— Так… погоди… стало быть все лишь сплетни? — Петр Григорьевич с шумом выдохнул. — А что же Лукерья мне давеча говорила?
— А Лукешка то тут при чем? — настала очередь Григория удивляться. — Она все это время у Софьи обедала. Видать, экономит на харчах собственных!
— Так она мне написала, что с Марфой Симоновной говорила и та ей сказывала, ты девку какую-то обрюхатил, та с жалобой к государыне пошла, а Елисавета Петровна, пресытившись жалобами на похождения твои отдала приказ тебя на этой девке женить!
Григорий с минуту изумленно смотрел на отца, осмысливая услышанное, а потом расхохотался.
— Вот оно что… Ну, Марфа, отомстила, так отомстила! — все еще посмеиваясь, гвардеец поднял стул и придвинул его к столу. — Лукешку тоже наверняка она в Питерсхофф позвала…
— Лукерья написала, что она девку эту лично видела, — Петр Григорьевич вновь сел за стол и пристально посмотрел на сына. — Ты ведь Софью во все это втянул?
— Втянул во что? — резко спросил Григорий, поняв, что в шутку все перевести не удастся.
— В шашни свои, кобелиные! Мало тебе, что сестра при живом муже как вдова живет!
— Ты о Софье беспокоишься? — взвился преображенец, положение сестры всегда было камнем преткновения между ним и родителями. — Так ты к мужу ее сходи и к ответу призови, что он с полюбвницей вместо жены законной живет! Правда, не думаю, что сама Софья тебе спасибо скажет!
— Тон смени! — кулак вновь опустился на стол с такой силой, что чернильница подскочила. — Не с фрейлинами, чай, разговариваешь!
— Верно, — Григорий слегка подался вперед. — С фрейлиной церемониться бы не стал, взашей вытолкал!
Взгляд звериных глаз сына заставил отца поежиться.
— Ты тут зенки свои желтые не выпячивай! — рявкнул Петр Григорьевич. — Кому сказать, единственный сын в зверя оборачивается! Срамота одна!
— Отчего ж срамота? Государыне служить весьма почетно!
— Служить? Псом шелудивым?
Преображенец прикрыл глаза, пытаясь не сорваться. Зверь внутри рычал и бесновался, оскорбленный таким сравнением.
— Я вам, батюшка не пес, — старательно выговаривая слова произнес Григорий, — А офицер лейб-гвардии её императорского величества!
— Вот оно как? Офице-э-эр? — Белов-старший издевательски протянул последнее слово. — Как по мне, кобель, ты Гришка, что не на есть самый натуральный! Тебе все по бабам бегать, да юбки на уши им задирать! Вот и вся твоя служба!
— Ежели это все, что вы сказать хотите, — преображенец хотел подняться. — То я тороплюсь!
— Сиди, — одернул его отец, входя в раж, — Добегался уж! Срам-то какой! Где она?
— Кто?
— Девка твоя, брюхатая.
Григорий скрипнул зубами, подавляя в себе звериное рычание.
— Она не, как вы изволили выразиться, брюхатая! — произнес он, слегка раскатывая «р». — И извольте о моей невесте отзываться вежливо!
Белов-старший с недоверием посмотрел на сына.
— Я гляжу ты совсем того на службе своей! Тебе, Белову, чей род идет от Рюриков навязывают невесту, и ты…
— И я выполню приказ государыни, — Григорий распахнул дверь, давая понять, что разговор закончен. — Всего вам, батюшка доброго. Берегите маменьку!
— Да ты…, да я… Ах ты щенок! — рука отца потянулась сама в поисках нагайки, как правило при разговорах лежащей на столе, в воспитательных целях. Но стол был чужой. — Да я тебя денег лишу! Имения все монастырям отпишу! Что тогда делать будешь?
— Служить государыне, как и все Беловы до меня! — бесстрашно ответил Григорий, хотя промеж лопаток зазудело по старой памяти, — А там, глядишь, Елисавета Петровна и не обидит: имения наши тоже не просто так предкам достались! Честь имею!
Щелкнув каблуками, Белов-младший вышел, даже не затворив за собой дверь. В спину ему еще долго неслись отцовские проклятия и ругательства. Впрочем, к этому Григорий уже привык.
Ссоры меж ними были извечны. Не приемля иное мнение, нежели свое собственное, Белов-старший считал, что наследника избаловали, и пытался призвать к порядку, чему Гриша сопротивлялся сколько сам себя помнил. Матушка все скорбно вздыхала и то и дело бормотала что-то про баранов, а сестры переглядывались и подхихикивали, когда очередные крики сотрясали дом Беловых, обращенный фасадом к реке Мойке.
Впрочем, в последнее время Григорий редко спорил с отцом. Вернее было сказать, редко заезжал в родной дом, предпочитая казармы ставшего родным полка.
Все еще полыхая праведным гневом, преображенец выскочил за ворота мимо караулов, справившись у солдат нет ли известий о Бутурлине. Вестей не было, и Белов, расценив это, как знак, что жизнь Александра Борисовича находилась вне опасности, широким шагом направился к побережью залива.
Глава 6
Ветер и морские брызги слегка остудили разгоряченную голову. Свинцово-серые волны с шумом бились о камни, рассыпаясь белоснежной пеной. Преображенец спустился к воде и прошелся вдоль берега, носком сапога пиная мелкую гальку.
