Не ожидайте также, что сотрудники, склонные к перфекционизму, сразу освоятся в новой среде. Кроме того, перфекционисты, как правило, не склонны к риску. Будьте терпеливы. Дайте им время и окажите поддержку. По мере того как они будут чувствовать себя более комфортно, начнут проявляться их сильные стороны. Максимально используйте эти сильные стороны; перфекционисты глубоко мыслят, внимательны к деталям и могут решать сложные проблемы в атмосфере, которая позволяет им это делать. Если им случается облажаться или у них имеются трудности с такими вещами, как прокрастинация, выкажите понимание и помогите. Дайте им понять, что «достаточно хорошо» – это уже хорошо. Периодически напоминайте им об этом.
Потому что доводить дело до конца намного лучше, чем доводить его до совершенства.
Недавно я заскочил повидаться с Эммой. Ее кафе все еще сохраняло свой собственный эксцентричный шарм, но в нем было поразительно тихо. Бизнес, переживший глобальную пандемию, столкнулся теперь с кризисом стоимости жизни, и это было заметно.
– Проходимость значительно упала, – сказала мне Эмма. – Туристов стало не так много, люди, похоже, больше работают из дома, а местные жители стали заходить реже.
До пандемии кафе не приносило большой прибыли – Эмма открыла его не для этого. Но сейчас она едва сводила концы с концами.
– Я трачу свои сбережения, чтобы платить самой себе, и я не знаю, как долго я готова это делать.
– Ты вернешься в рекламу? – спросил я.
– Возможно, – ответила она. – Но сейчас я чувствую себя так, словно превратилась в высохшее дерево. Я даже не уверена, что смогу вновь туда вписаться.
Она впишется, и я думаю, в глубине души Эмма это знает. Но то, что эта чрезвычайно успешная женщина сомневается в себе, говорит само за себя.
– Я больше не разбираюсь в новинках или в том, что сейчас в тренде, я даже не знаю, как индустрия теперь проводит рекламные кампании или брендинг.
Эмма открыла свое кафе в надежде освободиться от повседневной изнурительной рутины. Но даже здесь не случилось спасения от обстоятельств, безразлично далеких от сферы ее контроля. Работа в наши дни, чем бы вы ни занимались, настолько ненадежна, зиждется на такой шаткой почве, что мы уязвимы перед каждой неудачей, каждым препятствием на пути, конфликтом, болезнью и экономическим шоком – независимо от того, насколько они велики или малы. И пандемия, несомненно, оказалась катастрофой для тех, кто начинал работать в современной экономике.
Рассказывая историю Эммы в контексте более широкой истории о снижении стабильности и надежности рабочей занятости, я вовсе не преследую цель зацикливаться на том, какой дерьмовой стала наша работа, или сетовать на то, насколько тяжело приходится нынешнему поколению. Я лишь хочу еще раз подчеркнуть, как все взаимосвязано. Никто не взмахнул волшебной палочкой и не сказал, что работа теперь должна быть нестабильной, временной и краткосрочной и полностью освободить от обязательств работодателя. Наша экономика сделала это, следуя главной директиве, которая заключается в обеспечении наибольшего роста за кратчайшие сроки.
И когда вы всерьез задумаетесь о повсеместной и квазипостоянной нестабильности, которую мы все ощущаем, вы заметите, насколько все действительно взаимосвязано. Причина, по которой мы так шатко чувствуем себя на своем рабочем месте, идентична той, из-за которой школы, колледжи и родители-вертолеты толкают нас к границам наших возможностей и по которой хищные рекламщики заставляют нас чувствовать свою недостаточность: мы живем в экономике, которой нужно расти гораздо больше, чем нужно нам, чтобы чувствовать себя довольными. Перфекционизм – это всего лишь сопутствующие издержки. Цена, которую мы должны заплатить за болезненную зависимость нашей экономики от чувства нестабильности и незащищенности каждого из нас.
Итак, зная все это, что, черт возьми, мы можем сделать?
Часть IVКак принять несовершенство в стране «Достаточно хорошего»?
12Принять себяИли сила «достаточно хорошего» в нашей далеко не идеальной жизни
«Я нахожу, что проявляю себя наилучшим образом тогда, когда могу позволить потоку собственного опыта нести меня в направлении, которое представляется прямым, к целям, о которых я лишь смутно догадываюсь».
Пол Хьюитт, может быть, и клиницист, но его самая сложная задача в работе с перфекционистами – это даже не излечить их, а заставить их признать, что они в этом излечении нуждаются.
– Возможно, самое худшее в перфекционизме, – сказал он мне недавно, – это нежелание перфекционистов видеть, что их перфекционизм лежит в основе их проблем.
Почти каждый перфекционист, по его словам, «необычайно искусен в сокрытии своей боли за маской высокой работоспособности, максимизации и компетентности».
