— Я провожу вас в апартаменты. А вы, полковник,можете быть свободны.
Кейн вытянулся, щёлкнул каблуками и удалился.
Генрих посторонился, пропуская меня в кабину. Когда за его спиной сошлись створки,лифт с мягким гудением тронулся и стал опускаться. На овальном табло менялись цифры, и, проходя очередной этаж, едва заметно гас и вновь загорался свет.
— Вы знаете, доктор Никитин, — прервал тягостное молчание Генрих. — Земля на грани катастрофы, а вы здесь будете в безопасности. Мы обеспечим вас всем необходимым.
Что я мог ответить? Неужели нельзя было объяснить, в чем дело сразу? И не привозить меня тайно чёрт знает куда! Со мной обошлись, как с преступником, как с последним мерзавцем, которого надо изолировать от общества! Идиотизм.
Лифт остановился. С тихим шипением разошлись створки. И я поёжился. Широкий коридор, конец его терялся где-то в темноте. Пол скрыт серым ковром с коротким жёстким ворсом. Стены глухие, отделаны белыми панелями.
— Это жилая зона, — объяснил Генрих. — Вот ваши апартаменты.
Мы остановились напротив абсолютно голой стены. И лишь присмотревшись внимательно, я заметил, что в ней есть дверь. Она отличалась цветом, была чуть утоплена, но ни ручки, ни косяков, ни кодового замка.
— Не волнуйтесь, доктор, — Генрих одобряюще улыбнулся, видимо, поймав мой непонимающий взгляд. — Смотрите внимательно.
Он провёл ладонью на стене на уровне глаза. Краска будто облезла, обозначилась панель с цифрами и символами.
— Ваш код — АН-346. Запомните.
Дверь отошла с мягким шипением, за ней оказалась прихожая, которая вела в гостиную. Белые стены, бежевые шторы на окнах, за которыми проглядывала голографическая имитация сада. Низкий диван, обитый кожей кремового цвета, у стены, пара кресел в тон ему. И даже камин, отделанный серым с розовыми прожилками мрамором. А на полке его — старинные часы в деревянном полированном корпусе.
— Надеюсь, вам понравиться здесь.
Я устало опустился на диван, откинулся на спинку.
— Генрих, мне нравится. Но скажите откровенно. Я пленник? Ведь так?
— Ну что вы, господин Никитин, — Генрих смутился, зарделся как девочка. — Вы не пленник. Это сделано лишь для вашей безопасности. Поверьте, как только вы закончите работу. И главное — как только на Земле восстановится порядок, вы вернётесь домой.
— Работу? Но для этого мне нужна лаборатория, суперкомпьютер, персонал, приборы, испытательный стенд, генератор, плазменная установка…
— Не волнуйтесь, доктор Никитин. Мы все предусмотрели.
— Мы? Совет Десяти?
— Совет? Ах, да. Конечно-конечно. Именно Совет. Да, скоро вы обо всём узнаете.
Показалось, Генрих растерялся. Словно у него сбился алгоритм, и он попал в подпрограмму, которую разработчик не предусмотрел. Но это длилось лишь мгновение.
— Располагайтесь, доктор. Через некоторое время вы всё узнаете подробно.
Когда за Генрихом закрылась дверь, я решил обследовать моё жилище. Спальня с такой большой кроватью, что на ней могли спокойно расположиться человек пять. В гардеробе аккуратно висело несколько отлично пошитых костюмов, на полочках — большая стопка рубашек, в ящиках — белье, носки. Цилиндр из матового голубоватого пластика — душевая кабинка.
Я толкнул дверь и остановился на пороге. Пустота. Белые стены, никакой мебели, ничего. Но стоило туда вступить, как из пола вырос стол из белого пластика, похожий на трамплин. Вокруг него по периметру разошлись дугой и ярко вспыхнули голографические экраны. У стены обозначились высокие, выкрашенные тёмно-синей краской, шкафы.
Я удобно расположился в кресле, вгляделся в экраны. Так, вот это мне и нужно. Система вызвала схему помещений, и я решил изучить подробней. Здесь, кажется нечто похожее на оранжерею. Ровные ряды кустов, грядок, сверху системы полива. Вычислительный центр. Высокие глухие шкафы с причудливо переплетёнными между собой блестящими трубами охлаждения. Жилые помещения — много ячеек с номерами, но без имён. Но чаще всего я натыкался на надпись: «Доступ запрещён».
Я вскочил, взъерошил волосы и прошёлся быстрым шагом, пытаясь усмирить колотившееся сердце. Я так и не смог ответить на вопрос, где нахожусь. На Земле или все-таки на космической станции? И если всё-таки на Земле, то где конкретно — глубоко под землёй, или под водой? По моим ощущениям сила тяжести здесь была чуть меньше. Но почему? Возможно, мы находились где-то высоко в горах?
Всё это походило на комфортабельную тюрьму или психиатрическую клинику для богатых пациентов. Нет, бежать отсюда я не собирался. Зачем? Это не имело смысла. Но как любой человек, чью свободу ограничили, я хотел знать, насколько.
— Привет, Артур! Рад, что ты, наконец-то, присоединился к нам!
Я вздрогнул от звуков знакомого голоса. Обернулся. На экране красовалась довольная физиономия Грушевского.
— А ты как давно здесь? — поинтересовался я.
