За окном гремит гром — куда слабее, чем раньше. Шторм наконец-то стихает, а значит и гнев владыки постепенно сходит на нет. Лили уверена, что она всё сделала правильно. Едва заметно улыбается.
— О чём вы говорите, доктор Харт? — она заглядывает в его глаза. Опускается на одно из кресел и смотрит внимательно. — Если вы пытаетесь понять Спасителя, то у вас ничего не получится. Вы не верите. Он вас не простит. Для него последней каплей стала вовсе не смерть отца, а ваше поведение — я говорила, что нужно просто успокоиться и переждать шторм, а не сыпать оскорблениями в его адрес. Разве нет?
Отчего-то он выглядит ещё печальнее. Выдыхает тяжело и шумно, не пытается ни разорвать перетягивающие запястья веревки, ни двинуться в её сторону. Кажется, он знает о своей участи и мирится с ней.
Поздно.
— Лили, послушай, я понимаю, что ты едва ли согласишься со мной, но…
— Нет смысла прислушиваться к тем, кто не уважает нашу веру, Лили, — голос Александра звучит в десятки раз громче остальных. Всё такой же спокойный, мягкий и вкрадчивый. За его словами Лили почти не слышит сказанного доктором Хартом. — Они будут до последнего пытаться спасти свои жизни, но им некуда бежать. Владыка найдет их повсюду.
— Я знаю, Александр, — она поворачивает к нему голову и вздрагивает от того, насколько ярко горят его зеленые глаза. — Но у Эшли ещё есть шанс спастись, если она прекратит сопротивляться.
Эшли со стоном поднимает взгляд. Испуганная и едва ли способная связно говорить, та смотрит на Лили со странной смесью сочувствия и отвращения.
— Ты помнишь, как звонила мне два года назад? — дрожащим голосом спрашивает Эшли. Дышит часто, кашляет между произнесенными словами. — Тогда ты заливалась слезами и не могла толком объяснить мне, что произошло, и…
— Александр умер два года назад, Лили, — заканчивает за неё доктор Харт.
Ей не понять, о чём идёт речь. Она смотрит на них, словно на сумасшедших и вновь переводит взгляд на Александра — живого и здорового, стоящего по правую руку от неё. Лили с легкостью может коснуться его теплых ладоней и пересчитать кольца на длинных пальцах. Может обнять его и почувствовать, как дыхание обжигает шею. Может до потери пульса разглядывать пересекающий его правый глаз шрам. И он никуда не исчезнет, потому что он жив.
И всё-таки кое-что она помнит. Нет. Оно не должно пробираться в её сознание сейчас — только не сейчас. Спаситель велел ей забыть об этом, выбросить из головы точно так же, как она выбросила и другие вещи. Яд неверия, каким пытался пичкать её доктор Харт эти два года, и глупые слова окружающих о том, что она верит непозволительно слепо и глубоко.
Лили запускает пальцы в свои длинные волосы и до боли стискивает у самых корней. Чувствует, как Александр кладёт руку ей на плечо, но отделаться от неправильных воспоминаний всё равно не может.
***
В тот день на Хемлок Айленд бушевал шторм. Молнии рассекали темные небеса одна за другой, за раскатами грома было не услышать собственного голоса, но Лили всё равно поддалась уговорам Александра. В тот день он говорил о том, что даже гнев Спасителя не сумеет отобрать его у неё.
И она верила ему сильнее, чем самой себе.
Порывы ветра едва не сносили их с ног, когда они стояли недалеко от часовни. Деревья угрожающе гнулись к земле, а потом вздымались ветвями к самым небесам — тогда ей казалось, что ещё немного и их начнёт вырывать с корнем. Она чувствовала, что оставаться на улице опасно. В них могла угодить молния, на них с легкостью могло свалиться одно из деревьев.
Но Лили не противилась. Она понимала, что Александр знал о гневе Спасителя куда больше, и если тот уверен, что владыка их не тронет, значит, так оно и есть. Он ведь слышал его.
— Боишься? — с улыбкой спросил он у неё, перекрикивая шум дождя и завывания ветра.
— Да, — честно призналась она. — Дома было бы куда спокойнее.
Тогда Александр лишь весело засмеялся и прижал её к себе. Он был теплым даже в такую отвратительную погоду.
А потом он сделал шаг в сторону. Один, за ним другой. И Лили точно помнит, что ей это не понравилось. Она слышала оглушительный треск и новый раскат грома, от которого едва не содрогнулась земля. Так ей показалось.
Треск и грохот сменились криком — коротким и пронзительным. В яркой вспышке молнии она увидела, как вонзился в правый глаз Александра кусок металлической кровельной обшивки, ветром сорванный с крыши часовни. Вонзился глубоко, задевая кожу вокруг. Она заметила стекающую вниз по лицу кровь и то, как Александр потянулся к поврежденному глазу руками.
Лили помнит, что в первые мгновения не могла даже пошевелиться. Стояла, будто окаменевшая, и смотрела за тем, как удивительно медленно Александр согнулся пополам и свалился на землю. Потом она и сама сорвалась с места, подбежала к нему и попыталась оказать первую помощь.
