— И как я сам-то не додумался, — хлопнул себя по лбу Илья, внутренне отмечая, что явно уже переигрывает.
Лицо Максимки отобразило триумф победителя, и тогда Илья достал пистолет и навел его на безмозглого инициатора.
— Илья, за… За что?! — ошеломленно пискнул Максимка.
— Убей себя сейчас же, — спокойно приказал Илья, показные эмоции мигом слетели с его лица, обнажив холодное презрение. Перемена случилась, так быстро, что «апостолы» зависли, пытаясь перестроиться под вожака. — Иначе тебя убью я.
— Я… Я не буду! Не стану я этого делать! Понял?! — предсказуемо заупрямился Максимка.
— Ты так в этом уверен? — улыбнулся Илья.
— Лучше тогда ты, чем я, — упавшим голосом выдохнул Максимка.
Как же быстро он сдался. Лёха хоть боролся за себя, а эта амёба, даже не спорит. Даже играть скучно, ну, как же скучно и предсказуемо всё!
— Значит, твоя идея отстой. Еще идеи? Кир? — переводя пистолет на белобрысого парня, спросил Илья. — Как заставить девчонку взорвать себя и пару сотен человек?
— Можно, — Кир в ужасе сглотнул и стал судорожно водить пальцами по столу. — Пытать её.
Илья выстрелил. Кир взвыл, схватившись за руку. Остальные испуганно нагнулись к полу.
— Убей себя!
— Иди к черту! — забывшись от боли, рыкнул парень.
Илья выстрелил еще раз, в другую руку, пуля лишь слегка оцарапала Киру плечо.
— Убей себя! — требовательно повторил Илья.
— Ублюдок, сраный урод! — матюгался белобрысый.
Илья вытащил из кармана нож и подошел к Киру. Теперь одна рука была занята пистолетом, а вторая ножом.
— Ты прав — пистолет плохой способ пытки. Слишком всё быстро. Какая часть тела тебе нравится больше всего?
— Зачем ты это делаешь? — захныкал парень.
— Ты сказал, что пытки верный способ заставить кого-то убить себя и других. Вот мы и проверяем твои слова эмпирически. Научный метод — ничего личного.
— Ты чокнутый ублюдок!
Илья махнул рукой, и на пол плюхнулось окровавленное ухо. Белобрысый медленно опустил взгляд на часть своего тела и стал так же медленно оседать вслед за ним на бетон.
— Ну вот, пытки — не очень хороший вариант, — с сожалением, вздохнул Илья. — Какие еще есть предложения?
В комнате сделалась тихо-тихо.
— Вы разочаровали меня сегодня. Завтра мы продолжим совет. Хотя мы уже вчера должны были действовать! — пафосно подытожил Илья, доставая салфетки и вытирая брызнувшую на лицо каплю крови.
Илья на расслабоне пошел к выходу, но ему в спину, едва слышно кинули непростительное обвинение.
— Сам-то тоже ничего не предложил.
Илья резко повернулся на бабий голосок. Конечно же, слова принадлежали Нине — единственной девушке среди «апостолов». Её совсем недавно протащил в совет Веня, заменив ею поехавшего после убийства бомжа Лёху.
Веня был в своё время очень полезен. Бывший детдомовец, которого развели добрые друзья на квартиру. До встречи с Ильей Веня жил скверно — в теплотрассах, питаясь тоже скверно — с помоек. А после стал его верным псом. Нина же была Вениной девушкой из того самого детдома, они вроде как с самых пеленок вместе.
Встретившись с Ильей взглядом, Нина сжалась и пошла красными пятнами. Веня мог бы уже себе тёлку и покрасивей позволить — не по статусу ему была Нина. Илья не понимал, почему Веня её не только не поменял, но и наоборот — держался за эту мышь, как за самое дорогое в жизни.
Илья поднял пистолет и задумчиво навёл на Нину. Краем глаза видя, как с противоположного конца комнаты дернулся Веня на защиту своей тупой суки. Как же все было предсказуемо и скучно.
— Не трогай её, Илья, — умоляюще попросил Веня, но с металлическими нотками, твердо, через судорожно сжатые зубы, сдабривая просьбу явной угрозой.
— Не буду, Веня, я же не урод какой-нибудь, — примирительно улыбнувшись, пообещал Илья и перевел пистолет с девушки на Веню. — Камон, выбирай, Нина. Он или ты?
— Ты не сделаешь этого! — судорожно выдохнула она.
— На счет, скажем, тридцать три, можно будет сказать чиз и вылетит птичка. И я это сделаю, детка. Максимка, Камон, озвучь время. И, плиз, будь выразителен, как в кино.
— Раз, — дрожащим голосом выдохнул Максим. — Два. Три. Четыре…
Девушка в панике смотрела на Веню. Веня закрыл глаза. Он будто разрешил ей выбрать себя, а не его.
— Ладно-ладно, прости-прости, что я так сказала, — быстро затараторила Нина.
— Семь, — отчеканил Максимка.
— Ну что ты, я не обижаюсь, — успокоил её Илья, продолжая игру.
— Десять.
Она посмотрела на него, потом на Веню. Сглотнула ком в горле.
— Хорошо, я поняла. Но у меня нет пистолета, — прошептала Нина.
— Нина, нет! — процедил Веня. — Не надо!
— В столе лежит запасной пистолет. Подайте его даме. И поживее, — попросил Илья.
— Пятнадцать.
Дэнчик, подсуетившись, протянул Нине пистолет. Она взяла его дрожащей рукой.
— Двадцать.
