкусный воздух — аромат дорогой кожи смешался с запахом хорошего табака, кофе и свежей мяты. Смотреть фильм о Олеге, естественно, я не стал. Лишь погрузился в полудрёму, отравив мысли в свободное плавание. И они текли, текли, как полноводная река.
***
Проснулся я от того, что кто-то теребил меня за плечо. Потянулся, открыл глаза и замер.
— Хватит дрыхнуть, Артур! Идти пора!
Жалюзи над иллюминаторами были подняты, но из них не пробивался ни один луч света. Зато круглые лампы, встроенные в потолок и стены, горели ослепительно и как-то нереально ярко. И также фантастично выглядело лицо человека, разбудившего меня.
— О-о-ол-ег? — протянул я. — Ты здесь? Ты жив? Но как же это…
Он ухмыльнулся и плюхнулся на диван, раскинув руки по спинке. Посмотрел на меня, наклонив голову набок, словно видел впервые.
— Слухи о моей смерти были сильно преувеличены.
— А рука? Твоя рука?! Твои похитители прислали нам твою левую руку. А сейчас…
— А сейчас, — он поднял левую руку перед собой, пошевелили пальцами. — Мне сделали биопротез. Отличный. От настоящей руки не отличишь.
— Кто сделал?
— Я расскажу тебе. Потом, — Олег легко вскочил с дивана, одёрнул рубашку.
Я хотел спросить, куда делся полковник Кейн, но почему-то не решался. И лишь последовал за широко шагавшим Олегом к выходу.
— Ничего не понимаю. Где мы?
Я спустился по трапу. Довольно тесное, тускло освещённое помещение. Каким образом космолёт смог попасть сюда, когда от законцовок белоснежных крыльев до покрытых грязно-коричневым налётом стен,оставалось пару шагов?
— Это космическая станция, Арт. Станция, где живёт Моргунов. Где она находится конкретно, я тебе не скажу. Моргунов запретил. Да это и не важно.
— Ты живёшь здесь давно? — я нахмурился. — Почему не сообщил, что жив? Мы похоронили тебя. То есть… Объявили погибшим и провели ритуал.
— Я знаю. Но до поры, до времени мне не хотелось давать о себе знать, Арт. По соображениям безопасности. Ну, что, в себя пришёл? Тогда пошли. Моргунов ждёт нас.
Мы выбрались из дока и оказались в центре огромного цилиндрического помещения. Потолок из длинных ярко-синих ячеек — солнечных батарей. Шелестели платаны и вязы. Тёплый ветер разносил сладкий запах цветущих лип, и будто залитых белой и розовой пеной яблонь. По бокам их обрамляли апельсиновые деревья, усыпанные белыми цветами и ярко-оранжевыми плодами. Их ровные ряды разделяли каналы, сверкавшие так, словно их заполнили ртутью. Настоящий Эдем.
С тихим жужжаньем сверху спустился лёгкий катер. Завис рядом и Олег легко впрыгнул на сидение с торчащей сбоку ручкой управления. Когда я присел рядом, Громов дал по газам, и мы рванули куда-то вверх. Лихой разворот. И катер мягко опустился на выступающую площадку на уровне верхнего яруса, почти под самым потолком.
Просторная гостиная в английском стиле. Не очень разбираюсь, но скорее отнёс бы к правлению Георга V. Белоснежные стены, высокие окна, разделённые тонкими рамами на ровные квадраты. Лепнина по потолку. Диван, пара кресел — всё на изящном каркасе из красного дерева. В центре маленький столик со стеклянной столешницей.
— Подождём здесь, — сказал Олег и развалился на диване, скрестив ноги и подложив под голову руки. — Давай, садись.
Я устроился в кресле, и взгляд приковали две картины в позолоченных рамах, висящие в проёмах между высокими окнами. На одной был изображён молодой человек в кожаной куртке, с белым шарфом, шлеме и круглых пилотских очках-консервах. Сильно напоминал Громова.
На второй картине я увидел девушку в розовом платье, напоминающем перевёрнутые песочные часы — юбка-колокол, узкая талия, объёмные рукава. Декольте с оборкой открывало лебединую шею и плавную линию покатых плеч. Иссиня-чёрные волосы подвиты и убраны в скромную причёску. Но всё в этом портрете напоминало Эву — поворот головы, разрез «оленьих» глаз, грациозность, с которой девушка держала в руках письмо, узкие запястья, которые подчёркивали широкие манжеты. И ревность вновь сжала сердце в ледяные тиски, заполнила душу невыносимой горечью, от которой стало трудно дышать.
— Скажи, Олег, а какие отношения у тебя с Эвой Райковой?
Олег едва заметно пошевельнулся, зевнул и потянулся так, что хрустнули кости.
— С кем? — он открыл глаза, и взгляд его не выражал никакого интереса к моему вопросу.
— Журналистка Эва Райкова, — повторил я настойчиво. — Которая чуть не погибла во время теракта в телестудии. Вспоминаешь?
— Да? — он лениво почесал затылок. — Да никаких собственно. Не люблю я этих гламурных кисок.
