помещать неудачи в более широкий контекст. Создайте дома обстановку, в которой ваш ребенок чувствовал бы себя комфортно, для того чтобы открыто рассказать о том, что он ощущает, когда сталкивается с ними.
И наконец, воспитывайте на родительском примере. Покажите своим детям на примере собственных неудач, что неудача очеловечивает, а вовсе не унижает. Поговорите с ними открыто. Позвольте им открыто поговорить с вами. Научите их, что негативные эмоции – это нормально. Будьте всегда рядом, чтобы поддержать их. Заботьтесь о планете и экосистеме, которые унаследует ваш ребенок. Будьте добры к своему окружению и тем, кто вам близок. Уважайте авторитет учителей. Благодарите их за труд по развитию вашего ребенка всякий раз, когда их видите.
Ваши дети боготворят вас. Покажите им, почему так важно расти, с радостью ценя свою несовершенную человечность. Встречайте свои собственные трудности так, как вы хотите, чтобы они встречали свои: с мужеством, верой и состраданием. Поступайте так, и вы научите своего ребенка тому, что совершенство вовсе не обязательно для того, чтобы жить активной и полноценной жизнью.
На прошлой неделе я пересмотрел «Операцию “Университетский блюз”», сериал Netflix о мошенничестве Рика Сингера. Это отшлифованное, тщательно выверенное, драматичное кинематографическое произведение в истинно голливудском стиле, пропитанное чувством опасности и саспенсом. Мрачные кадры, на которых Сингер сидит в своем тускло освещенном доме и, пристально глядя на экран компьютера и прижав телефон к уху, строит свои хитроумные планы, перемежаются сценами богатых клиентов на другом конце линии, которые непременно находятся в каком-нибудь экзотическом месте или стоят на веранде, любуясь акрами сочного пейзажа перед ними, и внимательно слушают, как Сингер объясняет сложные детали того, как их ребенок собирается изображать из себя талантливого игрока в водное поло.
Сценарий сделан просто фантастически. И все же почему-то вы не можете не чувствовать, что все это немного прямолинейно. Режиссер бескомпромиссно удерживает внимание зрителя на происходящем, но факты – это почти все, что становится нам известным. Это была тщательно продуманная афера. Сингер и его состоятельные клиенты вели себя предосудительно. И их судили. Некоторые отправились в тюрьму. Конец.
Семьи осужденных действительно были замешаны в чудовищном мошенничестве. И они заслужили свою участь за то, что фактически украли элитный спорт в колледже у менее привилегированных детей. Но чего «Операция “Университетский блюз”» не рассказывает, так это менее прямолинейную историю о том, что в принципе вызвало к существованию аферу Сингера. Чтобы рассказать об этом, создателям фильма нужно было бы стать рудокопами и поднять не один пласт, задавая наводящие вопросы о нашей экономике и том обществе, которое эта экономика создала.
Разумеется, неспособность задавать более содержательные вопросы характерна не только для проблем воспитания. Тот же самый камень преткновения мы видим применительно и к социальным сетям, о чем рассуждалось в главе восьмой. В поисках удобных ответов в современной культуре существует тенденция рассматривать целый ряд социальных проблем – соцсети, назойливых родителей, нестабильную работу, рекламу образа жизни и так далее – как набор отдельных любопытных случайностей, на которые мы указываем, неодобрительно хмуря брови.
Но это отнюдь не отдельные любопытные совпадения. Если мы копнем достаточно глубоко, то обнаружим, что все взаимосвязано. Родители подталкивают детей к тому, чтобы те постоянно добивались большего, больше трудились и стремились к перфекционистским стандартам. Не потому, что они властные тираны, и даже не потому, что считают перфекционизм особенно полезным. Они давят на своих чад постольку, поскольку являются психологическими агентами экономики. Точно так же как Кевин и Йен потребляют товары и услуги так, как того ожидает от них экономика, а компании, работающие в социальных сетях, работают так, как этого хочет их экономика.
Карен Хорни, пожалуй, была первой, кто пресек наше стремление обвинять людей в неврозах, включая перфекционизм. Вместо этого она хотела, чтобы мы исследовали культурные условия, в которых процветали эти неврозы. И в этом она была права, мы просто еще не догнали ее. «Вертолетное» воспитание не есть естественная, заложенная природой форма воспитания детей – это знаковый стиль воспитания, представляющий экономику, зацикленную на росте и очарованную деньгами и статусом. Другими словами, это культурный феномен. И, абсолютно аналогично рекламе и социальным сетям, такое воспитание способствует стремительному росту уровня социально предписанного перфекционизма.
Но и на этом мы пока еще не закончили. Потому что есть еще одна область современной культуры, которая усиливает нашу одержимость перфекционизмом. Сфера, с которой большинство из нас – молодых и старых, богатых и бедных – сталкивается почти каждый день. Работа.
