— Да, да, да. Именно так, — вмешался Генрих. — Здесь есть такая. Я покажу вам, доктор. И ваша разработка. Она потрясающая.
— И самое главное, Никитин. Ваша разработка поможет нам смять Сопротивление! — Моргунов ударил кулаком по столу так, что я ощутил явную вибрацию. — На Земле хаос! И все средства хороши для того, чтобы восстановить порядок.
Впервые видел Моргунова в таком гневе. Сил спорить уже не было, и я замолчал.
— И, кстати. Должен кое-что сказать о вашем друге, полковнике Громове. На Земле развелось слишком много его двойников. Это уже неприлично. Бессмертный пилот, — усмехнулся магнат. — Не допущу распространения этой заразы, — в такт словам Моргунов хлопнул ладонью по столу. — Совет Десяти постановил, что любой человек, который выдаст себя за Громова, будет арестован, предан суду и уничтожен.
— Господин Моргунов, — запротестовал я. — А если мы ошиблись и настоящий полковник всё-таки жив? То, что…
— Олег Громов объявлен мёртвым. Он похоронен. У него есть могила. И если он — не Иисус Христос, воскреснуть он не может. Всё! — Моргунов опять ударил ладонью по столу. — Вы всё ведёте определённый фронт работ. И будете отчитываться теперь перед Генрихом каждый день. А раз в неделю я должен буду получать результаты вашей работы. Всё ясно?
После окончания совещания с Моргуновым, долго не мог прийти в себя. Ощущал себя опустошённым, надломленным, потерянным. И когда Генрих предложил показать электростанцию, поначалу хотел отказаться. Но научное любопытство взяло вверх.
Лифт спустил нас ещё глубже, а затем узкий, плохо освещённый коридор с неровными, покрытыми грязными потёками, стенами привёл сюда.
В центре огромного зала круглая камера высотой с десятиэтажный дом ощетинилась длинными тонкими цилиндрами по восемь в ряд, будто растревоженный ёж иголками.
Когда платформа подняла нас наверх, Генрих с удовольствием начал рассказывать:
— В этих цилиндрах находятся конденсаторы и линии передач. Они подают в реакционную камеру — вот эту, на которой мы стоим, импульс электротока силой в сотни миллионов микроампер. Это создаёт сильные магнитные поля вокруг цилиндра с капсулой, где находится особое вещество — топливо. Когда оно начинает сжиматься, зелёный лазер мощностью в триллионы ватт нагревает его. И затем осуществляется ядерный синтез. Происходит выброс нейтронов большой энергии. Огромной энергии. Эта установка питает весь комплекс здесь.
— У вас получается энергия из ничего? — усмехнулся я. — Это противоречит второму началу термодинамики.
— Да, верно, — Генрих смущённо и в то же время гордо улыбнулся. — Благодаря открытому мною топливу. Мы смогли добыть его из магмы Земли.
Ага! Значит, всё-таки мы находимся под землёй, а не в космосе. Уже легче.
— Открыли новый элемент?
— Да, я назвал его модестий. В честь отца.
— А почему не Моргуновий?
— Это слишком обще. Мне хотелось посвятить это открытие отцу. Оно стало возможным благодаря ему.
Да, парень всё-таки умён. Если не сказать — гениален. Не скажешь, что сынок высокопоставленного родителя. Без денег Моргунова он, конечно, мало бы чего достиг. Но всё же. Я не справедлив. Генрих — молодец.
— А ещё я хочу вам показать установку по созданию плазмы. Это тоже интересно.
В следующем зале поменьше я увидел длинную станину, закреплённую в центре на квадратных ножках из металлического сплава, и нависающие над ней «бочки».
— Эти резервуары, — объяснил Генрих — инжекторы нейтрального пучка. А по обе стороны от активной зоны реактора — электромагниты. Импульс сильного тока возбуждает их, превращая топливо в плазму. Круговой ток создаёт магнитное поле, которое удерживает плазму как в клетке. Потом ещё один импульс тока через электромагниты — кольца плазмы сталкиваются со скоростью равной одной шестой скорости света. Образуется крупный трубчатый сгусток. Инжекторы поддерживают вращение вокруг оси, добавляют топливо и стабилизируют. И таким образом, профессор, мы можем получить огромное количество плазмы. Чтобы использовать её где угодно.
— А именно?
— Ну, например, в двигателях. Для звездолёта. Спейс-файтеров. Эту установку мы ходим установить там.
— Не понимаю, Генрих, — я прошёлся вдоль махины, отливающей платиновым блеском. — Выглядит красиво. Но зачем Моргунову эта установка? Насколько я понял, мой проект по созданию звездолётов закрыт? Всё прекрасно и удивительно. Земле ничего не угрожает, — я криво усмехнулся.
— Нет, профессор. Не закрыт! — возбуждённо воскликнул Генрих, глаза его вспыхнули таким лихорадочным блеском, что удивило, и даже напугало меня. — Звездолёт будет! И даже не один. А несколько! И мы установим на них двигатели. Возможно, они смогут преодолеть скорость света.
— Это как? Плазменные двигатели имеют не такой уж высокий импульс. Даже достичь скорости света с ними немыслимо. А уж преодолеть, — я махнул рукой.
— Нет-нет. Вместе эти установки создают аналог двигателя Алькубьерре. Вот, смотрите, как это работает.