Как? Что ей нужно было сделать? Лили не знала. Чувствуя, как слабеет его дыхание, она пыталась вытащить проклятый кусок металла и делала только хуже. Пробовала остановить кровь, но могла лишь зажать рану руками. Ничего из этого не помогло.
Александр цеплялся за её запястья и болезненно стонал. Она плакала, но её слёзы сливались с тяжелыми каплями дождя. Исчезали, словно их и не существовало. Кричала она, казалось, даже громче, чем совсем недавно Александр. Тот крик помнится ей отчаянным воем покалеченного животного.
Спаситель забрал себе всех, кто смел отказывать ему в любви. Всех, кто не проявлял к нему должного уважения или не подчинялся его воле. Даже тех, кого сам назначил своим гласом.
И у Лили не было права противиться. Но она пыталась.
— Ты в порядке, Лили? — спросила у неё Эшли, когда она позвонила ей тем же вечером. — Что-то случилось?
В тот день она рассказала обо всём. О случившемся с Александром, о своих страхах и о том, что теперь Спаситель наверняка накажет и её. Но Лили ошибалась. Спаситель вовсе не собирался её наказывать — он собирался наградить её за преданность, какую она проявляла с самого детства.
В один из дней Лили поднялась с постели, убитая горем, и по привычке направилась в часовню. У алтаря она дрожала и давилась слезами, заливала ими потрепанное «Учение Спасителя» и едва не падала на колени. В этот раз ей было больнее, чем после смерти матери, и она не могла понять, почему.
Почему Спаситель забирал тех, кто был сильнее прочих ему предан?
— Тех, кто предан ему сильнее прочих, — услышала она голос Александра позади. — Спаситель никогда не забирает. Он позволяет им стать чем-то большим, чем просто человек.
Лили отлично помнит, как обернулась и заглянула в его непривычно яркие зеленые глаза. Тогда ей впервые показалось, что те будто сияют изнутри. Всё портил только длинный, уродливый шрам на правом глазу.
Но тогда — Лили точно знала — Александр не умер. Он стал другим. Стал снизошедшим к ней Спасителем.
***
— Видишь, Лили? Они пытаются сделать всё, чтобы ты отказалась от своей веры, — шепчет Александр ей на ухо. Живой. — Не думаю, что хоть один из них заслуживает спасения.
И Лили тоже начинает сомневаться. С мрачной решимостью в глазах смотрит за их полными печали и сочувствия взглядами, скрещивает руки на груди и поджимает губы. В отличие от них, Александр всегда находился с ней рядом. Он знает обовсём, что произошло на Хемлок Айленд и даже больше.
Он — живое воплощение веками живущей на острове веры. Настоящей.
— Вы приехали к нам только ради того, чтобы разрушить веру отца в Спасителя, — говорит она доктору Харту. — Прикрывались болезнью, а сами травили его словами и таблетками. Вы пытались травить всех, но получилось только с ним. Думаете, я этого не знала? Или думаете, что после такого я поверю хоть одному вашему слову?
— Ричард не был болен, — выдыхает доктор Харт. — Он нанял меня в качестве твоего психиатра, когда у тебя начались галлюцинации, Лили. Твоя шизофрения прогрессирует, но я был уверен, что мы успешно сдерживаем её препаратами.
Лили слышит, как всхлипывает Эшли и мрачно щурится. Она помнит о том, что доктор Харт пытался травить многих на острове своим ядом. Долгое время она подчинялась, — отец смотрел на неё с такими надеждой и печалью, что она просто не могла отказаться — а потом Александр уговорил её прекратить.
Яду больших городов на Хемлок Айленд предпочитают настойку болиголова. Иногда настолько концентрированную, что ею запросто можно отравиться. Лили всегда добавляла ту в чай.
— Вы называете препаратами тот яд неверия, который распространяли вокруг, — Лили качает головой. — Но Спаситель этого не одобряет. Он гневается всё чаще и чаще с тех пор как вы сюда приехали.
— Зачем ты их убила, Лили? — задыхаясь от слёз, спрашивает Эшли. — Всех… всех! За что? Разве мы хоть что-то?.. Хоть раз?..
И всё-таки та тоже ничего не понимает. Не верит. У Лили не получится её спасти.
— Спаситель забрал их к себе, — она склоняет голову набок, когда смотрит на племянницу. Общается, словно с неразумным ребенком, потому что знает — никто из них не поймёт. Они не хотят замечать очевидных вещей. — Забрал их жизни и чувства, потому что не желает больше терпеть неуважение. Он просит нас о малом — о любви, уважении и послушании, но никто не желает ему этого дать.
— Только ты, Лили, — шепот Александра заставляет мелко дрожать. — Только ты способна дать нашему владыке всё, о чём он просит.
И она отдаёт ему всё, что у неё есть. Любовь, уважение и даже тело. Лили беспрекословно подчиняется его воле и выполняет все его приказы. Она видела, как он одного за другим уничтожил всех, кто отказывался верить.
***
Перед её глазами перекошенное от страха лицо Элис Стоун. Лили видела, как терзали её длинные, выглядывающие прямо из-под черной толщи воды щупальца. Спаситель покарал её первой — липкими, скользкими от влаги и слизи конечностями забрался той под кожу и лишил