— Не смей Нина! Дура! Ты мне нахер не нужна! Пошла нахер! — уже орал Веня.
Девушка приставила пистолет к виску.
— Так, я сделаю, только не трогай его, — попросила она.
— Двадцать три, — проговорил Макс.
— Веня, я тетя люблю… ты, знаешь.
— Нет! Нина, хрень, он не стрельнет!.. Ты!.. Он!.. Нина! — не своим голосом орал Веня.
— Двадцать семь.
Веня, не выдержав, кинулся к девушке. Но добежать не успел.
Нина зажмурилась и щелкнула пистолетом у виска.
Медленно открыла глаза, еще не веря себе. Перевела взгляд на пистолет на себя, на Илью, на Веню. Веня свалился на колени и разрыдался.
Илья убрал свой пистолет.
— Повезло, забыл зарядить, — извиняющимся тоном сказал Илья. — А ты говорила у меня нет предложений. Только мои, в отличие от ваших, работают, — презрительно добавил он на прощание и вышел.
Тёлка, конечно, дура. Её нужно срочно заменить. Но Веня был ему нужен. Если бы эта идиотка убила себя, Веня стал бы мстить, а это бы обернулось проблемами. Теперь же Веня ему благодарен, теперь же Веня еще больше с ним повязан. Кажется, Илье теперь есть, кого послать с Аркашей разрулить столицу.
А Аню он им не отдаст. Она ему нужна. В ней что-то было, Илья хотел понять что, и использовать это с умом. Пока же он не решил эту головоломку, не взломал её — она будет при нём. Нельзя разменивать такой козырь по мелочам.
Теракт — идея изначально глупая. К терактам слишком привыкли. Они никого уже не удивят и не шокируют. Нет, появилась идея поинтересней. Нечто, что проявит всю беспомощность власти перед стихией Хаоса. Нечто, что причинит настоящую боль. Апокалипсис должен быть организован.
***
Туман дней — она маятник. Уходит — приходит. Сколько она здесь: «дни?» «недели?».
Чужой холодный дом давит. Особенно по ночам. Не хватает родных. Тоска по улыбкам, щебету детей их играм. Прятки с Вадиком, ладошки к лицу — нет Вадика, открываешь ладошки — вот он её улыбчивый карапуз.
Горячие слезы в подушку. Снится мама — у неё теплые руки и шепот тёплый: «Доча!».
Тепло уходит — его выдувают сквозняки. Знобит. Она проваливается в кошмар — жуткий, липкий всепоглощающий ужас, что каждую ночь приходит в эту чужую постель и терзает её уставшее сознание.
Комната та же самая, в которой Аня заснула. С той же дорогой мебелью, теми же панорамными окнами и потолками до самого неба, но на месте гардеробной здесь устроена невероятно роскошная детская, как для маленького принца.
Маленький принц играет в манеже — ему не больше трёх годков. У малыша белые блестящие кудри, и необыкновенные глаза. В синей радужке этих глаз едва приметно растворен тоненький, размытый золотой ободок. От него исходит согревающий свет и тепло.
Мальчик заразительно улыбается Ане, доверительно протягивает игрушечного единорога. Аня пытается взять подарок, но рука проваливается в пустоту. Мальчика нет, вместо него над потолком, в синем свете появляется жеребенок единорога. Он машет крыльями и быстро перебирает копытцами по воздуху, воздух искрится золотой пыльцой. Из рога жеребёнка струится синий свет. Комната растворяется в этом свете.
И мальчик уже снова мальчик. Они идут по дивному саду. Не земной то сад, а небесный. Запахи дурманят. Все тонет в цветении чудесных растений. Природа здесь ласкова к человеку, она плоть от плоти его.
Среди густых трав мальчик видит бабочку и, заливаясь смехом, бежит за ней. Бабочка словно подыгрывает, то почти дается в руки, то ускользает в небо. Мальчик, нахмурившись, хочет уже обидеться на проказницу, но она опережает его намерение, доверчиво присаживаясь ребёнку на нос. Он потешно сводит глазенки к переносице. Бабочка хлопает крыльями ему по щекам, от чего у мальчика опять вырывается задорный смешок.
Из-за кустов выходит обнаженная женщина. Она идеальна. В ней настолько всё правильно отмерено природой, что эта правильность кажется нечеловеческой, жуткой. Лицо её выражает искреннюю радость при виде ребёнка.
Она щелкает пальцами и рядом растущее дерево приобретает форму скамейки. Женщина садится, берет ребёнка на колени и начинает с ним играть в ладушки. Мальчик увлечённо бьёт по ладошкам. Кажется, нет предела его любознательности — ему интересно абсолютно всё.
Их идиллию нарушает появившийся из ниоткуда мужчина. Он тоже наг и тоже идеален в своей неземной красоте. Он чем-то донельзя раздражён, и вид женщины с ребёнком лишь подстегивает его недовольство.
— Ева, — окрикивает он женщину, — ты слишком привязалась к мальчишке.
Ева виновато кивает, опуская ребенка на траву. Поднимается навстречу мужчине. Скамейка выпрямляется и обретает форму чудаковатого дерева. Ветки его тянутся к малышу и, подхватив его на самую свою вершину, начинают вертеть, качать с ветки на ветку. Маленький принц опять смеётся и так, что душа невольно откликается на его веселье, и губы сами собой растягиваются в счастливую улыбку.
— Ты прав, Адам, но мальчик — он почти как мы. Иногда мне хочется, чтобы он остался здесь, с нами, — печально, но с затаенной надеждой вздыхает Ева.