Можем ли мы перейти к устойчивой экономике, которой не нужно создавать дефицит во имя собственного роста? Этот вопрос во многих отношениях схоластический. Поскольку переход к экономике, отвечающей принципам устойчивого развития, будет не выбором, а необходимостью. Во-первых, потому что структурные тенденции, такие как старение населения, замедление темпов инноваций, ошеломляющие показатели задолженности и долгосрочные последствия COVID-19, означают, что экономика развитых стран уже замедляется (и будет продолжать замедляться)[245]. И во-вторых, потому что экономический рост имеет почти идеальную корреляцию с потреблением энергии[246]. Что означает, что для обеспечения каждого базисного пункта ВВП требуется эквивалентное количество сожженного ископаемого топлива; это увеличивает выбросы углекислого газа и ускоряет и без того разрушительные последствия изменения климата[247].
Итак, я полагаю, правильный вопрос – это «Придем ли мы вовремя в себя?». К счастью, мы еще не достигли точки невозврата. Но окно возможностей быстро закрывается, и я сам не испытываю здесь особого оптимизма, полагая, что нынешнее поколение недальновидных лидеров скорее дождется чего-то по-настоящему катастрофического, прежде чем их пинками и криками можно будет заставить наконец меняться.
В статье, озаглавленной «Проверка данных в мировых моделях, прогнозирующих глобальный коллапс» (Data Check on the World Models That Forecast Global Collapse), голландский экономист и исследователь устойчивого развития Гайя Херрингтон приводит пугающий анализ, демонстрирующий, к какому именно катаклизму мы движемся, если в ближайшее время не изменимся. Моделируя влияние нескольких сценариев роста в отношении таких вещей, как мировое предложение продовольствия, потенциал природных ресурсов и экологическая устойчивость, она обнаружила, что в каждом из них мы сталкиваемся с экологическим «коллапсом», который можно замедлить до «умеренного спада» только при чрезвычайно оптимистичных допущениях ряда технологических инноваций[248]. «Вместо того чтобы сознательно выбирать свой собственный путь, – заключает Херрингтон, – человечество идет по пути вынужденному, при котором оно должно налагать на себя определенные ограничения роста»[249].
Системный коллапс также является весьма реальной возможностью для финансовой системы. «Мировая экономика в полном беспорядке, – пишет британский экономист Энн Петтифор, – из-за неприемлемых уровней госдолга, корпоративного долга и закредитованности населения». Уровень долговых обязательств настолько высок, что мы фактически загнали себя в угол. «Режим резкой экономии покончил бы с дисфункциональной финансовой системой, – говорит Петтифор, – которая сейчас безнадежно зависима от экстренных вливаний»[250].
И есть кое-что еще, что делает нашу рабскую преданность экономическому росту нежизнеспособной. Продолжение следования по этому пути приведет не только к краху нашей планетарной и финансовой систем; это приведет также к краху человечества.
На психологическом уровне мы можем терпеть только определенную степень незащищенности и неуверенности в себе. Если мы никогда не можем почувствовать свою достаточность, если мы всегда должны стремиться к большему, если нам не позволят в какой-то момент притормозить и ощутить что-то похожее на удовлетворенность, то в конце концов мы придем к нашей собственной форме коллективного коллапса. Стремительный рост социально предписанного перфекционизма во многих отношениях является основным показателем этой страшной возможности.
Единственное решение, по словам Петтифор, это хирургическое вмешательство в саму систему. То, что Петтифор подразумевает под хирургическим вмешательством – это полная экономическая перезагрузка. Британский экономист Кейт Раворт размышляла об этой перезагрузке и о том, какие экономические правила могут быть прописаны в новой экономике, где рост – это еще не все. Эта устойчивая экономика – экономика, которую она называет «экономикой пончика», – является дорожной картой для возможной ее переориентации[251]. «Пончик» Раворт – это кольцо устойчивого развития, которое определяет параметры того уровня роста, который необходим экономике. Слишком узкое – и оно не сможет обеспечить основные потребности своих граждан; слишком широкое – и оно выйдет за пределы экологически допустимых границ и нанесет значительный ущерб людям и окружающей среде.
Согласно анализу Раворт, мы уже в значительной степени перешли большинство из этих границ. И действительно, призывы к устойчивой экономике исходят в основном от тех, кто обеспокоен разрушительным воздействием неконтролируемого экономического роста на загрязнение окружающей среды, глобальное потепление и утрату биоразнообразия. Решение, предлагаемое Раворт, состоит в том, чтобы установить экологические границы и позволить экономическому росту колебаться в рамках концепции устойчивого развития. Тогда, по ее словам, ВВП будет расти и падать «в ответ на постоянно развивающуюся экономику». Выход из сложившегося кризиса заключается не просто в том, чтобы допускать такое колебание роста, но и в том, чтобы активно ставить его в качестве политической цели.