Он вызвал экран — заискрилась голубоватым свечением рамка. Обрисовался в проекции двигатель. Я вгляделся в технические характеристики. Ну что ж. Проверка бы не помешала, но на первый взгляд, очень реалистично.
— Ну, предположим, мы сможет это сделать. Зачем? Золина вон доказала, что мои идеи — пшик. Ничего не стоят. А вы поддержали её.
Генрих на миг помрачнел, между бровей залегла глубокая складка, что сделала его старше.
— Знаете, доктор, — медленно проронил он. — Хоть я не так много прожил на Земле, уяснил одну вещь. Чтобы достичь желаемого, иногда надо идти на компромисс. Понимаете? Я согласился с Золиной и с отцом. Но мы все равно идём в том же самом направлении. Разве это не здорово?
— Да, здорово. Но зачем? — я развернулся и взглянул пристально в глаза Генриха, пытаясь найти ответ на мой вопрос. — Или Моргунов хочет завоевать другие планеты, цивилизации? А? «Я этого хочу. Значит, это будет».
— Возможно, — Генрих уклонился от прямого ответа, но казалось, согласился со мной. — В любом случае отец не перестал финансировать ваш проект. Просто он теперь развивается в ещё одном направлении.
— Создание оружия? Так?
— «Стреляет не оружие, стреляет человек». Вселенная может быть враждебна. Придётся защищать себя.
Я прошёлся по площадке, постукивая ребром ладони о перила. Выглядело всё это грандиозно. Термоядерный синтез, плазма, двигатели. Именно об этом я мечтал. Мы мечтали, — пронзила мысль. Вместе с Олегом.
— Жаль, что Громов никогда не увидит этого, — вырвалось у меня.
— Ну, почему же? — Генрих хитро улыбнулся, вскинул подбородок, прямо в точности, как это делал отец, когда собирался озвучить какую-то, по его мнению, гениальную мысль. — Золин работает не только над проблемой омоложения. Он ещё и занят клонированием. Как вам эта мысль?
— Никак, — я развернулся к Генриху, сложил руки на груди. — Клонирование — тупиковый путь. Мы можем повторить тело, но не мозг. Появится ещё один Олег Громов. Лишь номинально. Пустой чистый лист. Мы не может восстановить его навыки, которые у него в голове, — я постучал пальцем по виску.
— Вы не правы, — покачал головой Генрих.
— Не прав? Хм.
— Из-за сверхвозможностей Громова его сознание каждый день сканировалось. Так что теперь мы обладаем уникальной базой данных. И может создать не одного, а несколько полковников.
Мечта Грушевского — бессмертная элита, «аристократия разума» в действии.
— А как же приказ вашего отца? Уничтожать двойников Громова?
— Ну, это же не настоящий полковник. А один из бандитов. Тех, кто выдают себя за Громова, чтобы грабить, убивать. Сеять хаос. А тут будет реальный… ну как бы это сказать. Генетически реальный двойник.
Эта мысль внезапно напугала меня так, что прошиб ледяной озноб. Воскресить Олега Громова, но не таким, каким я знал его со всеми его недостатками, которые порой привлекали больше, чем достоинства, а создать по заказу Моргунова марионетку! Наверно, и мой мозг так же подвергался сканированию. Если магнат захочет, он уничтожит меня, и создаст копию. Раба, который будет полностью соответствовать его представлениям о том, как и что нужно делать. Чёрт возьми, а что если вокруг меня уже одни марионетки? И Генрих, который исподволь прощупывал меня? И Грушевский? И Золин?
Нет, я становлюсь параноиком. Может быть, это разыгралась клаустрофобия?
Но ведь здесь я в ловушке, меня можно легко убить. Заменить кем угодно. Клоном, андроидом, лишёнными всякой морали и человечности. Просто использовать мои мозги, как компьютер. Ноги и руки стали ледяными, на затылке противно повлажнели волосы.
И словно услышав мои страхи, резко и злобно взвыла сирена.
— Превышен уровень ядерного синтеза. Превышен уровень ядерного синтеза. Критическая температура. Критическая температура, — женский механически голос прозвучал нейтрально, но напугал до полусмерти.
Генрих застыл, и краска медленно сошла с его лица. Задрожали губы, он замахал головой, словно хотел сказать: Нет! Нет! Не может быть!
Глава 14. Высший пилотаж
Олег Громов
Град раскалённых болтов сбил с ног, швырнув об стену. Комбез смягчил удар, но все равно пронзила острая боль в затылке, копчике, лопатках. Я сполз вниз. Повисла перед глазами кровавая мутная пелена. Всё расплылось, поплыло. Платформа, на которой раньше было оружие, превратилась в серый бесформенный холм. Стены закачались, потекли, забурлили, как грязный речной поток. Пол вспучился, покрылся ямами и буграми. Закружилась голова, мысли пошли в пляс. Казалось, это длилось целую вечность. Но злость и досада отрезвили меня. Я — один, а врагов целая куча! Суки! Ублюдки.
Тряхнул головой, пронзила острая боль, но зрение сфокусировалось, обрело чёткость. И я увидел, что по потолку проходит туннель из голубоватого прозрачного материала, увитого трубами.
Левую руку объяло жаром, и я потянулся было к ней, чтобы вытащить парочку пластидов.