Разговор с отцом, с одной стороны, делал написание письма ненужным, но с другой… Петр Григорьевич ясно дал понять, что не примет Настю в качестве невестки. Самого Григория это не слишком волновало, он спокойно мог обойтись и без родительского благословения, как и сделал когда-то, попросту сбежав из дома в преображенский полк.
Приписав себе два года, Гриша успел принять присягу до того момента, как его обнаружили верные слуги отца. Бутурлин тогда имел долгий разговор с Петром Григорьевичем, а потом лично выдрал незадачливого солдата, но в полку оставил: обратного пути у преображенцев никогда не было.
Григорий прикрыл глаза и с шумом вдохнул свежий, все еще пахнущий грозой воздух. В отличие от многих своих знакомых Белов любил Питерсхофф, здесь он чувствовал себя свободным.
Сейчас, правда, свобода не ощущалась. Слишком уж зловеще складывались события вокруг.
— О чем задумались, Григорий Петрович?? — вкрадчивый голос раздался почти за спиной.
От неожиданности Белов подпрыгнул и уже в воздухе начал оборачиваться зверем. Впрочем, графа Шувалова, привыкшего проводить инициации в полку, преображение офицера не смутило.
— Перестаньте! — начальник Тайной канцелярии слегка насмешливо смотрел на гвардейца, чьи черты лица все еще расплывались, а за ними проглядывала морда зверя. — Оставьте эти шутки для впечатлительных фрейлин!
— Простите, Александр Иванович, — с совершенно серьезным лицом произнес Григорий. — Нельзя же так подкрадываться!
Тот смерил шутника одним из своих фирменных взглядов. Поговаривали, что таким взглядом глава дознавателей мог прочитать мысли. Григорий в этом сомневался, ибо читай Шувалов мысли, то и дыба была бы не нужна. Посему гвардеец сделал каменное лицо, точно караульные у ворот, когда государыня мимо изволит идти.
Начальник тайной канцелярии вздохнул и покачал головой.
— Все во мне врага видите, Григорий Петрович? — ласково спросил он.
— Помилуйте, Александр Иванович! — наигранно возмутился Белов. — Разве ж можно вас во враги записывать?
Шувалов криво усмехнулся.
— Пройдемся, Григорий Петрович, — он мотнул головой в сторону побережья.
Белов проследил взглядом:
— Отчего бы и не пройтись.
— Вы даже не спросите куда.
Григорий пожал плечами:
— Шпага моя при мне, стало быть, в крепость Святых Апостолов не поведете, а так — погода хорошая, солнышко, вон, светит, отчего же и не прогуляться?
Шувалов чуть наклонил голову, внимательно рассматривая собеседника.
— Все гадаю, вы храбрец или просто нахал?
— Вам виднее, ваша светлость, это вы в людских душах… разбираетесь.
К удивлению Григория, замечание даже повеселило Шувалова.
— Храбрец и нахал, — усмехнулся он. — Впрочем, что еще ожидать от преображенца? Ну коли вы такой умный, может угадаете, зачем я с вами беседы веду?
— Гадают на святках, Александр Иванович, а сейчас лето на дворе, — Белов демонстративно огляделся.
За разговором они отдалились к зверинцу, и теперь вокруг никого не было.
— Ох, Григорий Петрович, и охота вам так ерепениться? Я ведь только поговорить пришел… Пока что…
Гвардеец остановился и внимательно посмотрел на Шувалова.
— Странный вы человек, Александр Иванович. Вы ведь хотите знать, что произошло этим утром с Александром Борисовичем Бутурлиным, верно?
— Верно.
— Так и спросили бы прямо. Но нет, вы подкрадываетесь, на прогулки уединенные зовете, крепостью грозите…
— Виноват, Григорий Петрович, — глава тайной канцелярии развел руками, — должность обязывает.
— Врете вы, вам это удовольствие доставляет! — непочтительно фыркнул преображенец.
— Возможно, — напускная веселость слетела с Шувалова, он пристально посмотрел на Белова. — Так, Григорий Петрович, здесь беседовать будем или в моем кабинете в Питерсбурхе?
— Спасибо, что не сразу в крепости, — хмыкнул гвардеец. — Хотя вы правы, в этом деле мы с вами по одну сторону стоим.
— Мы с вами всегда по одну сторону стоим, Григорий Петрович. Ведомство, где я служу, ведь приказом Преображенским звалось.
Григорий сухо кивнул, эту историю он знал. Созданный для охраны правопорядка, приказ уже при императрице Анне был преобразован в Тайную канцелярию и отделен от полков. А вот Шувалов всегда при Елисавете Петровне был.
Белов вдруг вспомнил, что именно граф тогда, еще совсем молодой проводил инициацию и самого Григория. Впрочем, тот день давно смазался в памяти, осталось лишь ощущение близости смерти и дыхания волка где-то рядом.
Шувалов все еще ждал ответа и преображенец решился:
— Спрашивайте, скажу, что знаю.
Шувалов задумался.
— Расскажите-ка мне, что происходило до того, как вы увидели Александра Борисовича, лежащим на дороге, — предложил он. — А если мне что надо будет — я вас прерву.
— Хорошо. С какого момента?
— С того, как вас на заставе Левшин перехватил. Кстати, почему именно он? — заметив, что Белов едва заметно напрягся, начальник тайной канцелярии махн