– Отличный вопрос, – отвечаю я. – А вы как думаете?
– Я думаю, да, – говорит мне студент. – Соцсети, искусственный интеллект, виртуальная реальность. Все эти технологии удивительны, но они также создают идеальную гиперреальность, где почти невозможно понять, что является реальной жизнью, а что цифровой имитацией.
Лица поворачиваются в мою сторону.
– Что я думаю? Что ж. Однажды вечером мой коллега Фред Бассо все-таки подвел меня к выводу, что Бодрийяр был прав, – ответил я им. – Но потом мы протрезвели, и я уже не был столь уверен. Однако, по некотором размышлении, я теперь убежден, что в его наблюдениях много правды, только с неизмеримо более глубокими последствиями, чем осмелился бы вообразить даже сам Бодрийяр.
Что, на мой взгляд, было довольно неплохим ответом для того, кто пробежал, быть может, с десяток страниц Бодрийяра, прежде чем запустить Netflix.
Одно можно сказать наверняка: эти студенты были смышлеными. Хотя это не должно вызывать удивления, поскольку в Италии одна из лучших систем государственного образования на планете. На самом деле оно здесь настолько хорошее, что частное образование почти не практикуется, даже среди самых богатых. Кроме того, эти студенты молоды, что в наши дни дает вам другой – скажем так, более ясный – взгляд на успех в нашей глобализированной, взаимозависимой, гиперфинансированной, технологически опосредованной экономике предложения.
Проходит несколько минут. Мы еще немного болтаем об экономике, обществе, политике и о том, как эти вещи влияют на психологию. Один любознательный студент набирается смелости и спрашивает:
– Правда ли, что Брексит[242] был, по сути, проявлением протеста? Неужели люди действительно настолько недовольны тем, как обстоят дела?
– Он не хочет об этом говорить! – резко обрывает его другой.
– Все в порядке, – добродушно говорю я. – Искусственный интеллект, соцсети, Брексит, Трамп, перфекционизм – все это взаимосвязано на базовом уровне. Брексит и Трамп, как и перфекционизм, – это явления, корень которых скрыт в неуверенности и нестабильности. Просто это неуверенность, проецируемая вовне. Те, кто голосует за подобные катастрофические действия, чувствуют, что экономика оборачивается против них. Они нутром чуют, что их обманывают, но проблема в том, что они не могут точно определить, кто именно их обманывает. Поэтому они обращаются к шоуменам и авторитарным личностям как к суррогату безопасности, которой им не хватает внутри них самих.
Головы кивают. Я вижу, что этот язык им понятен.
– И этой безопасности им не хватает, потому что они не могут вырваться из тисков экономики, которая выжимает из них все до последней капли прибыли, которую только можно выжать.
Одна молодая девушка наклоняется ко мне и говорит:
– У нас в Италии есть старая поговорка: «Достаточно – значит много». Я совершенно уверена, что в прошлом чувство неуверенности из-за того, что нужно вести какой-то определенный образ жизни или выглядеть определенным образом, для нас, итальянцев, едва ли было актуальным. Но не сегодня. То, что верно для Британии и Америки, теперь происходит и здесь.
Снова кивают головы.
И, конечно же, она права. Оглянитесь вокруг. Экономика предложения вовсю развернулась на берегах Италии. У каждого из сидящих здесь за столом есть смартфон, гардероб, ломящийся от предметов быстрой моды, и аккаунт в социальных сетях, жаждущий свежего контента. Единственная разница, как мне кажется, заключается в том, что, в отличие от своих британских или американских коллег, эти молодые люди не собираются позволять всем этим вещам вставать на пути к хорошей еде и прекрасному вину.
Тем не менее я нахожу в них что-то невероятно обнадеживающее. Они могут быть встроены в эту экономику, но, черт возьми, их точно не одурачишь всем этим мусорным изобилием. У них есть эта сверхъестественная способность отстраняться от круглосуточной обусловленности своей культурой. И они, кажется, понимают, почти инстинктивно: то, что лучше для них, их сообщества и их планеты, и то, что лучше для экономики, необязательно одно и то же.
И не только эти итальянцы. Подавляющее большинство молодых людей, с которыми я общаюсь ежедневно, тоже понимают это. Можно утверждать, что, несмотря на то что они те, кто подвержен наиболее жесткому воздействию экономики предложения, они являются и наиболее неукрощенным ею поколением. Я не знаю, как так получается. Но каким-то образом, несмотря на все что обрушивает на них эта экономика, они способны сохранять ясность ума, задавать правильные вопросы и получать правильные ответы.
В этой книге я попытался доказать, что перфекционизм – это культурный феномен. Наша одержимость совершенством и пагубные последствия перфекционизма для нашего психического здоровья и взаимоотношений – это часть беговой дорожки дефицитарного мышления, по которой мы все вынуждены бежать, все более неистово и напряженно, все больше и больше посвящая себя совершенствованию того, что мы считаем несовершенным.
