— Не вижу смысла.
— А вы сделайте одолжение.
Дженна поднесла к губам стаканчик, подула, осторожно пригубила.
— Ну ладно. Когда мы только начали встречаться, Дэн стал куда-то пропадать каждую вторую субботу.
— Вы, конечно, задали вопрос.
— Да. Он ответил сразу: мол, одно давнее занятие, на которое уходит только его личное время. Еще сказал: беспокоиться не о чем. И попросил понять, что ему это необходимо.
Дженна замолчала.
— И как вы поступили?
— Ведь я любила. Поначалу придумывала объяснения. Говорила себе: ну, играют парни в гольф, в боулинг, ходят с друзьями в бар — имеют право. Тем более в остальное время Дэн был таким внимательным. Я взяла да и махнула рукой.
В дверях возникло семейство из пяти человек — потоптались у входа, пошли к стойке регистрации. Отец назвал фамилию и протянул администратору кредитку.
— Поначалу?
— Да. Хотя какое «поначалу» — со свадьбы прошел примерно год, когда я спросила снова. Дэн сказал: «Не беспокойся, ерунда». Но меня распирало от любопытства. И как-то в субботу я решила пойти за ним.
Дженна умолкла и чуть улыбнулась.
— А дальше?
— Никогда никому не говорила. Даже Дэну.
Уэнди отпила кофе и устроилась поудобнее.
— Да и рассказывать-то не о чем. Ехала следом час или полтора, чувствовала себя дурой. Он свернул к Принстону, оставил машину в городе, заглянул в кофейню, посидел там минут десять. Один. Я ждала — сейчас явится другая женщина, какая-нибудь сексапильная профессорша — очки, черные волосы и все такое. Никого. Допил кофе, пошел дальше. Сама понимала: следить за Дэном — дикость. Ведь я любила этого человека, даже не представляете как. Но тот темный закоулок в его душе — помните? Теперь вот прячусь, не попадаюсь на глаза, а сама чувствую: еще немного — и узнаю наконец правду. И мне страшно.
Дженна снова отпила кофе.
— Так куда он ходил?
— В двух кварталах, в самом центре преподавательского района, стоял симпатичный викторианский дом. Дэн постучал, вошел, пробыл там час, потом вернулся в город, сел в машину, поехал обратно.
Администратор сообщил семейству, что заселение не раньше четырех, и ни в какую не хотел пускать раньше.
— Кому принадлежал дом?
— Вот это самое забавное: шефу службы по делам студентов, Стивену Слотнику. Он тогда уже развелся и жил с двумя своими детьми.
— Что Дэн у него забыл?
— Понятия не имею. Никогда не спрашивала. Вот и вся история. Я о ней больше не заговаривала. Главное — не интрижка. Секрет какой-то. Захотел бы — рассказал.
— Он так ничего и не объяснил?
— Нет.
Они стали пить кофе, задумавшись каждая о своем.
— Вам не в чем себя винить, — сказала Дженна.
— Я и не виню.
— Дэн умер. В одном мы сходились: не верили в загробную жизнь. Умер — значит умер. И плевать бы хотел на возвращение доброго имени.
— Не этого я хочу.
— Тогда чего?
— Черт меня знает. Наверное, ответов.
— Иногда самый очевидный ответ и есть верный. Вдруг все правы насчет Дэна?
— Возможно. Но это не решает одну из главных загадок.
— Какую?
— Зачем он ходил к шефу студслужбы своей альма-матер?
— Без понятия.
— А вам самой не интересно?
Дженна призадумалась.
— Хотите выяснить?
— Да.
— Эта его тайна могла разрушить наш брак.
— Вероятно.
— А могла быть совершенно ни при чем.
— Еще вероятней.
— По-моему, ту девочку убил Дэн.
Уэнди ничего не ответила, но продолжения не услышала. Признание лишило Дженну сил — она облокотилась о спинку кресла и застыла, не в состоянии пошевелиться.
Через некоторое время Уэнди сказала:
— Возможно, и так.
— Но вы все равно хотите разузнать про шефа студслужбы?
— Да.
Дженна кивнула.
— Если что-нибудь выясните — расскажете?
— Конечно.
ГЛАВА 30
По дороге от лифта к кабинету шефа Уэнди прошла мимо новой ведущей Мишель Файслер, работавшей в своем офисном боксе в окружении фотографий Уолтера Кронкайта, Эдварда Мерроу и Питера Дженнингса.[22] Невольно подумалось: «Ой-ей».
— Привет, Мишель!
Та, на секунду оторвав пальцы от клавиатуры, едва взмахнула рукой. Уэнди посмотрела на экран из-за ее плеча. «Твиттер». Кто-то написал: «На прошлой передаче ваши волосы выглядели потрясающе». Мишель переслала сообщение, добавив: «Новый кондиционер. Подробности позже. Следите за новостями!»
Эдвард Мерроу, безусловно, гордился бы.
— Как тот парень с простреленными коленями? — спросила Уэнди.
— Да, история в вашем духе.
— То есть?
— Вроде извращенец. — Мишель на мгновение отвлеклась от компьютера. — Это ведь ваша специализация?
«Иметь специализацию — неплохо».
— Что значит «извращенец»?
— Ну, разве не вы по ним главная?
— В смысле?
— Ой, простите. — Мишель снова начала стучать по клавишам. — Некогда.