Итак, давайте поговорим о нашей высоковольтной современной работе и неумолимой культуре суеты, которая так быстро инфицирует нашу психику.
11Хастлер – слово из семи буквИли о том, как неуверенность в себе на современном рабочем месте порождает зависимость от перфекционизма
«В основе этого лежит американская одержимость во всем полагаться на собственные силы, из-за чего считается более приемлемым аплодировать человеку за то, что он заработался до смерти, нежели чем утверждать, что человек, работающий на износ, есть свидетельство порочной экономической системы».
Когда я жил в Бате, там было одно кафе, в которое я любил захаживать. Расположенное на первом этаже перестроенного особняка в георгианском стиле, это было уютное местечко, прятавшееся в укромном уголке всего в двух шагах от знаменитого Королевского полумесяца[198]. Спускаешься по лестнице, выполненной из камня, добытого в окрестностях Бата, в отделанный флагдуком[199] подвал, заполненный яркими произведениями искусства и восстановленными предметами мебели. По общему признанию, это было не самое изысканное заведение, и оно едва приносило прибыль, но это была вотчина Эммы, ее королевство.
Эмма арендовала пустующее помещение, в конце 2018 года открыв в нем кафе. Годом ранее она оставила свою должность директора по рекламе в Лондоне, где жила и работала почти десять лет. Это был логичный поступок: она устала, ей нужна была встряска, а цены на жилье в Лондоне стремительно росли. Эмме часто поступали выгодные предложения вновь занять место в «крысиных бегах», но она не соглашалась. Она больше не хотела цейтнотов, работы ночами и панических требований капризных клиентов. Для Эммы ее кафе было чем-то большим, чем просто деньги на банковском счете; это было ее убежище, ее исцеление.
Такая смена темпа жизни в наши дни кажется необычной. Если кто-то внезапно решает убрать ногу с педали газа и решительно перестроиться на полосу медленного движения, мы склонны относиться к этому решению с пассивным подозрением. Особенно в таких мегаполисах, как Лондон или Нью-Йорк, где модным ответом на вопрос «как дела?» всегда является «их так много!» и где простое стояние на месте уже считается признаком упадка. Потому что, если вы не двигаетесь вперед, если вам не удается выжать из себя максимум, вам не удастся подняться по скользкой карьерной лестнице. Ведь давайте будем честны: кто из нас не хочет чего-то добиться?
Я познакомился с Эммой, когда только-только переехал в Бат. Однажды утром, забежав как всегда за кофе, я пошутил о злополучных туристах, наводнивших город, и она хрипло рассмеялась. Проходили месяцы. Кафе стало местом моего частого паломничества. Когда было тихо, Эмма спрашивала меня, как проходит жизнь, а я, в свою очередь, расспрашивал ее. Так постепенно завязалась дружба, мы по крупицам начали что-то узнавать друг о друге, и в конце концов я познакомился с ее прошлой жизнью. Недавно я связался с ней, чтобы узнать, как у нее дела, и спросил, не возражает ли она поделиться некоторыми из своих переживаний для этой книги.
Трудовая история Эммы весьма увлекательна. Когда ей было чуть за двадцать, молодая и полная энергии, она стремилась получить высшее образование и начать новую жизнь. Отправиться в большой город и построить захватывающую карьеру. Она сказала мне:
– Когда я закончила Уорикский университет, мне не терпелось попробовать себя в деле. У меня был диплом специалиста по английскому языку с отличием, и вскоре я обнаружила, что загружена заказами на такие материалы, как рекламные ролики, страницы групп в соцсетях и различный брендированный контент. Фриланс был моей очевидной отправной точкой.
Но искра вскоре погасла. Обещая свободу, фриланс на самом деле приносил стресс и изоляцию. Эмма часто оказывалась погруженной в пучину неинтересных, заурядных задач, таких как создание биографий для консультантов или бессмысленного корпоративного сторителлинга.
– Я чувствовала себя неэффективной и непризнанной, – размышляла она. – Лондон может быть очень одиноким местом.
Люди зачастую не чувствовали себя обязанными отвечать на ее предложения, не говоря уже о том, чтобы давать ей обратную связь. Она жаловалась, что соглашения по большей части ничего не стоили.
– Вы плывете в ту или иную сторону в ответ на меняющиеся прихоти тех, кто платит. А если вы не можете удовлетворить их невыполнимые требования? Тогда вы просто получите дерьмовый рейтинг и негативный отзыв.
Такое существование удручало. Вскоре Эмма втиснула весь свой опыт в резюме и устроилась на более стабильную работу. Несмотря на внушительное количество отказов, она проявила настойчивость и была вознаграждена стартовой должностью в небольшой, но модной PR-фирме в лондонском Вест-Энде.