Что нам не нужно прямо сейчас, в этот критический момент времени, так это продолжать бежать. Что нам нужно, как скажет вам каждый из этих молодых итальянцев, так это найти способ замедлиться.
Мы сделаем еще несколько значимых вылазок в сторону перфекционизма, пока не примем этот факт. Пока наконец не решим, что лучше восстановить себя, наши сообщества и нашу экосистему, чем обзавестись еще несколькими игрушками и гаджетами. Пока не начнем двигаться навстречу людям, а не против них. Сохранять, а не растрачивать впустую. Отказываться получать прибыль от деятельности, которая наносит вред другим людям или миру природы. Другими словами, пока мы не поймем, что экономический рост – это всегда компромисс, и он того не стоит, если компромиссом являются наше здоровье и счастье.
Если бы мы могли просто представить себе такое общество, если бы мы могли предположить, что люди действительно будут с энтузиазмом относиться к жизни в этом мире, тогда мы могли бы предположить, что перемены по крайней мере возможны. А возможность – это основа надежды. Это значит, что все необязательно должно быть именно так, как есть. Это значит, что все может быть по-другому. Мы можем освободиться от болезненной зависимости нашей экономики от экономического роста. Мы в состоянии знать, что «достаточно» – это много.
Эта глава представляет собой своего рода мысленный эксперимент – видение того, как могло бы выглядеть это будущее. Я хочу попытаться обрисовать логику граждан, чьи приоритеты радикально изменились и которые искренне согласились жить в стабильной экономике, которая не требует параболического роста просто для того, чтобы выжить. Если бы это было так, что бы мы изменили и какую политику внедрили? Мои утверждения не претендуют на то, чтобы быть исчерпывающими или служить руководством к действию. Я просто прошу вас отнестись к ним непредвзято и представить, что произошло бы, если бы материализовалось одно из них, или несколько, или все вместе. Было бы нам от этого лучше? Были бы мы счастливее?
Будет ли перфекционизм тогда по-прежнему «нашим любимым недостатком»?
НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЙ РОСТ разрушает нас и нашу планету – поэтому мы должны внедрять устойчивую экономику, которая не зависит от роста
Экономический рост, увековеченный в единицах валового внутреннего продукта, – это всемогущий светский бог. Мы служим у его алтаря, возводим его на позолоченный пьедестал, который возвышается над всеми остальными критериями. Все, что нужно экономике для роста, независимо от человеческих или экологических издержек, она неизменно получит. Например, во время пандемии коронавируса я прочитал в газете, что британское правительство провело анализ эффективности затрат на карантинные мероприятия. Некоторые экономисты на высоких постах в Уайтхолле пришли к выводу, что экономические «выгоды» отказа от карантинного локдауна британской экономики были бы оправданы, если бы ежегодный уровень смертности можно было удержать ниже 50 000 человек. Еще раз, для ясности: 50 000 «приемлемых» смертей ради экономического роста[243].
Оценка кризисов в области общественного здравоохранения с точки зрения экономического роста довольно символична для нашего времени. И это касается не только общественного здравоохранения – каждая без исключения монетизируемая часть общества взламывается и распродается в обмен на дополнительный базисный пункт ВВП. Если бы инопланетянин спустился из космоса, ему можно было бы простить то, что он посчитал бы, что люди существуют только ради своей экономики. Мы говорим об экономике так, как если бы это был живой, дышащий организм. Как будто бы она, а не мы, – это разумное существо, нуждающееся в постоянном питании.
– Что хорошо для экономики? – спрашиваем мы. – А что плохо для экономики?
Разумеется, неприкрытая погоня за экономическим ростом не всегда деструктивна. Когда общество находится на ранней, аграрной стадии развития, экономический рост является единственным известным нам способом покончить с нищетой, страданиями и предотвратимой смертностью. За последние двадцать пять лет более миллиарда человек во всем мире были избавлены от крайней нищеты, и широкомасштабный экономический рост является важной причиной, по которой это стало возможным[244].
Но в конечном счете при достаточном экономическом росте дилемма нищеты решается и общий уровень изобилия достигает черты, за которой связь экономического роста с повышением уровня жизни начинает ослабевать. Именно в такой ситуации мы находимся на Западе уже в течение некоторого времени. Проблема, с которой мы сталкиваемся, заключается вовсе не в дефиците, а в поддержании этого дефицита, чтобы экономика продолжала расти, несмотря на достигнутый уровень изобилия, способный обеспечить достаточно хороший уровень жизни для всех. Делается это довольно просто: вам просто нужна армия специалистов по социальному планированию – политиков, экономистов, финансистов, рекламщиков и так далее, чья роль в оркестре общества заключается в том, чтобы создавать этот самый дефицит. И в этой книге мы говорили о многих способах, с помощью которых создается такой дефицит – ощущение того, что вам чего-то не хватает.