Глава 3Шаман
Лешка буквально вывалился из Аномалии. Казалось, только что он вошел в огромную переливающуюся каплю – и уже через мгновение выпал обратно. Именно выпал – ноги мальчишку держали с трудом. Белое небо над головой мигнуло – словно экран перезагрузился. Мигнул и Шаман. За секунду до этого он помнил встречу с парнем восемнадцать лет назад иначе, а теперь новые воспоминания как по волшебству заслонили прежние. Теперь он припоминал, как продирался к начинающему разваливаться куполу с Аномалией, как не нашел внутри мальчишку, хотя точно видел, что тот вбежал внутрь. Как недоумевал, куда он пропал, звал его, пытался найти в творившемся бедламе. Как нашел раненого очкарика, который, спасая парня, угодил под рухнувший валун. Очкарик вскоре умер у него на руках. Затем, ругая себя последними словами, бросился к развалинам лабораторного корпуса, потому что там, на шестом уровне, осталась Кристина, но лифт уже был заблокирован и спуститься вниз Антон – да, тогда он все еще был Антоном – не мог. Еще он помнил, как сидел на оплавленной, спекшейся, но уже остывающей земле и смотрел на белое ничто над головой, борясь с отчаянием и пустотой внутри.
Не давая Лешке упасть, Шаман подхватил парня. Выглядел тот совсем плохо. Каждое возвращение в прошлое давалось ему с большим трудом. А еще каждое возвращение в прошлое меняло Зону, травмировало ее.
Обычный человек почувствовал бы едва заметное сотрясение, дрожь под ногами, но Шаман не был обычным человеком. Раньше на протяжении долгих лет Аномалия воспринималась им как сгусток энергии, пусть и не нашей – теплой, земной, – а чуждой и непонятной, но эта энергия была ровной, постоянной. В Зоне вообще все пронизано энергией – животные и растения, ловушки и артефакты, даже воздух. Невидимые токи поднимались от земли, устремляясь ввысь, в белизну неба. А сейчас Шаман чувствовал, что расходящиеся от Аномалии невидимые волны судорожные, рваные. И они ощущались как нездоровые. С каждым Лешкиным возвращением в прошлое эти волны становились все более разрушительными. Они крушили и коверкали и живое, и неживое, распирали Зону изнутри, из-за чего она пульсировала, раздвигала рывками границы. Зона менялась, и эти изменения пугали.
Шаман дотащил Лешку до заимки, ногой распахнул дверь в избу и уложил парня на лавку. Лешка приоткрыл один глаз и с трудом сосредоточил взгляд на Шамане. Можно было ни о чем не спрашивать, и так понятно: парень потерпел очередное фиаско.
– Опять… этот… – прохрипел он. – Помешал, сволочь.
Сволочь – это странный очкарик, который каждый раз встречался Лешке. С самого первого возвращения в прошлое этот человек путал все Лешкины планы и не давал выполнить задуманное, но каждый раз помогал мальчишке выжить, зачастую ценой своей жизни.
Сутки Лешка проспит, потом набросится на еду. На второй день начнет ковылять по дому со смурным видом, потом выйдет на воздух и будет долго смотреть на белое небо над головой. А затем начнет готовиться к следующей вылазке в прошлое. Сколько таких походов он еще выдержит? И сколько таких потрясений выдержит Аномалия? Скорее всего, следующее станет последним. И что дальше? Взрыв? Новая Зона? Еще больше и страшнее прежней? Человек пожал бы плечами, но Шаман уже не был человеком. Нечеловеческое в нем подсказывало: на этот раз все будет хуже. Много-много хуже. А остатки человеческого понимали: убеждать Лешку отказаться от попыток изменить прошлое бесполезно. Парень просто не слышал, зациклился на мысли спасти Аниту. Впрочем, Шаман и не собирался его переубеждать. Еще две недели назад он лелеял мысль, что Кристина спаслась в тот страшный день, что она жива. Порой даже фантазировал, представляя ее жизнь на Большой земле: наверное, стала крупным ученым, нашла хорошего человека, вышла замуж, родила детей. Но теперь, когда он узнал о смерти любимой, у него на Большой земле не осталось ничего, за что стоило бы переживать. Теперь он страстно желал, чтобы у Лешки получилось изменить прошлое. Если у парня получится – то настоящее изменится, Кристина будет жить, а Зона не возникнет. А если ничего не выйдет и произойдет катастрофа, то и пусть. За себя он не беспокоился – порой он даже жаждал смерти, все равно это не жизнь. Что касалось Большой земли, то какое ему до нее дело, если там нет Кристины?
Шаман снова взглянул на Лешку. Перенести его на топчан? Или лучше не трогать? Пусть спит, захочет – сам переберется. При взгляде на спящего мальчишку в Шамане вдруг прорезались остатки человечности. Он вдруг подумал о детях – не хотелось, чтобы с ними случилось что-то плохое. Сколько пацанов и девчонок погибнет, если произойдет катастрофа? Скорее всего, выкосит весь Булганск, а то и Читу. Надо предупредить людей. Правда, он пока не знал, как это сделать.
Надвинув капюшон на лицо, Шаман подхватил стоящую в углу слегу – не хватало еще провалиться в занесенное снегом болото – и толкнул дверь. Скрипит. Смазать бы.
