Убаюкиваемые капризными волнами течения, они путешествовали, как туристы среди песчаных островов с исключительной флорой и фауной. Река как бы оказывала им честь, открывая перед ними голубоватую и золотистую дорогу среди джунглей. На каждом повороте тяжелая завеса джунглей, казалось, раздвигалась, чтобы показать им новый аспект страны.
Потом стали чаще появляться деревни на берегах бухточек, узкие пироги на пляжах. Все чаще стали слышаться песни, барабаны, доносились запахи жареного жира.
А потом появился Зарешчеш-ле над лагуной, замусоренной плывущими арбузными корками и пятнами мазута. Туземные плоты, нагруженные корзинами, обожженной глиной и сахарной коркой, соседствовали с судами и лопастями, шлепающими на границе навигационных вод.
Местечко гудело тысячами криков на сотне диалектов, колокольчиками тотемов, звоном кузниц, стуком тележек с каменными колесами, зазываниями торговцев сахаром. Ко всему этому добавлялось жужжание мух.
Зарес-ле сверкал на солнце, шлепал грязью и шумел весельем.
Прибытие двух землян и их свиты прошло почти незамеченным. Они прошли через толпу заркасцев, безумолчно болтающих вокруг порта среди своих лотков, прошли по главной улице и добрались до одного из двух отелей города, выстроенного из досок на цементных сваях.
При их появлении хозяин бросился к ним с поклоном. Это был толстый заркасец, заячья губа которого показывала выщербленный режущий край пластинки зубов.
Лоран справился о цене комнат.
— Шестьдесят лун за ночь, мсье.
Лоран сознавал, что его обманывают, но, путешествуя с королевскими издержками, заплатил без спора за две ночи вперед. Он протянул крупный билет хозяину, но тот сделал гримасу.
— Я вижу, мсье прибыл с другой стороны гор. Эти деньги здесь не ходят. Не пожелает ли мсье, чтобы я их обменял в банке?
— Идет, — сказал Лоран и вытащил из-за пояса связку билетов, — раз вы уж там будете, то обменяйте все.
Хозяин ловко взял деньги и повел обоих мужчин к комнатам. Они вошли в большую четырехугольную комнату, освещенную десятком окон, выходящих на авеню. Под каждым окном был положен матрац прямо на пыльный пол.
— Вот, — сказал заркасец, — господа могут устраиваться, где хотят, но пусть не открывают окон утром. От рынка слишком много пыли.
— Простите, — сказал Лоран, — я полагал, что мы имеем право на комнату, а не на кусочек комнаты.
Хозяин потрясенно поднял руки.
— Мсье имеет в виду отдельную комнату. Я не понял. Господа будут довольны, — добавил он и исчез.
Вскоре он вернулся, неся кучу тканей, молоток и гвозди. С поразительной быстротой он прибил занавески к потолочным балкам, отгородив таким образом два матраца от остальной комнаты.
— Вот, — повторил он, — но отдельная комната дороже. Я удержу из билетов мсье на двадцать лун больше. — Он поклонился и вышел, добавив: — Туалет в конце коридора, налево. Вот!
— Вот! — передразнил Лоран. — Давненько мы не видели одетых заркасцев. У них мания напяливать на себя земную одежду. Это гротеск.
Сев на матрац, Дарсель снимал сапоги.
— К счастью, мы не слишком много ходили в последние дни, — заметил он. — Эти железяки с Треугольника тяжеловаты. — Он дернул сапоги, которые издали звук разбитой посуды.
Лоран поднял занавеску.
— Я займусь ящиками, — сказал он, — и избавлюсь от носильщиков.
Он прошел через общий зал, где туземцы пили на деревянных ступеньках из стаканчиков, и спустился на улицу. Там он раздал деньги туземцам, добавив к оговоренной при отъезде сумме щедрую премию, а потом указал на один ящик.
— Зинн, отнеси этот ящик в комнату, я оставлю его у себя. А остальные вели послать в здание дипломатической миссии Земли в Столице.
— Да, мсье.
Они стояли внизу лестницы, и Лоран увидел возвращающегося хозяина отеля.
— Я был в банке, мсье, вот сдача с вашего билета и остальная сумма, обмененные на местные деньги.
— Черт побери! — сказал Лоран и снова созвал носильщиков:
— Эй, подойдите-ка!
Он исправил свою забывчивость и заменил деньги, которые дал им раньше. Он смотрел, как они уходят по одному и думал, что они спустят за неделю это маленькое состояние на игру и выпивку и вернутся домой за горы такими же бедными, какими были.
«Кроме Гозо, — подумал он. — Постой!» Он вдруг вспомнил, что не платил Гозо и даже не видел его с тех пор, как они прибыли в отель.
— Где Гозо? — спросил он Зинна.
— Не знаю, мсье Лоран.
— Ты не видел, как он уходил?
— Нет… Ах, да, теперь вспоминаю. Он поставил ящик и сразу пошел к площади. Он сказал, что вернется.
Лоран закусил губу.
— Ладно, — сказал он безразлично. И, поскольку Зинн, похоже, собирался спросить, почему же столько волнений из-за десятиминутного отсутствия Гозо, Лоран добавил: — Сделай, что я тебе сказал насчет ящиков.
Он бегом поднялся к Дарселю. Но того не было на матрасе. Только его сапоги, казалось, несли стражу в комнатке за занавесками. Лоран, ругаясь, взял сапоги и побежал к туалетам. Из-за двери пробивался шум текущей воды.
