Трое в комнате застыли – будто оттуда враз исчезли живые люди, сменившись статуями.
В доме наискосок Сева привалился лбом к стене и дышал так тяжёло, будто только что пробежал стометровку с тем самым кладом за плечами. И все деньги в нём – мелочью! Наконец шумно выдохнул, облизал губы – очень хотелось пить, но уйти с поста было невозможно – и, прикрываясь шторой, чтоб окуляры бинокля не блеснули на солнце, снова принялся наблюдать.
Видно было плохо – сквозь открытое окно можно было разглядеть коротко стриженную макушку гнусавого, да ещё руку очкатого, крепко стиснувшую телефон. Зато слышно… слышно было отлично. Маленькая особенность телефонов, доработанных Вадькой на основе программы «Anti-Theft», – дополнительный микрофон. Даже если ты отключился, ещё не значит, что тебя не слышат.
– Ты-ы! – страшным шёпотом протянул очкатый. – Это всё ты, Миха!
– Чего я-то! – пробормотал Миха.
– Чего? – Очкатый размахнулся, явно намереваясь запустить в того телефоном. Никитос героически кинулся наперерез, хватая того за руку:
– Осторожно! Расшибёшь!
– Да я его по уши в пол вколочу! – кровожадно глядя на Миху, рванулся очкатый.
– Я про телефон! – отбирая аппарат у приятеля, проворчал полицейский.
– Ты хоть понимаешь, что ты наделал! – Обезоруженный очарик подскочил к Михе и уже привычно ухватил его за грудки. – Ты! Украл! Жену и сына! Цыганского барона!
– Откуда ж мне было знать! – рванулся Миха. – Она говорила, что цыганча… А про барона не говорила!
– Вопрос в другом – откуда цыгане знают про наше бабло, если, кроме Кольки, никто… Колька! – Теперь уже голос Никитоса стал страшен. – Если они его нашли… если он у цыган… значит… и всё наше – тоже?
– Это как же? – вклинился Миха. – Нам Колька ничего не сказал… а цыганче сказал? Они наши бабки забрали? Да я их всех порешу!
– Заткнись! – в очередной раз рявкнули на него. – Это тебе не нищих таборных резать, это… барон! А у него и деньги, и оружие… и везде свои люди! Где эта баба с ребёнком? Они хотя бы живые? Миха!
– Да что им сделается! Они ж это… показания против Кольки забрать должны, так что я их того… запер там… такое местечко… в лесу. И её, и пацана, и мужика, который шофер, что ли…
Сева в соседнем доме на миг опустил бинокль – пальцы дрожали. И взялся за телефон снова.
– Так я и знал… Так и знал – с вами свяжись, пожалеешь! – Никитос метался по комнате.
– Поздно, уже связался! – рявкнул на него очкатый. – Я им наши деньги просто так не отдам! Слишком дорого они достались! Пусть только перезвонит…
Телефон зазвонил. Некоторое время все трое смотрели на него, потом очкатый подскочил к столу и сгреб мобилку:
– Слышь, ты… Верни наше бабло, а не то…
– Зачем мертвецам деньги? – меланхолично ответил голос в трубке.
– Если мы мертвецы – так и барон твой вдовец! Бездетный! – рявкнул очкатый. – Скажи своему баро, что бабу свою с дитём получит только в обмен на наши бабки! И учтите, нас так просто не взять! Мы… горячие точки прошли! Половину вашего табора положим, пока до нас доберётесь, а уж я позабочусь, чтоб пацана его первым делом хлопнули!
– Ладно, не ори! – недовольно перебил голос в трубке. – Вернёшь баро всех троих… жену с сыном и шофера… и можешь валить на все четыре стороны!
– Только если всё, до последнего колечка, до последней цепочки принесёшь! – рявкнул очкатый и нажал на сенсор, глуша микрофон. Сквозь второй микрофон было слышно, как он спрашивает: – Куда? Куда ему приходить?
– К развалинам поместья пусть идёт, – буркнул Миха.
– Годится… – после недолгого размышления согласился очкатый. – Там остатки стен, есть где укрыться. – Принесёшь наше добро к развалинам старого польского поместья через час – получишь своих людей обратно! – завопил он в трубку. – Опоздаешь – сам будешь объяснять своему барону, почему у него деньги есть, а семьи больше нет!
Сева замер, судорожно сжимая телефон в руке и чувствуя, как прыгает сердце в груди. Всё получилось. Почти. Разве что никаких колечек-цепочек, никакого клада на обмен у него нет… и он понятия не имеет, где развалины польского поместья.
– Отда-аст! – отключая телефон, протянул очкатый. – Принесёт как миленький!
– Принесёт, – задумчиво согласился Никитос. – Если, конечно, он нам попросту не наврал. – И на удивлённые взгляды подельников пожал плечами. – Ну откуда мы знаем, что нам и впрямь звонил человек цыганского барона? Просто потому, что он сам так сказал?
Глава 16Чем глубже в лес, тем страшнее
– Не наврал… – опираясь руками о колени и дыша часто-часто, как набегавшаяся собака, прохрипел он. – Шуцман-то…
Даже здесь, в глубине леса, чёрное небо в просветах меж деревьями тускло отсвечивало алым. Даже докладывать не нужно, что поезд взорван – зарево горящих цистерн на всю Волынь доложило! А горючка швабам нужнее даже танков: танки они на своих заводах делают, а нефти, чтоб те танки ползли, у них скоро останется шиш да маленько. Прав был комиссар, когда решал связи завести с местными полицаями, которые перед советской властью оправдаться хотят…
– На встречу с шуцманом пойдём? – также хрипло спросил Стриж.