Давайте, скажите, что это куча непрактичной абракадабры – вы будете не первыми. Я просто отвечу на это, что мы должны очень внимательно прислушиваться к таким людям, как Херрингтон, Петтифор и Раворт. Потому что эти женщины говорят о том, что постоянное стремление к росту, будучи нашей единственной политической целью, – это отравленная чаша, которая в конечном итоге приведет наше общество к великому расколу. Такой раскол может случиться вследствие хрупкости мира природы, финансовой системы или самих человеческих существ. По всей вероятности, это произойдет из-за медленного падения жизнеспособности всех этих трех аспектов.
«Экономика пончика» Раворт показывает, что нам вовсе не обязательно следовать этим курсом. Мы могли бы установить потолок роста и стремиться к устойчивому состоянию экономики в качестве осознанной политической цели. Этот потолок не только даст нам наилучший шанс оздоровить планету и стабилизировать хрупкую финансовую систему, но и поможет самим излечиться от многочисленных и разнообразных травм, связанных с перфекционизмом. Это покажет нам, что «достаточно» на самом деле означает «много». Что мы можем иметь то, что нам нужно, не испытывая болезненной тяги к тому, чего у нас нет. Это позволит нам ценить время, проведенное в стороне от крысиных бегов, среди семьи или в своем сообществе. И это сфокусирует наши умы на том, что действительно важно в жизни: на нашем здоровье, взаимоотношениях и счастье.
ВВП – это средний показатель роста, поэтому давайте вместо этого подсчитывать прогресс с помощью других показателей
Демократическим странам всегда будут нужны показатели и ориентиры, с помощью которых можно было бы измерять свой прогресс. В более богатых странах экономический рост плохо подходит для этой задачи по причинам, которые мы только что обсудили. В связи с чем возникает вопрос: какой показатель прогресса мы должны использовать вместо этого? Я считаю, что ответ: счастье и благополучие.
Если вместо того, чтобы приоритизировать товары и услуги, мы будем приоритизировать счастье и благополучие, тогда всякий раз, когда нам предлагается новая политика, мы сможем спрашивать, каков будет баланс плюсов и минусов. Каков будет этот баланс с точки зрения счастья и благополучия, если сотрудники лишены права на оплачиваемый отпуск? Или если больница передается на аутсорсинг частному сектору? Или если публичная библиотека будет продана застройщику? Стоит ли того увеличение ВВП? Или предлагаемая политика сделает жизнь большинства людей тяжелее и несчастнее?
Британский экономист Ричард Лейард считает, что счастье и благополучие должны быть главным критерием государственной политики[252]. Его исследование показывает, что экономический рост слабо коррелирует со счастьем и благополучием населения, и поэтому, по его словам, правительствам следует приоритизировать другие критерии, такие как, например, психическое здоровье. Работа Лейарда послужила плацдармом для глобальных инициатив, призывающих оценивать благосостояние таким образом, чтобы люди ставились выше прибылей.
Индекс человеческого развития ООН является, пожалуй, наиболее заметной из таких инициатив. Каждый год с помощью него оценивается социальный прогресс стран в соответствии с тремя показателями человеческого развития: ожидаемая продолжительность жизни, уровень грамотности населения (включая продолжительность обучения) и уровень жизни населения. Другие международные системы измерения, такие как Индекс счастливой планеты, Всемирный доклад о счастье и Индекс социального прогресса, оценивают сходные показатели, но в меньших масштабах. Наряду с этим мы могли бы также отслеживать уровень перфекционизма. Потому что, как говорят ученые, исследующие аспекты социального давления, это чрезвычайно показательный параметр.
Показатели благополучия людей начинают оказывать влияние на правительства. Так, Новая Зеландия, например, стала первой страной, которая начала учитывать показатели счастья и благополучия в своей политике. Сходным образом в Бутане есть индекс под названием «Валовое национальное счастье», который они используют, чтобы определить, следует ли проводить ту или иную политику в зависимости от того, как она будет влиять на благополучие человека. Этот индекс завоевал устойчивую популярность во всем мире и опробован в нескольких городах Северной Америки, таких как Виктория, Сиэтл и О-Клэр. Ни одна нация не ставит человеческое процветание выше экономического роста. Пока. Но это все обнадеживающие шаги в правильном направлении.