Как выздоравливающий перфекционист, я нахожу, что слова Пола звучат до боли правдиво. Когда вы запутались в джунглях «никогда не бывает достаточно хорошо», когда вы убеждены, что единственный способ добиться успеха – это быть совершенным, вы не думаете, что перфекционизм – это проблема. Наоборот. Вы думаете, что перфекционизм – это единственное, что не подводит вас в этом мире, в то время как все вокруг вас полыхает огнем.
Общество также не считает перфекционизм серьезной проблемой. Тянуться на цыпочках, стараться превзойти других, постоянно хвататься за что-то большее и лучшее – вот поведение, которое поощряется обществом и является основой образа жизни большинства людей. Таким образом, любые проблемы, порождаемые таким поведением, скрыты за грузом общепринятых клише, которые гласят, что перфекционизм – это способ добиться успеха, почетный знак, «наш любимый недостаток».
Но перфекционизм – это не знак почета, и не он удерживает вас на плаву в этом мире. По сути, как попыталась объяснить эта книга, перфекционизм – это реакция на дефицитарное мышление, настолько экстремальная, что заставляет нас всю жизнь жить в тени стыда. Стыда за то, чего у нас нет, за то, как мы не выглядим и чего мы не сделали. Это вовсе не признак успеха. Это проявление отвращения к тем самым вещам, которые делают нас такими живыми и человечными, – к нашим недостаткам.
Я надеюсь, что простое осознание этого послужит для вас своего рода утешением, призывом к действию, стимулом признать проблему и сделать первые шаги в другом направлении. Мы поговорим об этих шагах чуть позже. А сейчас я хочу кратко остановиться на том, что мы узнали о том, откуда берется перфекционизм. Потому что и здесь тоже есть возможность обрести утешение с помощью осознанности.
В нашей индивидуалистической культуре трудно представить перфекционизм чем-то иным, кроме как личностной чертой. Однако моя работа приобрела известность благодаря одному любопытному открытию. Я обнаружил, что перфекционизм повышается у всех. А социально предписанный перфекционизм – то есть убежденность в том, что совершенства требует от нас наша среда, – растет самыми быстрыми темпами. Эти два факта указывают вовсе не на то, что что-то идет не так внутри нас, а скорее на то, что что-то идет не так внутри нашего общества. Я пытался показать, что этим «что-то» является давление, вынуждающее нас перерабатывать и перепотреблять, порожденное культурой, зацикленной на большем и лучшем – навечно.
Каждая черта, сформировавшаяся в результате такой фиксации – прежде всего перфекционизм, – настолько глубоко укоренилась в нас, что мы считаем ее присутствие в своем характере нормальным, естественным и даже желательным. Страдая стокгольмским синдромом души, мы зарылись в эту экономическую среду обитания и вступили в сговор с теми, кто ее построил, смирившись с неизбежностью нашей неудовлетворенности. Этот синдром, вероятно, является самым поразительным – и самым пугающим – психологическим пережитком революции в сфере предложения. Потому что то, что происходит прямо сейчас, ненормально и неестественно. Существовали альтернативные пути. Все еще есть альтернативные пути. И мы поговорим о некоторых из них в следующей главе.
Однако сейчас давайте просто поразмышляем над идеей о том, что, за вычетом генов и раннего жизненного опыта, перфекционизм проявляется в нас не по нашей собственной воле, а под давлением более широкой культуры. Я понимаю, что это несколько нигилистический взгляд на вещи, поскольку он предполагает, что перфекционизм не входит в разряд тех наших особенностей, которые мы сами можем исправить. Тем не менее я бы сказал, что это определенно более обнадеживающий вариант, чем та альтернатива, которая, по сути, гласит, что перфекционизм есть только наша проблема и решать ее нужно только нам.
Многие, без сомнения, возразили бы. Они бы сказали, что возложение вины на «систему» может быть истолковано как почти полное уничтожение надежды на то, что мы можем изменить себя изнутри. И это та самая ложная надежда, которую я хочу убрать. В нашей культуре недостаточно сказать, что с помощью небольшого количества позитивного мышления мы можем преодолеть парализующее восприятие собственной недостаточности. Это больше, чем просто восприятие – это логичные и рациональные чувства, равные по интенсивности той безжалостной обусловленности, что их порождает. Мы испытываем вовсе не меньше, а наоборот, еще больше страданий, когда в конце всех лайфхаков, тренингов осознанности и самопомощи обнаруживаем, что экономика, само выживание которой зависит от нашей неуверенности и уязвимости, по-прежнему именно там, где мы ее оставили.
Осознание того, что все ваши усилия избежать перфекционизма осложняются вашей личной неспособностью избавиться от него, невероятно огорчает. Я понимаю это. Однако обнаружить, что все ваши усилия не работают из-за того, что ваша экономика нуждается в том, чтобы вы усвоили убежденность в своей недостаточности, – это совсем другое. И хотя это кажется нелогичным, я искренне верю, что это «совсем другое» скорее успокаивает, нежели огорчает.