Военное время чувствовалось и в деревне. В первую очередь — из-за того, что осталось очень мало молодых мужчин: почти всех призвали в Красную Армию. А те, что остались, на зиму «завербовались» валить лес близ станции. Ведь там, помимо создания армейских лагерей, ещё и начиналось строительство какого-то завода. Часть из них уже вернулась, и теперь рубили огромный лабаз, куда собирались складывать удобрения, выделенные областными властями колхозу.
— Вот видишь, Андрей Митрофанович, это не прежние времена, когда только кулаки всё имели, — не удержался председатель от намёка на отца Кати, когда они пришли оформлять документы о выходе из колхоза и скором освобождении выделенного дома. — Советская Власть и о простых людях, объединившихся для совместной обработки земли, заботится. Вон, удобрение выделила, трактор прислала. Да такой, каких даже до войны не делали!
Трактор действительно был на загляденье! Сверкающий ярко-голубым лаком, с огромными задними колёсами и передними поменьше. Но и те, и другие — не стальные, как было в первые пятилетки, а с мощными резиновыми шинами, на которых сразу сформированы грунтозацепы. Так что его можно хоть по полю пускать, хоть на дорогу: не повредит он её. На боковины капота нанесены краткие надписи — «Беларус». И то, что председатель назвал мощность двигателя 130 лошадиных сил, просто поражало. Учитывая, что вся Белорусская ССР сейчас под немцами, взяться они могли только из одного места. Того же самого, откуда взялись Петров с Бошировым.
Догадку, можно сказать, подтвердил и тракторист, возившийся с этой машиной неподалёку от правления колхоза. Андрей подошёл поглазеть на диковинку, а тот, услышав хруст снега за спиной, попросил:
— Не поможете поддержать вот эту хреновинку. Простите, товарищ командир, не видел, что вы в форме, — принялся он извиняться, когда уже вставил болт в какое-то отверстие.
— Да ничего, ничего, — успокоил его сапёр и представился. — Старший лейтенант войск НКВД Кижеватов.
В глазах тракториста, мужчины лет сорока пяти мелькнуло какое-то странное выражение.
— Тот самый? А разве вы в Брестской крепости не погибли?
— Как видите, — усмехнулся Андрей. — У нас здесь многое не так случилось, как там, у вас.
— Где это «там»? — сделал вид мужчина, что не понимает.
— Да ладно, — засмеялся Кижеватов. — Но за то, что тайну не разглашаете, хвалю. — Нравится тут, у нас.
— В общем-то, неплохо. Я думал, что голоднее будет…
Да уж… После рассказов товарищей из будущего, как в войну было у них, Андрей и сам не ожидал, что с продуктами всё окажется не так уж и плохо. Хотя хлеб и по карточкам, но его пока хватает. Полбуханки белого и полбуханки чёрного на человека в день. Так что никакой спекуляции. Кило сахара-песка на месяц, в городах мясо по карточкам выдают. И даже сливочное масло пополам с маргарином по двести граммов на человека в месяц. На фронте — тушёнка в жестяных банках. Петров и Боширов морщились от того, что, по их словам, «старая, со складов длительного хранения», но на заданиях ели за милую душу. По словам Кати, в магазине иногда «выкидывают» макароны и разные крупы, печенье, солёные сухарики. С махоркой для любителей покурить никаких проблем нет. Первое время пребывания семьи в Селиксе были перебои с электричеством, но потом всё наладилось.
Молодёжь ходит нарядная. Причём, многие вещи и обувь, явно поношенные, но ещё добротные, раздают бесплатно. Немного, но все уже давно забыли 1920−30-е, когда на всю семью имелись одни сапоги, а у мужчин единственные штаны.
— Рослым и полным хорошо, — поделилась супруга. — Им ничего подгибать и ушивать не надо, а вот тем, кто пощуплее и помельче, подходит только то, что называют «детским». Но и то ладно! А в Москве с этим как?
— Не знаю, — честно признался старший лейтенант. — Мне пока не до магазинов было. Вот приедем на место, и сама увидишь. Главное, успеть до того времени, как снег таять начнёт, а то председатель ни за что лошадь с санями не даст.
После того, как маршал Шапошников излечился от застарелого туберкулёза лёгких, он даже внешне стал выглядеть лучше: появился румянец на щеках, сгладились морщинки вокруг глаз, в которых теперь стало возможно заметить задорный блеск. И так рьяно окунулся в работу, словно ему шёл не шестидесятый год, а было лет на десять меньше.
По возвращении из Российской Федерации, где Борис Михайлович успевал совмещать курс лечения с изучением трудов по военной науке, вышедших уже после его смерти в «параллельном» мире, он сам обратился к Сталину с вопросом, как поступить с Василевским.
— У потомков он заменил меня в начале 1942 года и проявил себя выдающимся руководителем Генерального Штаба. У нас же, если я останусь в этой должности, он так и будет прозябать на вторых ролях.
— Вы хотите отправиться на покой? — задал прямой вопрос Вождь.
