Хорни находила утешение и прибежище у своей матери. У той были большие амбиции в отношении Карен, в то время как отец хотел, чтобы та осталась в семье и стала горничной. Когда Карен исполнилось пятнадцать, мать устроила ее в среднюю школу в Гамбурге, где она могла изучать медицину. Ее отец протестовал, утверждая, что не может позволить себе обучение.
– Тот, кто потратил тысячи на моих сводных братьев, которые одновременно и глупы, и демонстрируют дурной характер, – пишет Хорни в своем дневнике, – сначала десять раз прокручивает в пальцах каждый пенни, который ему приходится потратить на меня[88].
Однако ее мать настояла на своем и все же отправила Карен в Гамбург.
Но этот эпизод ее ранней жизни оставил в ней свой отпечаток. По словам биографа Бернарда Пэриса, Хорни «была такой амбициозной, поскольку ей нужно было компенсировать чувство отверженности со стороны своей семьи»[89]. В школе, пишет Пэрис, она лелеяла «мечту о славе, добытой благодаря академическим достижениям… – потребность чувствовать себя исключительной личностью с особой судьбой». Ее перфекционизм привел к сокрушительному упадку сил, который она списывала на свою потребность быть «выше среднего». Стенограммы ее сеансов у психотерапевта свидетельствуют о том, что ее всепоглощающая потребность в достижениях была вызвана страхом, что ее могут признать «обычной». По словам Пэриса, ее проблемы превратили учебу в «тяжкое испытание», «но она была достаточно одаренной, чтобы добиться многого».
И она действительно добилась многого. По окончании Гамбургского университета Хорни на базе своего медицинского образования выучилась на психолога. Она быстро продвинулась по карьерной лестнице благодаря своей новаторский критике фрейдистской теории и своим впечатляющим эссе по женской психологии. На самом деле ее заслуги оценили настолько высоко, что в 1932 году она эмигрировала преподавать психоанализ сначала в Чикаго в качестве заместителя директора Чикагского института психоанализа, а вскоре после этого в Нью-Йорк – в качестве декана Нью-Йоркского психоаналитического института.
Именно в Нью-Йорке Хорни начала включать в область своего критического мышления как патриархальную, так и послевоенную американскую культуру. Анализируя свое собственное прошлое наряду со свидетельствами своих многочисленных пациентов, она увидела закономерность. Хотя проблемы каждого выражались немного по-разному, в основном психические расстройства были схожи.
– Невротические личности имеют существенное количество общих черт, – пишет она – И эти основные сходства, по сути, обусловлены трудностями, которые определяются нашим временем и нашей культурой[90].
Согласно Хорни, такие трудности порождаются чрезмерной конкуренцией и квазирелигиозной верой в личный фатум.
– Из экономического центра конкуренция распространяется на все виды деятельности человека, – пишет Хорни. – Конкуренция проникает в романтические и социальные отношения, во все наши действия… и является проблемой для всех и каждого внутри нашей культуры[91].
Конкурентные индивидуалистические культуры создают для людей очень специфические дилеммы. «Противоречивые тенденции», которые, по словам Хорни, мы «не в состоянии примирить»[92]. Так, например, среднестатистический человек, со средней зарплатой, живя внутри культуры, где конкуренция в сфере потребления настолько сильна, что порождает желание приобрести товары, которые ему не по карману, будет определенно расстраиваться. Равно как и живя внутри культуры, где ожидания в отношении статуса и богатства взлетели настолько высоко, что большинству из нас просто невозможно их достичь.
Хорни считала, что эти противоречивые тенденции вносят и усиливают в нас наши внутренние разногласия. Мы создаем идеализированный образ самих себя – кого-то богатого, крутого, привлекательного, – который используем, чтобы избавиться от тревоги из-за того, что не чувствуем себя самодостаточными. Отождествляя себя с этим образом, мы приспосабливаем себя к культурному идеалу, и это соответствие помогает нам чувствовать себя менее одинокими из-за своих недостатков. Но конформизм имеет свою цену: она – во внутреннем конфликте между идеальным человеком, которого превозносит наша культура, и тем несовершенным человеком, которым мы являемся на самом деле.
Более того, чем шире разрыв между нашим идеальным и реальным «я», тем больший внутренний конфликт мы испытываем и тем более неуютно чувствуем себя в собственной шкуре.
– Сотворив из себя кумира, – пишет Хорни, – мы все меньше можем терпеть свое истинное «я» и начинаем злиться на него, презирать себя и изнывать под гнетом наших недостижимых ожиданий.
Мы занимаем оборонительную позицию, страшимся других и еще больше боимся показать миру свои несовершенства. Эти страхи ослабляют самооценку, а ослабленная самооценка открывает путь к чрезмерной потребности любви и к зависимости от одобрения других людей.
