Испанское исследование также выявило чрезвычайно высокую генетическую корреляцию между самоориентированным и социально предписанным перфекционизмом. Таким образом, если вы начинаете жизнь со склонностью к самоориентированному перфекционизму, у вас, скорее всего, будут трудности и с социально предписанным перфекционизмом (и наоборот). Гены – это своеобразная неизбирательная, бодрящая лотерея жизни. Абсолютно без всякой нашей вины нам просто суждено обладать некоторой долей самоориентированного и социально предписанного перфекционизма.
Однако следует отметить, что ДНК вовсе не означает роковую предопределенность. Это руководство по эксплуатации, и молекулярный процесс, называемый эпигенетикой, указывает, на какие фрагменты руководства следует обратить внимание, учитывая условия, с которыми мы сталкиваемся. Метилирование геномной ДНК является особенно важной особенностью эпигенетики. Метилирование модифицирует ДНК без изменения ее нуклеотидной последовательности в ответ на такие явления, как голодание, острый стресс или травма, что может привести к изменениям в структуре и функционировании клеток.
Это важно, когда мы рассматриваем наследуемость перфекционизма. Эпигенетические модификации передаются из поколения в поколение, и потому любые состояния, благоприятствующие перфекционизму, которые, возможно, переживали наши предки, вероятно, по крайней мере частично, сохраняются сегодня и в наших генах. Внушительная часть перфекционизма передается по наследству, но мы не можем знать, насколько эта наследуемость обусловлена базовой ДНК, а насколько – недавней эпигенетической модификацией.
Есть еще одно соображение, которое также связано с окружающей средой. Хотя генетические калькуляции объясняют, почему люди отличаются друг от друга, они ничего не говорят о средней величине. Это означает, что, хотя гены помогают объяснить, почему я, возможно, более перфекционист, чем вы, они не объясняют, почему средний уровень перфекционизма повышается у всех без исключения. Мое исследование чрезвычайно важно в этом отношении, потому что оно не просто показывает, как растет средний уровень перфекционизма, оно также показывает, что обстоятельства, с которыми мы сталкиваемся после рождения, должны иметь значение для развития перфекционизма – причем весьма значительное.
Итак, если обстоятельства имеют значение, то как именно воспитывается перфекционизм? Первое, что приходит на ум: на основе того, что делают наши родители. И это необязательно является верным.
В 1960 году многообещающего психолога по развитию по имени Джудит Харрис выгнали из Гарварда как раз тогда, когда она работала над своей докторской диссертацией. В письме о прекращении ее изысканий, подписанном Джорджем А. Миллером, исполняющим обязанности заведующего кафедрой психологии, говорилось: «У нас существуют сильные сомнения в том, что вы соответствуете нашему профессиональному стереотипу того, каким должен быть психолог»[83]. Харрис покинула Гарвард, какое-то время преподавала в Массачусетском технологическом институте, а затем несколько лет проработала лаборантом в Нью-Джерси. Однако к концу 70-х годов ее настигло тяжелое наследственное заболевание, называемое системным склерозом. Прогрессирующая болезнь все больше привязывала ее к дому, она не могла работать.
Прикованная к постели, Харрис посвятила свою жизнь тому единственному, что умела делать: писать. В течение десятилетия, между началом 80-х и началом 90-х годов, она написала несколько учебников для колледжа по занимательной психологии детского развития. Но что-то не давало ей покоя в этих текстах. Для начала она подвергла сомнению основную предпосылку, на основе которой они были написаны, и в конце концов вообще сдалась.
– Я бросила писать учебники, – сказала она, – потому что однажды мне внезапно пришло в голову, что многое из того, что я рассказывала этим доверчивым студентам колледжа, было неправильным[84].
Харрис придерживалась радикальной теории детского развития. Она считала, что то, как родители воспитывают своих детей, не оказывает большого влияния на то, какими дети вырастут. По ее словам, на детей в большей степени влияют гены и культура, нежели родители. Это был провокационный подход, бросающий вызов общепринятому мнению. Например, хорошо известно, что у тревожных родителей вырастают тревожные дети, у добросовестных родителей вырастают добросовестные дети и, да, есть доказательства того, что родители-перфекционисты воспитывают детей-перфекционистов. Во всей литературе по детскому развитию корреляции между воспитанием и темпераментом ребенка действительно весьма сильны.