– Spotkanie? Jakie spotkanie?[53] – вскинулась Панянка. Оба её спутника так и продолжили молчать, но обернулись моментально. Причём парень, который вроде бы говорит только по-польски, дёрнулся раньше, чем Панянка повторила слова Стрижа. Скрывает, что по-русски знает? Людей от железки разогнал умно, сам Тихоня калий с барием в костёр кинуть, да ещё рогаткой запустить, не догадался бы: с химией у него всегда было хуже, чем с физикой. Но умные – они вдвойне подозрительней!
– Ну так тот шуцман же не дурак: понимает, что мы проверять будем. И немцы не дураки: раз мы эшелон с горючкой взорвали, расписание теперь поменяют и все сведения, что он нам дал, выкинуть можно. Так что он сказал на хутора приходить: связь обговорить надо, тайник…
– Почему только сейчас об этом говоришь? – напрягся Тихоня.
– А раньше какой смысл? Проверить надо было, – дёрнул плечом Стриж, но взгляд его исподтишка метнулся в сторону Панянки. Похоже, проверить хотел не только сведения, но и Панянку с приятелями. И судя по натянутой улыбочке Панянки, она Стрижа поняла.
– Такой, что я б командиру передал… – пробормотал Тихоня. Проверить чужаков, особенно с капиталистическим прошлым, надо, но… всё равно было неловко. Словно давнего товарища в нехорошем заподозрил. Хотя какой ему Панянка товарищ, тем более давний?
– Нечего пока передавать, а встречаться со всякими шуцманами – работа разведки, – отрезал Стриж.
– Есть короткая дорога к хуторам… пан разведчик, – негромко сказала Панянка и, не дожидаясь от Тихони ответа, споро пошла через лес. Зато её спутники все также молча и тихо свернули в сторону и растворились в лесу, даже не кивнув на прощание.
– А они куда? – напряжённо спросил Тихоня.
– Поезд взорвали. На вас поглядели. – Панянка кинула на Тихоню ироничный взгляд. – Теперь у них другая работа. Вас до хуторов довести, меня одной wystarczy… хватит.
– Это что ж выходит… – Стриж уставился на неё исподлобья. – Вы нас, советских партизан… проверяли?
– Jesteś początkującymi… Новичков… Таких всегда в деле проверяют. Вы советские – что вам стоит предать поляков?
– Мы третий год воюем, и получше вас! – разъярённо прошипел Стриж. – Советские люди вообще никого не предают!
– Только чужие земли отнимают и в Сибирь людзи шлют! – хмыкнула Панянка.
Даже в темноте видна была гневная краснота на лице Стрижа:
– Да ты…
– Тиха-а-а! – прошипел Тихоня. Стриж – разведка, Панянка – местная… а по сторонам глядеть должен техник, который в обычных выходах к железке последним идет, рапиду несёт?
Впереди на тропе двигалось что-то тёмное.
Панянка и Стриж стремительно метнулись в разные стороны. Одно мгновение – и Тихоня уже торчал на тропе один, прижимая к груди мешок с остатками тола. Качнулись ветки, оттуда высунулась рука… и, дёрнув его за рукав, утащила в кусты.
– Що ви там стовбичите, куме? Часу нема! – раздался впереди негромкий мужской голос.
– Та ніби щось почулось… Ніби йшов за нами хтось! – Тёмное остановилось, качнулось обратно по тропе, превращаясь в мужской силуэт, слабо различимый во мраке.
– А нехай би й шли? Вважаєш, лише нас покликали? Йдемо швидше![54] – окликнули его. Человек постоял ещё… наконец повернулся и двинулся прочь.
В кустах рядом с Тихоней раздалось два облегчённых вздоха.
– Nie wychodzimy na szlak![55] – прошептала Панянка.
– Ага, щас! – буркнул Стриж и… недолго думая, вывалился прямиком на тропу.
– Ты что творишшшь! – зашипел из кустов Тихоня. Так хочет своё превосходство над Панянкой показать, что и разумных слов не слушает. – Да это… измена, товарищ партизан! Почти…
– Да я-то как раз человек верный! – Стриж ответил брату недобрым взглядом. – Вас в этих кустах враз найдут! А так среди народа затеряемся.
– Какого ещё… – начал Тихоня. Впереди послышались голоса:
– Ти диви! Сусіднє село теж тут! Ну здорово, здорово…
Вокруг слышались шаги. И шелест ветвей. И едва слышное бряканье. Топот донёсся из-за спины, новая компания показалась на тропе и ничуть не удивилась, завидев стоящую у края троицу. Бородатый предводитель буркнул:
– Помагай бог! – И, не дожидаясь ответа, компания проследовала дальше.
Тихоня и вылезшая из кустов Панянка невольно переглянулись… и тут же торопливо отвернулись друг от друга.
– Твой шуцман не только тебя, целую толпу на секретную встречу позвал? – хмыкнул Тихоня.
– Вот сейчас и узнаем! – Стриж, ничуть не скрываясь, зашагал прямиком по тропе.
«Лес, а людно, как на проспекте в Первомай!» – подумал Тихоня.
Впрочем, лес быстро кончился. Начались вырубки: Тихоня споткнулся о прячущийся в сумраке пенёк, и кто-то совсем незнакомый подхватил его за плечо, не давая упасть. Теперь вокруг были люди. Насторожённо оглядываясь и полушёпотом здороваясь со знакомцами, они появлялись с неприметных тропок, выбирались прямиком из кустов, собираясь вместе, как ручейки стекаются в речушку. Людская река текла по широкой утоптанной тропе: средних лет мужики и парни, такие же, как Тихоня, и постарше. Среди мужских шапок и кепок мелькнули женские платки, а мимо, петляя меж взрослыми, пробежала кучка ребятни.