Поминки проходили в узком кругу. Она хорошо запомнила застывшую маску лица деда и белое, бескровное лицо матери. Бабушка не приехала, зато появились родители мамы – странноватая немногословная пара совершенно чужих для нее людей, которых Глория увидела во второй раз в жизни. Первая встреча произошла где-то за границей. Она была совсем маленькой, когда мать привезла ее в далекий город с узкими горбатыми улочками, остроконечными католическими соборами и старинными домами, сложенными из посеревшего от времени песчаника. Вот улочки и храм с высоким шпилем и стрельчатыми окнами она запомнила, а родителей матери – нет. От этой встречи осталось только ощущение холодности и разочарования. На поминках они тоже держались отстраненно и высокомерно.
Лишь спустя некоторое время, когда стало известно об образовании аномальных зон в Забайкалье и на Фолклендских островах, у Глории появилась догадка, что гибель отца связана с Забайкальской Зоной.
Впрочем, если в их семье кто и был особенным, так это дед – Хизэо Тиба. В институте за спиной деда шушукались о его выдающемся интеллекте, энциклопедических знаниях и о том, что он слишком хорошо выглядит для своего возраста. Дед был биохимиком и генетиком, но к нему обращались математики, физики, астрономы, когда сталкивались с трудностями в исследованиях. И дед, не будучи специалистом в данных областях, легко находил ошибки в вычислениях или анализе. С цифрами и логикой он был на «ты».
Когда Глория получила диплом психолога, дед предложил ей работу в своем секретном НИИ. После недолгого раздумья она согласилась – было интересно посмотреть, чем занимается институт. А еще хотелось взглянуть на результаты своих обследований. Где-то хитростью, где-то напором ей удалось достать файлы, среди которых находился ее ДНК-профиль. Рядом с некоторыми локусами стояла пометка от руки – восклицательный знак.
Профессиональный генетик, не имеющий отношения к институту, смотрел на распечатку как на редкий артефакт.
– Что здесь необычного? – спросила она у него.
– Откуда это у вас? – Генетик крепко держал листок двумя руками, словно боялся, что тот исчезнет. – Это точно не ошибка? – И, глядя на недоуменный вопрос в глазах Глории, нервно хихикнул: – Дело в том, что это вообще не про людей.
– А про кого? Приматы?
– Н-нет… К-кажется, это вообще неземное.
Избавиться от сгорающего от любопытства генетика удалось далеко не сразу, но, справившись, Глория сразу направилась к деду. Узнать, что в тебе есть нечто нечеловеческое, – это… жутко. Жутко интересно и просто жутко.
Дед ее уже ждал. С безупречно уложенными черными волосами, в безупречно белом халате. В безупречно обставленном кабинете.
– Садись. – Коротким уверенным жестом дед указал на кресло с другой стороны письменного стола. – Видимо, настало время тебе обо всем узнать.
Он рассказывал так, будто все происходило не с ним, двадцатилетним японским мальчишкой, а с другим человеком. Он говорил о лагере японских военнопленных в глуши забайкальских лесов, об опытах над людьми и об артефакте в пещере, куда гнал военнопленных бывший доктор из отряда «731».
– Что за артефакт? – задала вопрос Глория, когда дед замолчал.
– Черный шар больше человеческого роста. Это он меняет ДНК.
– Каким образом? Что еще он умеет? Кто его там оставил? Это инопланетяне? У отца тоже измененная ДНК? – вопросы сыпались градом, но дед ответил только на один.
– Нет, у твоего отца ДНК нормальная. И у твоей матери тоже, хотя твой прадед с ее стороны с измененным геномом. Он работал инженером на строительстве подземного комплекса и попал под воздействие шара. Его дети и внуки – обычные люди, но я надеялся, что ребенок его внучки и моего сына, то есть ты…
И вот тут Глория психанула. Получается, она – всего лишь продукт селекции, результат генетического эксперимента? Как можно ставить эксперимент на собственном сыне? А как же чувства, любовь? Теперь многое стало понятным – частые командировки отца, его желание скорее вернуться обратно в Булганск, натянутые отношения с матерью и ее холодность по отношению к нему… А дед, которого Глория любила и уважала… Интересно, он уже приготовил для нее пару, чтобы продолжить правильную генетическую линию?
Глория схватила со стола хрустальную пепельницу и с силой жахнула об пол.
– Когда успокоишься… – начал дед.
– Я не успокоюсь! – рявкнула она и выбежала из кабинета.
Первым желанием было послать всех и уехать далеко-далеко. Попробовать начать жить самостоятельно. Она даже открыла сайт с предложениями работы и почти решилась купить билет на самолет… Но не купила. Зато купила бутылку джина и отправилась на набережную. Видеть она никого не хотела. Она то злилась, то жалела себя, то представляла свою жизнь в небольшом городке где-то у моря (да-да, непременно у моря!) – уютный домик, кусты роз за окном.
Когда треть бутылки была выпита, на набережной появился знакомый силуэт. Дед не стал подходить к ней, просто стоял неподалеку, заложив руки за спину, и смотрел на воду.