И вот, чтобы чувствовать себя в безопасности и быть достойными среди других, мы надеваем маску совершенства. Наше совершенное «я», по словам Хорни, это полный арсенал «должен»: «должен уметь все выносить, все понимать, всем нравиться, всегда быть продуктивным – и это лишь часть всех внутренних предписаний»[93]. И поскольку диктат этих «должен» неизбежен и неотвратим, она называет его «тиранией долженствования».
Читая эти слова, я понял: эта женщина была гением. Потому что все так и есть, ведь правда? Я должен быть хладнокровнее, подтянутее, сильнее, счастливее, продуктивнее, не есть слишком много, но и не есть слишком мало, регулярно заниматься физическими упражнениями, находить время для отдыха, встречаться с друзьями, умеренно пить, суетиться и говорить «да» каждой возможности, следить за собой, отлично готовить, воспитать умных и вежливых детей. Это бесспорные (и часто противоречивые) директивы, которыми мы регулярно выстреливаем в самих себя. И общество тоже в нас ими выстреливает. Они разбросаны по социальным сетям, сочатся из эпизодов сериала «Семейство Кардашьян», вопят с расклеенных плакатов и рекламных щитов. Все это разнообразное давление мы не в состоянии привести к какому-то единому знаменателю, кроме вот этого: стремление к совершенству.
Ибо если не благодаря совершенству, то как еще мы можем стать теми, кого признает и принимает общество?
Перфекционизм – это венец этой тирании; линза, через которую мы смотрим на мир, а тот просто продолжает подбрасывать нам все новые и новые идеалы того, кем мы должны быть. В собственной жизни Хорни давление было иным, но не менее весомым. Агрессивный патриархат предъявлял к женщинам свои собственные требования, которые научили Хорни, что «тирания долженствования» создает дилеммы, разрешить которые ты можешь, будучи только кем-то другим, кем-то совершенным. Позже, проведя тысячи клинических взаимодействий, прямо там, в корнях проблем других людей, она увидела удивительно ясное воздействие этой тиранической культуры. Вот красноречивые откровения одной из ее пациенток:
– Моя чугунная «должна»-система. Моя броня из долженствований: чувство долга, идеалы, гордость, чувство вины. Этот жгучий компульсивный перфекционизм был всем, что меня поддерживало. За его пределами повсюду вокруг царил хаос[94].
«Многие идеи Карен Хорни о развитии личности, – писал американский психолог Скотт Барри Кауфман в своей статье для Scientific American в 2020 году, – подкреплены современной психологией личности, теорией привязанности и результатами исследований о влиянии травматических переживаний на мозг»[95]. Все это так. Но, я думаю, Кауфман недостаточно подробно останавливается на самом глубоком вкладе Хорни – идее о том, что именно наша адаптация к нашей культуре рождает наши самые сокровенные противоречия. Потому что именно это наблюдение Хорни является почти пророческим в своем предвосхищении того, что мы сегодня называем одержимостью общества перфекционизмом.
Карен Хорни умерла от рака в возрасте шестидесяти семи лет, прожив напряженную, мужественную и временами весьма тревожную жизнь. Несмотря на это, она никогда не прекращала поиска правды о неврозах, которые терзали ее и ее пациентов, и о культурной обусловленности, которая их породила. Если идеи Карен Хорни находят в вас отклик, то вы, как и я, найдете в ней близкого друга. И точно так же как положено друзьям, она поможет вам меньше теряться из-за своего перфекционизма, меньше оставаться наедине с ощущением, что вы недостаточно хороши. Ее урок для нас заключается в том, что все это не наших рук дело. Виновником этого является культура.
Когда мне было лет семь или восемь, после школы мой папа иногда брал меня, маму и моего младшего брата к себе на строительную площадку. Мне нравилось туда ходить. Она представляла собой завораживающее пустынное место, заваленное кирпичами, с высокими штабелями на поддонах там, где должны быть дороги и где рядами стояли недостроенные дома. Ранним вечером на кранах зажигались огни. И откуда-то из тени появлялась армия уборщиков, бесшумно неся пылесосы: они поднимали брезент, смахивали цементную пыль, опустошали мусорные баки.
Мои родители были частью этой армии. Оказалось, что бригадир обычно выделял моему отцу несколько часов в уборочную смену, когда дела у нас шли не очень, что случалось не так уже редко. Он был не особенно хорошим уборщиком. Но и плохим тоже не был… Как и большинство других уставших и малооплачиваемых людей, находившихся там бог знает в какое время ночи, он просто не особенно вкладывался («И так сгодится, правда?»). Кроме того, его таланты обычно как нельзя лучше подходили для того, чтобы выполнять работу, создававшую шум и беспорядок: пилить расколотую фанеру или приколачивать настил, держа в зубах веер гвоздей.