— Дарсель! — позвал он.
Шум воды стих. Дверь открылась, выглянуло лицо Дарселя, побелевшее от мыльной пены.
— Я принимаю душ. В чем дело?
— В том, — прошептал яростно Лоран, — что ты оставил свои сапоги и то, что в них, для всяких любопытных.
— Ах, черт! — воскликнул Дарсель. — Ну, раз ты их взял, то инцидент исчерпан. И потом, приключение, кажется, закончилось?
— Оно еще только начинается, — сказал Лоран. — Гозо исчез. Возьми свои сапоги, а я постараюсь узнать, что он там замышляет.
Лоран снова спустился по ступенькам и чуть не сбил с ног Зинна, тащившего на плече ящик. Затем он вышел на площадь, окутанную облаками пыли в конце улицы, и погрузился в шумную толпу, где он увидел несколько землян в шортах, лавируя между лотками, стоявшими прямо на земле, и деревьями, на которых кудахтали подвешенные за лапы куры. От запаха кожаных изделий, тяжелых духов и жира ему хотелось чихать.
Заркасские ребятишки возбужденно толпились вокруг водителя гусениц-львов. Их было две, они были запряжены в плетеный экипаж и стояли у края тротуара. Ничего общего с прекрасными образцами гор. Эти были гораздо меньше, с чешуйчатой кожей, с рахитичным видом. Они печально жевали сухие листья и трясли гривами, полными мух.
Где-то на улице продавец играл свистком, привлекая покупателей.
Лоран искал Гозо среди почти одинаковых лиц, и надеялся узнать его по наготе и по законченному состоянию его трехмесячной линьки. В городе редко встречались голые заркасцы. Большинство их скрывало ноги в штаны, полученные прямиком от земной армии. Многие носили рубашки, но застегивали их на спине, что более соответствовало анатомии заркасцев.
Лоран попытался догнать туземца, похожего на Гозо. Он неохотно проследовал за ним в туалет с отвратительным запахом, в последний момент заметил свою ошибку и поспешно удалился под удивленными взглядами двух заркасцев, входивших туда.
Он вышел на площадь, где у общественных фонтанов были привязаны упряжки давалей. Давали, род страусов, заменявшие лошадей, засунули головы под брюхо, отыскивая в перьях блох. Глаза Лорана быстро обежали площадь. Чтобы лучше видеть, он встал на ящик овощей. И он увидел Гозо: на этот раз это был действительно он!
Гозо вошел к местному зурю, мэру и одновременно шефу полиции Зарес-ле. Лоран узнал официальное здание по его более новому виду и муниципальному новому гербу над входом. Он выругался сквозь зубы и пошел по маленькому переулку, куда выходили окна зурю — их легко было узнать по решеткам. Он подумал, не забраться ли ему на второй этаж, а затем спуститься к двери, откуда он мог бы подслушивать разговор Гозо с чиновником, но на краю тротуара сидела заркаска и кормила грудью ребенка. Лоран повернулся и переулками пошел к себе в отель.
Лоран решил, что отныне его девизом будет как можно меньше обращать на себя внимание. Он ускорил шаг и замешался в уличную толпу, когда вышел на авеню.
Дарсель был занят чисткой сапог от грязи.
— Вот как, ты даже побрился!
— Да, — сказал Дарсель. — Носить бороду полезно, только если кусаются москиты.
Лоран перешел к другой теме.
— Я видел Гозо. Он вошел к зурю.
— Ну и что? Это подтверждает мои предположения. Ты что от него хочешь?
— Мне это не нравится. Он может сделать нам кучу неприятностей. Он вставит нам палки в колеса, чтобы помешать нам вернуться в столицу.
Говоря это, он оторвал двойную подметку с сапога Дарселя и перевернул его под матрацем: оттуда посыпались железки.
— Что ты делаешь? — забеспокоился инженер. — Ты спятил?
— Отнюдь нет, — сказал Лоран, доставая свой фотоаппарат. Он обстрелял вспышками сотни обломков, взятых с Треугольника, вырвал из рук Дарселя второй сапог и сделал то же самое с его содержимым.
Затем он вытащил пленку, оборвал ее ногтем и ввел между двумя слоями своего пояса, к другим. И он потянул пуговку на куртке Дарселя.
— Крепко? А? — спросил Дарсель. — Придется заключить торговое соглашение с Треугольниками: они дадут нам свою проволоку, чтобы пришивать наши пуговицы.
— А что ты дашь им в обмен? — спросил Лоран и, не дожидаясь ответа, добавил: — фотографий и образцов проволоки достаточно. От остального, по-моему, надо избавиться.
— Ты с ума сошел!
Не видя негодования, внезапно окрасившего щеки Дарселя, Лоран смотрел в окно. Внезапно он наклонился, вынул из кармана платок, собрал весь железный лом, завязал в платок и взял в руку небольшой сверток.
— Но послушай, — взорвался Дарсель, — что ты задумал?
Лоран взял его за плечо и повернул к окну. Он указал пальцем на Гозо, идущего к отелю в сопровождении толстого заркасца в униформе с золочеными пуговицами и в шапке с металлическим краем.
За ними следовало четыре туземца, тоже в униформе, но босых.
— И они вооружены! — подчеркнул Лоран. — Как тебе это нравится? Они явно идут за нами… Послушай, дружище, позволь мне действовать. Даю тебе слово, что не выброшу твой передвижной базар. Я придумал, где его спрятать. Если меня спросят, я в душе.