Но давайте присмотримся повнимательнее. Эти корреляции не являются доказательством родительского влияния. Конечно, родители и дети похожи; у них много одинаковых генов. И кроме того, даже если бы мы не принимали в расчет гены, корреляция сама по себе не доказывает причинно-следственную связь. Возможно, влияние передается от ребенка к родителю, а не наоборот. Главная идея Харрис заключалась в том, что мы переоценили роль родителей на фоне других более важных факторов, таких, например, как гены, а также сил, выходящих далеко за рамки семьи.
Харрис подверглась резкой критике за свои идеи. Тем не менее она со всей невозмутимостью продолжала тщательно оттачивать свою аргументацию. Она делала это в одиночку, в своем доме в Нью-Джерси, не имея доступа к университетской инфраструктуре, платным статьям или дорогим учебникам. И все же, несмотря на эти препятствия, мудрость изливалась из нее. В 1994 году, через тридцать четыре года после того, как ее выгнали из Гарварда, Харрис представила свои доказательства в престижный журнал Psychological Review. Статья была опубликована в следующем году и получила широкое признание[85].
Трудно описать всю величину этого подвига. Многие профессора за всю свою карьеру могут так и не опубликоваться в Psychological Review. То, что это удалось женщине той эпохи, бывшей вне академической среды, к тому же страдающей хроническим заболеванием, просто поразительно. Единственный способ, которым она могла бы это сделать, – это написать что-то очень ясное, безупречно проработанное и убийственно убедительное. Ее работа была признана настолько выдающейся, что в 1998 году Американская психологическая ассоциация присудила ей награду за исключительный вклад. По иронии судьбы, эта награда носила имя некоей гарвардской шишки – Джорджа А. Миллера, в свое время выгнавшего ее.
Мы только что убедились, что Харрис была права насчет генов – генетическая наследуемость характерных черт необычайно высока. Однако именно ее размышления о среде вызвали наибольшие разногласия. Она была убеждена, что культура имеет гораздо больше власти над тем, какими мы становимся, чем родители. Под культурой Харрис подразумевала мир за пределами семьи, например, наши дружеские круги, тренды, транслируемые популярными СМИ, ценности, пропагандируемые рекламой и влиятельными людьми, а также то, как организованы и структурированы гражданские институты, такие как правительства, школы и колледжи.
Для доказательства своих идей Харрис просит нас еще раз взглянуть на исследования близнецов. Потому что тогда мы увидим, что родительское воспитание почти никак не влияет на то, какими людьми становятся дети. Удивительно, но характерные черты взрослых близнецов, выросших в одной семье, похожи между собой не больше, чем характерные черты близнецов, выросших в разных семьях. Вариативность черт, приписываемых семье, или, другими словами, родителям, практически равна нулю.
– Если бы мы оставили группу детей в одних и тех же школах, районах проживания и среди тех же сверстников, но поменяли родителей, – пишет Харрис, – они выросли бы такими же взрослыми[86].
Джудит Харрис сама была матерью, и с этой колокольни ей было хорошо видно, что воспитание детей часто сводится к немногим большему, чем просто беспомощное наблюдение. И по мере того как она углублялась в доказательства, совместное влияние генов и культуры на развитие ребенка оказывалось реальностью, которую становилось все труднее опровергать. Ее работы говорят нам кое-что важное о человеческой природе: наши черты не являются ни врожденным багажом, приданным нам природой, ни пассивным отражением тех жизненных условий, с которыми мы сталкиваемся. Они представляют собой сложную смесь того и другого.
Мы совершенно разные, но в то же время более или менее одинаковые. Определенные эволюционные константы необходимы для выживания, как, например, потребность питаться, размножаться и приспосабливаться, и для этого есть гены, конкретные и неизменные. За пределами этих фиксированных структур мы имеем пластичность личности, которая – за исключением самых ужасных примеров, таких как жестокое обращение, оставление или безнадзорность, – формируется отнюдь не нашими родителями и не нашей личной волей, а нашей общей культурой[87].
Когда мы говорим о влиянии культуры на развитие человека, трудно назвать кого-то, кто оказал бы большее влияние на освещение данного вопроса, чем немецкий психоаналитик Карен Хорни. Ее клинические наблюдения дают четкое представление об общей симфонии типов человеческой личности в развитых обществах. Перфекционизм, говорит она, это цена, которую мы все платим за свое место в оркестре.
Карен Хорни родилась в Бланкенезе, Германия, в 1885 году, она была младшей в семье из нескольких детей. Ее отец, капитан корабля торгового флота, был властным консерватором. Его дурной характер Хорни испытала на себе с раннего детства. Он был «жесткой дисциплинарной фигурой», пишет она в своем дневнике, «человеком, который делал нас всех несчастными своим ужасным ханжеством, эгоизмом, грубостью и невоспитанностью».