— Ну, — Грушевский на миг задумался. — Пару дней. Как-то так.
Я понял сразу, что он лжёт. Ответил не сразу, отвёл глаза, и губы у него дрогнули.
— А кто ещё здесь?
— Да всё! — Грушевский широко улыбнулся. — Только тебя не хватало! Я зайду к тебе? Не возражаешь? Покажу тут кое-что. Как говорится — введу в курс дела.
***
— Как вы знаете, господа, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, проект, который возглавлял Артур Никитин, будет разрабатываться в несколько иных условиях.
Голос Моргунова звучал под гулкими сводами конференц-зала слишком пафосно и раздражающе.
А ещё сильнее вызывало досаду, что здесь за большим овальным столом собрались не только люди, которых я был рад увидеть — Грушевский, Макс Грант, главный конструктор двигателей на антивеществе, или Генрих. Но и Красимир Золин с женой Ольгой — их присутствие вызывало раздражение.
Золин выглядел неважно, усталым и апатичным. Нет, он по-прежнему производил впечатление своим здоровым и моложавым видом, но казалось, держаться прямо ему трудно и затянувшиеся собрание высосало из него всё силы.
Чего нельзя было сказать об Ольге, которая просто светилась злобной радостью. Пару раз мы встретились взглядами, и на её тощем лице возникла такая отвратительно-торжествующая улыбка, что стало не по себе.
В полированной столешнице рассыпался блеск трёх шикарных хрустальных люстр. Так что это место сильно контрастировало с остальными помещениями, где я успел побывать вместе с Грушевским. Впрочем, там были офисы, вычислительный центр, лаборатория, испытательный стенд. Им красота совсем ни к чему. А здесь дизайнеры постарались.
Многоступенчатый выбеленный потолок повторял формой стол и опирался на квадратные колонны, стены обшиты панелями из красного дерева. Картины в позолоченных рамах. И кресла с высокими спинками.
Над столом висел голографический шарообразный экран, куда выводились схемы, чертежи, графики по моему проекту. И то, чем я особенно гордился — звездолёт. Его вытянутое длинное тело-стержень с насаженными на него кольцами, выглядело, как произведение искусства.
И тут я кое-что вспомнил.
— Господин Моргунов!
— Да-а-а? — он повернул ко мне голову.
— Дело в том, что есть определённые проблемы. Капитаном звездолёта и спейс-файтера, флагмана, должен был быть полковник Олег Громов. Но сейчас…
— Это не имеет никакого значения, — раздражённо оборвал меня Моргунов.
Думаю, он злился не только из-за того, что гибель Громова мешала воплощению проекта. Мешала дикая популярность полковника. Истерия охватила всю Землю. А Моргунов не терпел конкурентов.
— Но мы делали управление под сверхвозможности Громова, — пытался объяснить я.
— Послушайте, Никитин, — встрял Золин. — Разве вам до сих пор неизвестно, что ваш проект потерпел изменения? Серьёзные. Отсутствие Громова, — он усмехнулся. — Малозначимая вещь.
— Да, Артур Борисович, — мягко вмешался Генрих Моргунов. — Дело в том, что госпожа Золина доказала. Достаточно убедительно… Гамма-излучение, открытой вами Сверхновой, рассеялось и уже не представляет никакой опасности для Земли…
Эта сука бросила на меня такой победоносный взгляд, что казалось даже чёрные волосы, разбросанные по худосочным плечам, зашевелились, как змеи, словно захихикали. Я сжал под столом руки, представляя, как обхватил бы цыплячью шею Ольги, торчащую из белого отложного воротничка, и со злорадным удовольствием ощутил, как ломаются позвонки.
— Именно так, — Моргунов-старший покачался в кресле, задрав подбородок.
— Тогда зачем я здесь? — поинтересовался я, перекатывая желваки.
Мою дерзость Модест будто бы не заметил. И даже сделал вид, что ободряюще улыбнулся. Хотя в тёмных глазах промелькнуло нечто странное, адский огонёк.
— А вы, профессор, займётесь не менее важным делом. Будете доводить до ума свою разработку. Ту самую «ловушку», которую использовал Беккер. В эффективности её мы всё убедились.
— Но, Пьер… господин Моргунов, это невозможно! — неодобрительные взгляды скрестились на мне — я спорил с самим Председателем! — Вы видели, что применение этого приводит к последствиям… К чудовищным последствиям. Я не могу гарантировать…
— Ничего-ничего, Артур, — сидевший рядом Грушевский мягко сжал мне руку, пытаясь остановить. — Я видел твои расчёты… Там всё уже почти…
— Да, чёрт возьми! — я вырвал руку, и гнев ударил в голову, пробудив вновь болезненные воспоминания об Эве, Олеге, той страшной минуте, когда увидел, как обратная тяга торнадо засасывает космолёт Беккера. — Это опасное оружие! Его контролировать нельзя!
— Сейчас нельзя, — на удивление доброжелательно махнул рукой Моргунов-старший. Покачался на кресле, поставив локоть на подлокотник, и оперев на пальцы подбородок. — Но у вас будет время провести опыты, сделать расчёты. Господин Грушевский, вы показали Никитину лаборатории?
— Да, конечно, господин Моргунов.
— Но для испытаний нужна как минимум мощнейшая электростанция!