Она понимала, пора уходить. Если не уйдет сейчас, если дед заговорит, то о розах за окном можно забыть. «Беги!» – вопило подсознание. Но как кролик не в силах тронуться с места и сбежать от приближающегося удава, так и она видела, как невысокая фигура в идеальном костюме неторопливо направляется в ее сторону. Как обычно, невозмутимое лицо деда ничего не выражало, он словно знал, чем закончится их разговор. Он не спешил, давал ей время скрыться, но она уже никуда не могла сбежать, потому что внутренне сдалась.
Дед сел рядом на бетонный парапет, положил руки на колени. Сейчас он был похож на древнюю японскую статуэтку.
– Знаешь, кто мне помог выжить в забайкальском лагере в сорок седьмом? – спросил он.
– Бабушка? – вырвалось у Глории.
Впервые она увидела его улыбку, в которой смешались снисходительность, превосходство и сожаление.
– Не только, – ответил дед.
Он не смотрел на ее зареванное лицо и рассказывал будто не ей, а текущей мимо реке.
Кому первому пришла в голову идея гнать военнопленных к черному шару, он не знал. Скорее всего, его соотечественнику из отряда «731», доктору Хигути. А вот замолчать находку, не сообщить «наверх» – идея начальника лагеря, в этом Хизэо был уверен.
Артефакт не проявлял никакой активности, ни на что не реагировал. С чего вдруг Хигути решил, что черный шар откликнется на страдание людей – неизвестно. Хотя логично: если шар – нечто большее, чем просто кусок неизвестного материала, если он обладает разумом и сознанием, то не сможет оставаться безучастным к страданиям разумных существ. Людей приводили в пещеру и заставляли испытывать боль. Но просить пощады нужно было не у непосредственных мучителей, а у артефакта.
Боль была адской. В тот день Хизэо валялся на полу пещеры в луже собственной мочи, пачкая кровью обломки камней (расчистить пещеру так и не удосужились), и то проклинал своих мучителей, то молил о пощаде. Когда на глаза попался ровный кругляш, он, хотя и был измучен, подумал, что камень не похож на естественный обломок, слишком уж ровные и гладкие у него края. А когда капли крови из разбитого носа и губ упали на поверхность кругляша, то почувствовал, как к нему в голову забирается нечто. Спрашивает, предлагает, выражает готовность… И меняет его.
Очнулся он в лабораторном корпусе в больничной палате. Все тело болело, сознание путалось. Он смутно помнил… Вернее, чувствовал жалость медсестры Аяны, холодное любопытство незнакомых людей, внезапно оказавшихся рядом, а потом в бреду ему привиделась темноволосая женщина, которая рассказала, как дальше сложится его жизнь.
Бесстрастное узкоглазое лицо деда повернулось к Глории:
– Это была ты, только лет на десять старше. – И добавил после недолгого молчания: – Значит, ты уже с нами.
И Глория сдалась.
Дальше дед рассказывал, что его первое желание исполнилось на следующий же день: в лагерь прибыла комиссия. По результатам проверки лагерь закрыли, начальство вместе с доктором Хигути расстреляли на месте, а Хизэо оказался в Москве, где уже через год поступил в университет – Черный Шар выполнил его второе желание. Сбылось и главное желание – стать ученым, заниматься фундаментальной наукой и оставить свой след в истории.
Кроме Хизэо с артефактом «наладили контакт» еще пятеро: двое пленных японцев, двое русских военных из охраны и инженер из обрусевших немцев, работавший на строительстве подземного комплекса, – прадед Глории. Ученый, Политик, Чиновник, Генерал, Банкир и Бизнесмен – так они называли себя потом. Шар исполнил все желания, даже самые несбыточные.
Институт, в котором работал дед, изучал не только Черный Шар. Исследования артефакта стали лишь одним из направлений института, ими в основном занимались в подземном научном комплексе в Забайкалье. Однако просвещать ученых, занимающихся Шаром, насчет его необычных свойств Хизэо не спешил. Хватит и их шестерых. Эти шестеро (а затем и примкнувшие к ним дети и внуки) стали своеобразным тайным обществом, преследующим как глобальные, так и свои личные цели.
Поначалу деятельность Глории в институте деда не была связана с Аномалией и Зоной. Сфера ее интересов касалась работы мозга, сознания, границы возможностей человека. К Зоне ее не подпускал дед, да она и сама не особо рвалась в забайкальскую тайгу. Ловушки, мутанты, сталкеры – все это было далеко от залитой ярким светом лаборатории, новейших приборов и удобного рабочего кресла в кабинете.
Экзотики ей тоже хватало. Глория оказалась на удивление способной к различным техникам гипноза и иным методам воздействия на психику человека. Она с упоением изучала наследие древних цивилизаций – таинственные ритуалы вуду, техники прямого воздействия тольтеков, разрушительные заклятия бонпо. Адепты древних культов охотно делились с ней знаниями, она умела расположить к себе людей. Единственным исключением стали шаманы, хоть в Забайкалье, хоть в Лапландии, которые наотрез отказались иметь с ней дело. Но постепенно мысли Глории все больше стал занимать Черный Шар.