Снег в центре Зоны никогда не задерживался. Спекшаяся остекленевшая земля обнажилась, почерневшие остовы деревьев топорщились сухими ветками. Стояла редкая тишина, так всегда бывало после Лешкиных возвращений. Ни одна пичужка не чирикнет, ни одна ветка не шелохнется. Люди такую тишину называют мертвой. Зона словно впала в оцепенение, приходя в себя после встряски.
Шаман остановился и прислушался. Все чувства обострились. Он был везде, во всех уголках Зоны. Раньше он слышал пение птиц, осторожную поступь животных, в оврагах и балках шуршали зомби, переругивались сталкеры, бурлили энергией аномалии, но сейчас словно кто-то поставил Зону на паузу. Аномалии едва теплились, птицы и звери затаились, зомби пропали. Людей в Зоне почти не осталось – тех немногих, которые не погибли десять дней назад, доконали Лешкины походы в прошлое. Шаман нагнулся и подобрал с поверхности наста маленькое тельце, покрытое перьями. Мертва. Не пережила последний выброс. То ли еще будет…
Первый телепорт Шаман почувствовал, отмахав километр. Он подманил голубоватый струящийся дымок, шагнул ему навстречу и оказался у самой границы Зоны. Восемнадцать лет прошло, можно бы и успокоиться, но он вновь и вновь возвращался к невидимой границе, пересечь которую не удалось и на этот раз. Как и раньше, он смог подойти лишь на расстояние последнего шага, но сделать его не получилось – не выпустила Зона.
Здесь, у самой границы, лежали два тела – сталкеры. Остекленевшие глаза уставились в небо, вернее, в то, что небом не являлось. Мертвы уже несколько дней. Долго тут сидели, даже шалаш из еловых веток успели построить. В котелке, висевшем над потухшим костерком, засохли остатки какого-то варева, на снегу рядом с пустыми жестянками из-под консервов валялись косточки и шкурки. Все припасы подъели, еще и на белок пришлось охотиться. Не выпустила, значит, Зона. Свела в могилу выбросами, да только могилы нет. А судя по тому, что ни одного нового человека за последние дни в Зоне не появилось, никого и не впустила.
С ближайшей ели с тревожным карканьем сорвалась стая ворон. Вскоре они махали крыльями уже на фоне синего неба. Значит, границу пересечь можно, но не всем. Неужто так велика разница между воронами и теми двумя беднягами? Все живые, все твари божьи, так в чем различие? Неужели Зона умеет считывать код ДНК? Вряд ли, скорее уж дело в человеческом сознании.
А что, если?..
Идея захлестнула Шамана. Только нужно найти хотя бы одного живого человека, если, конечно, в Зоне еще кто-то остался.
Шаман вновь настроился на Зону. Сейчас он словно парил над ней, он был везде – в бывшем лагере военнопленных, на заимке староверов, на плотине, возле ворот КПП. Он чувствовал, как пульсирует энергией Аномалия, видел, как ворочается во сне Лешка, ощущал, как подтачивает снизу лед течение реки, слышал скрежет металлических запоров ворот КПП. Но нигде не встретил ни единого живого человека. А как насчет Фолклендов?
Телепорт перенес его на другую сторону земного шара. Белое ничто над головой сменилось иссиня-фиолетовым клубящимся хаосом. Накрапывал дождь, прямо над головой беззвучно полыхнула лиловая молния. Шаман застыл на месте, настраиваясь на Зону. Фолкленды – не родное Забайкалье, здесь гораздо труднее. Возможно, из-за того, что Аномалия находилась на другом конце Земли, а может, потому, что его связь с Западной Зоной была более слабой. Но и эта Зона менялась. Фолкленды притихли, закуклились, даже собак не слышно – попрятались. Разве что пингвины, успевшие нырнуть в океан перед началом выброса (каким-то непостижимым образом эти твари чувствовали его приближение), как ни в чем не бывало строили гнезда, дрались и гадили. А еще в городе в одном из брошенных домов спал человек. Шаман дотронулся до его сознания – боль, безысходность, одиночество, страх, но он был жив.
Шаман на глаз оценил расстояние – часа три пути. Значит, обойдемся без телепортов, тем более что они тут норовистые, могут взбрыкнуть и перебросить совсем не туда, куда требуется.
Занималось сумрачное утро. Небо светлело, вернее, приобретало нездоровый синюшный оттенок, детали ландшафта проступали как на проявленной фотографии. Переродившаяся, мутировавшая восемнадцать лет назад земля сейчас переживала очередную трансформацию. Подошвы берцев, удачно снятых с мертвого наемника прошлым августом, крошили попавшиеся по пути кристаллы, уверенно ступали по скользким и блестящим, словно облитым нефтью плитам причудливого, похожего на гематит минерала. Под вздыбившимися плитами нашли приют фолклендские собаки – свернулись в большой коричневато-шипастый комок, пережидая выброс. Лишь откуда-то снизу выглянула щенячья мордочка и проводила Шамана любопытным взглядом. От океана несло пингвиньим дерьмом. Есть в мире постоянная величина, усмехнулся про себя Шаман: как бы мир ни менялся, дерьмо найдется всегда.
От бывшей столицы Фолклендов – города Стэнли – осталась горстка разваливающихся домов. На стенах спиралью змеились похожие на мотки проволоки лианы, из трещин в асфальте лезла черная колючая трава.