— Не хотелось бы, товарищ Сталин. Но не хотелось бы и терять столь выдающегося штабиста. Тем более, помимо медикаментозного лечения, я пережил и хирургическую операцию, которая, как утверждают доктора из будущего, не очень хорошо сказалась на моём сердце. Поддерживающие его препараты я принимаю регулярно, но… беспокоюсь. Может быть, нам стоит создать для Василевского должность первого заместителя начальника Генерального Штаба? Я же, в свою очередь, постараюсь вырастить из него своего полноценного преемника, помогу ему избежать некоторых ошибок, допущенных им на начальных этапах руководства Генштабом.
— О каких именно ошибках вы говорите?
— Например, планирование неудачного наступления под Харьковом, приведшего к выходу немцев к Сталинграду.
Иосиф Виссарионович тогда размышлял несколько минут, после чего одобрил предложение маршала.
И вот на заседании Государственного Комитета Обороны Борис Михайлович сидел в числе «слушателей», а у карты с указкой стоял его ученик, получивший звание генерал-лейтенанта за разработку контрудара на Московском направлении, не только сорвавшего германский план «Тайфун», но и отбросившего немцев на исходные позиции, с которых они начинали военную операцию. Да, зимним ударом на Москву Гитлер сорвал зимнее наступление, планами которого был предусмотрен выход Красной Армии на границу между РСФСР и Белорусской Советской Социалистической Республики, но окружение и уничтожение нескольких немецких дивизий под Брянском и Орлом стало первой крупной победой после целой череды отступлений РККА. Крупной победы, поскольку в уничтожении большей части Танковой армии Гудериана и значительной части 2-й полевой армии оказались задействованы силы сразу нескольких фронтов: Западного, Брянского и Курского. Не считая отражения наступления и контрудара севернее, в полосе Западного фронта.
— Таким образом, на конец зимы линия фронта стабилизировалась на всём протяжении от Мурманска до Одессы. В ходе зимних боёв выдохлись и мы, и противник. Ни у нас, ни у немцев не осталось свободных резервов для наступления, которое, к тому же, будет сопряжено с трудностями, которые вызовет таяние снегов и неизбежная при этом весенняя распутица. Генеральный Штаб ожидает активизации боевых действий противника не раньше начала июня.
— Это понимают все, — кивнул Сталин, как обычно, прохаживающийся по кабинету. — Но имеем ли мы право дожидаться окончания распутицы, пока враг топчет нашу землю? Тем более, сроки распутицы под Мурманском и Ленинградом одни, под Смоленском и Брянском другие, а под Одессой и Кировоградом и вовсе третьи.
— Как вы знаете, товарищ председатель Государственного Комитета Обороны, в последнее время по известным причинам мы были вынуждены направлять бо́льшую часть резервов и боевой техники на Московское направление. В ущерб, в первую очередь, Карельскому, Ленинградскому и Южному фронтам, где ситуация не просто застабилизировалась, а противник даже был вынужден снять часть соединений ради прорыва к Москве. Согласно планам, разработанным в Генеральном Штабе, в ближайшее время возможно нанесение удара Юго-Западным фронтом для ликвидации плацдарма на левом берегу Днепра, который противник захватил, воспользовавшись ледоставом.
— И вернуть Киев? — прищурился Верховный Главнокомандующий.
— Никак нет, товарищ Сталин. У Юго-Западного фронта генерала Кирпоноса недостаточно сил для такой операции. Речь пока идёт лишь о том, чтобы отбросить противника за Днепр. Тем не менее, этим мы уже лишим его возможности наступления на Левобережной Украине.
— А что, есть предпосылки для того, чтобы ожидать такое наступление?
— Вероятность подобного развития ситуации Генеральный Штаб оценивает как высокую. Пытаясь поставить себя на место Гитлера, мы предположили, что данный плацдарм может быть использован для нанесения удара по левому берегу Днепра, вдоль которого генерал Кирпонос держит не сплошную линию обороны, а подвижные соединения, способные оперативно отреагировать на попытки захвата новых плацдармов. Продвижение на юг с Бориспольско-Броварского плацдарма позволит наращивать противнику силы путём наведения переправ и ввода в прорыв новых соединений, сконцентрированных на Правобережье. Таким образом, в течение примерно месяца немцы смогут не только выйти в тылы Южного фронта, но и, при благоприятном для них развитии ситуации, полностью охватить Южный фронт, прорвавшись к Чёрному и Азовскому морям, а также в Криворожский бассейн и к Харькову.
— Значит, нужно вскрывать этот нарыв, — качнул головой Вождь. — Но вы уверены, товарищ Василевский, что Гитлер выберет главным направлением боевых действий кампании 1942 года именно Левобережную Украину? Как мне докладывают, он не снял ни единой дивизии с Московского направления. Мало того, после нашего зимнего контрнаступления их число выросло с девяноста до ста.
— Это так, товарищ Сталин. Но мы наблюдаем и увеличение численности германской армии на Правобережной Украине. В первую очередь — танковых соединений.
— А они у германцев ещё остались? — скептически хмыкнул Ворошилов.
— Разрешите, товарищ Сталин? — поднялся с места начальник внешней разведки.