Теперь и Уэнди обратила внимание: голова у Мишель, как заметил Кларк, в самом деле была огромная, особенно при ее хилом тельце. Словно воздушный шар на нитке — шея вот-вот не выдержит.
Часы показывали без трех двенадцать, и Уэнди поспешила в кабинет к шефу, где поприветствовала его секретаршу:
— Привет, Мэвис!
Дама на нее почти не взглянула.
— Чем могу помочь, мисс Тайнс?
Такое обращение приходилось слышать впервые. Возможно, после увольнения Уэнди кто-то спустил разнарядку вести себя с ней официальнее.
— Я к Вику на секундочку.
— Господин Гаррет занят. — Обычно дружелюбная Мэвис говорила ледяным голосом.
— Скажешь, что я пошла на шестой этаж? Скоро вернусь.
— Я передам.
Уэнди зашагала к лифту. Возможно, пошаливало воображение, но воздух казался наэлектризованным.
Она бывала в здании телеканала миллион раз, но на шестом этаже — еще никогда. В углу ослепительно белого офиса, этого шедевра кубизма, журчал небольшой водопад, три стены пустовали, на четвертой висела картина с черно-белыми спиралями, притягивающими взгляд. За стеклянным столом сидели трое в костюмах: двое мужчин (один черный) и женщина (азиатка). Равномерное распределение, хотя командовал у них, сидел посередине и вел разговор белый.
— Спасибо, что пришли, — сказал он, затем представился и назвал всех троих.
Уэнди пропустила имена мимо ушей.
— Мне не трудно. — Ей предложили занять кресло как минимум на два дюйма ниже остальных — классический, хотя и дилетантский способ подавить собеседника. Она скрестила руки на груди, сильнее опустила сиденье (пусть думают, что у них преимущество) и невозмутимо спросила: — Итак, уважаемые, чем могу помочь?
Белый взглянул на азиатку, та протянула через стеклянный стол лист бумаги.
— Ваша подпись?
Уэнди узнала свой трудовой договор.
— Похоже, да.
— Тут ваша подпись или нет?
— Моя.
— Сам документ вы, конечно, читали.
— А вы как думаете?
— Меня не интересует…
Она оборвала его жестом.
— Читала-читала. В чем проблема?
— Обратите внимание на пункт семнадцать точка четыре на третьей странице.
— Смотрю… — Уэнди начала перелистывать бумаги.
— В нем идет речь о строгих ограничениях на романтические и/или сексуальные отношения на рабочем месте.
Она напряглась:
— И в чем же дело?
— Прочли?
— Да.
— Поняли?
— Да.
— Итак, — продолжил белый, — до нашего сведения дошло, что вы, мисс Тайнс, нарушили это правило.
— О нет. Уверяю вас, что не нарушала.
Мужчина откинулся на спинку кресла, скрестил руки и напустил на себя вид судьи.
— Вам знаком человек по имени Вик Гаррет?
— Вик? Конечно. Редактор новостей.
— У вас были с ним сексуальные отношения?
— С Виком? Бросьте!
— Да или нет?
— Не просто «нет», а НЕТ. Вызовите его и спросите сами.
Троица засовещалась.
— Мы так и поступим.
— Не понимаю, с чего вы взяли, что Вик и я… — Она попробовала скрыть отвращение.
— Поступила информация.
— От кого?
Внезапно все стало ясно. Разве не об этом предупреждал Фил Тернбол?
— Мы не имеем права говорить, — заявил белый.
— Тогда, к сожалению, ваше серьезное обвинение ничего не стоит, поскольку показания либо есть, либо их нет.
Черный взглянул на азиатку, азиатка — на белого, белый — на черного.
Уэнди развела руками:
— Повторить?
Все трое склонили головы и стали шептаться, как сенаторы во время слушаний. Наконец азиатка открыла очередную папку и подтолкнула по стеклянной столешнице:
— Ознакомьтесь.
Это была распечатка блога. Уэнди читала и начинала закипать.
«Я работаю на „Эн-ти-си“. Назвать свое имя не могу — уволят. Уэнди Тайнс — полный ужас. Бездарная примадонна, которая забралась на верх старым проверенным способом — через постель. Сейчас она трахается с нашим боссом Виком Гарретом и творит что хочет. Неделю назад ее уволили за некомпетентность, но взяли обратно, потому что Вик боится обвинений в домогательстве. Уэнди — это сплошная „пластика“: нос, глаза, грудь…»
И так далее.
Она вновь вспомнила слова Фила, подумала, чем кончилась атака вирусным методом для Фарли Паркса, Стива Мичиано и чем может грозить ей самой. Понемногу проступила перспектива потерь: карьера, заработок, возможность заботиться о сыне. Слухи превращаются в факты. В глазах людей обвинения — уже доказательство. Ты виновен, пока не доказано обратное.
Разве не об этом говорил ей Дэн Мерсер?
Белый откашлялся.
— Итак?
Уэнди напустила на себя самый смелый вид и выпятила грудь:
— Настоящие. Можете пощупать, если хотите.
— Не смешно.
— А я и не смеюсь, я предлагаю вам опровержение того вранья. Давайте, щупайте. Только не сильно.
Мужчина гулко прочистил горло и указал на папку:
— Вы комментарии прочитайте. Там, на второй странице.
Уэнди, хоть и храбрилась, почувствовала, как ее мир покачнулся. Она перевернула лист, отыскала глазами первую запись.