Это определение оскорбило меня до глубины души. Олег врёт, — пронзила мысль. Пытается скрыть от меня их связь.
— Совсем никаких? — с подозрением спросил я. — Кажется, она брала у тебя интервью. На авиашоу.
Олег вскочил с дивана, подошёл к столику и налил себе воды из хрустального графинчика. На его щеках заметил тёмный румянец — значит, точно врёт! И тут ярость бросилась мне в голову — лучший друг увёл у меня женщину, которую я так люблю!
— Ну, да, брала. Я вспомнил. И ещё пару раз приставала с чем-то. Но я отшил её. Много воображает о себе.
Олег вернулся на диван, уселся, широко расставив ноги, и повесил руки между коленями.
— Артур, я не собираюсь её отбивать у тебя. Ты влюблён. А мне нет дела до неё. У меня сейчас есть женщина, которую я... Ну, в общем, она мне нравится. Побольше твоей Райковой.
— Откуда ты знаешь, что я влюблён? — кровь бросилась мне в голову, обдала жаром с ног до головы.
— Эва говорила, что ты выложил кучу бабла за её лечение. У неё мозги отказали, а ты оплатил восстановление. Мог и не платить. У таких девиц мозгов все равно нет.
Он обидно хохотнул и откинулся на спинку дивана. Всё в его расслабленной позе говорило о том, что он издевается надо мной. Над моими чувствами, мучениями!
— Как она могла говорить тебе? И зачем? Ты… ты… всё врёшь!
Я вскочил с кресла, ринулся к Олегу, и по дороге рука рефлекторно схватила хрустальный кувшинчик. Трах! Я опустил его прямо на голову Олега. Взрыв стеклянных осколков. Вскинув ноги, Громов передёрнулся и тряпичной куклой медленно сполз вниз. Ничком распластался на паласе. И лужа крови залила выцветший восточный орнамент.
Господи, что я наделал? Опустившись рядом на колени, и с ужасом увидел, что стеклянный осколок воткнулся Олегу в шею, оттуда хлестала алая кровь. Зачем? Зачем я это сделал?
Глава 13. Страхи
Артур Никитин
Я вздрогнул, словно от удара током, когда кто-то потряс меня за плечо. Страшась своего же желания, попытался осторожно оглянуться. И тут реальность помутнела, начала таять, расходиться в стороны, будто кто-то раздвинул театральный занавес. Я передёрнулся всем телом и … проснулся.
— Господин Никитин, мы идём на посадку. Пристегните ремни.
Сквозь жалюзи, закрывавшие иллюминаторы, розовел рассвет, наполняя салон золотистой дымкой. Рядом с креслом, чуть склонившись, стоял полковник Кейн, тёмное от загара лицо выглядело подобострастно, и на удивление не уместно.
— Благодарю вас, полковник, за заботу, — я сумел выдавить из себя несколько слов.
Мерное гудение двигателей перешло в натужный гул — космолёт, опустив нос, начал снижаться. Но, по-прежнему, я не представлял, куда меня привезли, напряжение в солнечном сплетении росло, увеличивалось, колени стали слабеть. Ладони покрыл липкий пот. И по виску скатилась противная струйка.
Космолёт тяжело коснулся полосы, вжался в него всей своей массой. Вдавило в кресло с такой силой, будто сверху навалился бегемот. Завизжали, заскрежетали шасси. Задребезжали стаканы на полированном столике, разделявшем меня с полковником, на бесстрастном лице которого не отразилось ни малейшего волнения. И в голове мелькнула мысль, что в экипаже не очень опытные пилоты — Олег умел сажать любой летательный аппарат так мягко, словно клал младенца в люльку. Хотя я знал, что сам он не ощущает перегрузок. Но чутье пилота, его умение вызывали восхищение. И вновь боль утраты заполнило душу, и прожёг стыд, что пусть во сне, кошмарном сне, я хотел убить его.
Мы остановились. Повисла на миг тишина. Отстегнув ремни, я хотел встать, но космолёт дёрнулся, и платформа под ним начала медленно опускаться.
Когда сошёл по трапу, испытал острый приступ дежавю. Но теперь я понимал, каким образом космолёт попал в этот тесный ангар. Хотя здесь на стенах не было грязных потёков. Наоборот. Они были девственно чистыми, отделаны матовыми панелями серебристого цвета, пол покрыт тёмно-серым материалом со светлыми вкраплениями. И немного пружинил под ногами.
Двери распахнулись, закружилась голова от пьянящего аромата цветущих лип и яблонь. Что за чертовщина? В жизни не видел этих ровных аллей платанов и вязов, которые разделяли зеркальные воды каналов. Как, каким образом эти картины пробрались в мой кошмар?
Но тут пелена спала с глаз. Нет никакого сада, парка, аллей. Тесное помещение с глухими стенами, по которым змеились толстые кабели. В центре — круглая шахта лифта.
— Господин Никитин, — ко мне шагнул высокий молодой человек в темно-сером костюме. — Приветствую.
И я узнал Генриха Моргунова. Он схватил мою руку, потряс: