В условиях устойчивой экономики ЗАНЯТОСТЬ ПРЕТЕРПИТ ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ, поэтому нам нужно воспринимать эти изменения как возможность делать меньше
Если первый шаг к преодолению нашей одержимости перфекционизмом – это выбор жить в условиях экономики, в которой благополучие ценится выше товаров и услуг, то следующим шагом должно стать управление побочными эффектами. Одним из таких побочных эффектов является занятость. Потому что, если люди действительно примут концепцию, что экономический рост – это еще не все, и политики разработают соответствующую систему, чтобы внедрить ее, тогда это будет иметь серьезные последствия для потребления, что, в свою очередь, повлечет серьезные последствия для рабочих мест. Вопрос в том, как это отрегулировать.
Разумеется, работать нам нужно. Общество рухнуло бы довольно быстро, если бы все бросили свои орудия и средства труда. И хотя на первый взгляд это может показаться нелогичным, общество без работы – общество, в котором мы все сидим без дела и думаем, чем бы заняться, – такая же непривлекательная перспектива, как и общество, полностью выгоревшее на своих рабочих местах. По мере того как мы продвигаемся к устойчивой экономике, наша дилемма будет заключаться в том, как сохранить необходимое количество людей, трудящихся над производством оптимального, а не максимального количества продукции. Это новый вызов для развитых экономик.
Нам еще предстоит серьезно с этим столкнуться, потому что сокращение потребления обязательно повлечет за собой потерю рабочих мест. Работник розничной торговли, продающий товары быстрой моды, которые нам больше не нужны, уже не понадобится. Равно как и водитель грузовика, развозящий их по стране, или рекламщик, создающий рекламный ролик. Легче всего прямо здесь остановиться и признать поражение нашей идеи. Но ставки слишком высоки, и, кроме того, это не такая уж непреодолимая проблема, как нас уверяют. Решение проблемы сокращения рабочих мест требует лишь воли, воображения и согласованных коллективных действий.
Первое, что следует иметь в виду, – это то, о какого рода потерях рабочих мест мы говорим. Предположим, люди решили, что хотят жить в условиях устойчивой экономики, что их прежний уровень работы и потребления был ущербным и требовал слишком высоких издержек за счет окружающей среды и собственного благополучия. В этом случае у них будет мотивация работать и потреблять меньше, а чистый эффект от потери дохода будет скомпенсирован меньшим количеством расходов. Другими словами, они решат немного снизить нагрузку на беговую дорожку. Эта ситуация сильно отличается от обычного ослабления спроса, приводящего к рецессии, – в этом случае люди все еще хотят чего-то и нуждаются в чем-то, но в течение длительного времени у них нет дохода, чтобы это купить.
В условиях сниженных потребностей проблема сокращения рабочих мест имеет особенности. Мы потребляем меньше не из-за необходимости «сократить расходы», а исходя из активного, жизнеутверждающего понимания того, что в жизни есть нечто большее, чем вещи, статус и производительность; что увеличение дохода просто не сто́ит того, если оно достигается за счет погони за эффективностью и перфекционистского отношения к работе и потреблению. Если это звучит диковинно, прочтите свидетельства работников, которые думают именно так, в бестселлере Дэвида Гребера «Бредовая работа»[253]. В глубине души они знают, что их работа не служит никакой реальной цели, но жизнь слишком нестабильна, чтобы бросить эту работу ради чего-то более стоящего. В существующей экономике таких рабочих мест миллионы; и для них нет никакой другой причины, кроме как поддержание вращения «беличьего колеса роста» и легитимация жалких крох, попадающих к тем, кто его вращает[254].
Устойчивая экономика перераспределила бы эту неблагодарную работу за счет создания большего количества рабочих мест в отраслях, ориентированных на устойчивое развитие и охрану окружающей среды. Так, например, разработчики программного обеспечения, чья работа заключается в том, чтобы маскировать гнилые активы под сложные деривативы, не лишатся своих рабочих мест в условиях стабильной экономики. Им просто будут даны другие задания, ориентированные на общественно полезные цели. Таким образом, вместо того чтобы провоцировать очередную глобальную рецессию, их навыки и таланты можно будет использовать так, чтобы сделать общество более стабильным и жизнестойким.
Разумеется, количество потерянных «бредовых рабочих мест» в условиях стабильной экономики все равно превысило бы количество созданных полезных рабочих мест. В конце концов, если бы общий объем производства не выровнялся бы или не снизился, изменения, к которым мы стремимся, не сработали бы. Дилемма заключается в том, что делать с этим избытком рабочей силы. И дилемма эта двоякая. Во-первых, как обеспечить всем необходимым людей, чей трудовой опыт нелегко перенести в альтернативные отрасли, и во-вторых, как перевести многие миллионы из нас, занятых на стрессовой и изматывающей «бредовой» работе, на новые рабочие места, которые гораздо сильнее удовлетворяют наши собственные потребности и потребности общества. Хорошим решением первого кажется государственная образовательная программа и признание за этими людьми права на свою долю внутреннего продукта, поскольку они работают на благо общества. Что касается второго, то наиболее очевидным решением является совместное использование рабочих мест.
В любом обществе, стремящемся к устойчивому росту, необходимо учитывать возможность совместного использования рабочих мест. Во-первых, это почти наверняка будет востребовано. Но что еще более важно для нашего физического и психического здоровья, совместное использование рабочих мест позволит людям работать меньше, сохраняя при этом достаточно хороший уровень жизни. Очевидная ремарка здесь заключается в том, что людям должно быть разрешено работать полный рабочий день, если они того желают. У меня нет никаких возражений. Мой вопрос в том, что подразумевать под «полным рабочим днем». Если мы однажды согласились передвинуть «правильное» среднее количество рабочих часов с шестидесяти до сорока часов, почему бы тогда не передвинуть его еще раз, с сорока до двадцати?
Возможно, это звучит как фантастика, но подумайте вот о чем: мы уже проводили аналогичный эксперимент в противоположном направлении. С 1970-х годов приток женщин как рабочего ресурса привел к увеличению общего числа занятых примерно на двадцать процентов без какого-либо соотвествующего увеличения заработной платы[255]. Если мы как общество можем увеличить объем выполняемой работы без повышения заработной платы, что мешает нам сократить объем выполняемой работы без снижения заработной платы?
И даже если сокращение рабочего времени действительно приведет к снижению дохода, все это относительно. Сокращение объема работы будет происходить параллельно с изменениями в обществе, при которых мы все будем работать, производить и потреблять меньше. В этом случае, при прочих равных условиях, нам потребовался бы значительно меньший доход, чем у нас есть сейчас, чтобы поддерживать достаточно хороший уровень жизни.
Сказанное не относится к более низким доходам. Я хочу подчеркнуть, что мы не должны быть заложниками экономических последствий совместного труда, если мы будем регулировать их коллективно и результатом этого будет больше отдыха, меньше неуверенности в себе, меньше перфекционизма и меньше сопутствующих этому жалоб на психическое нездоровье.
Джоб-шеринг (job sharing), или разделение одного рабочего места с другими, в какой-то степени уже происходит. Но вместо людей мы делим нашу работу с технологиями. Видеоконференции, автоматизация, электронная почта, помощники в виде искусственного интеллекта, электронные календари и так далее значительно сократили рабочее время при выполнении многих рутинных задач без потери производительности.
Проблема в том, что наша экономика внушает нам, что временем, сэкономленным с помощью этих технологий, нельзя наслаждаться, а вместо этого его можно заполнить еще большим количеством работы. Итак, просто представьте себе другой мир, где мы используем технологии не для повышения акционерной стоимости, а для того, чтобы освободить все человечество от ненужного рутинного труда. Представьте, сколько еще времени мы могли бы проводить со своими семьями и в наших сообществах, пробуя что-то новое, выстраивая новые отношения, наслаждаясь вновь обретенным досугом.
Все инструменты есть, нам просто нужна экономика, которая позволит нам использовать их для повышения уровня жизни каждого.
Но я понимаю: мы одержимы работой, и эта одержимость носит квазирелигиозный характер. С этим будет действительно трудно справиться. Помимо зарплаты, статуса и профессионального успеха, работа выполняет много других ролей в нашей жизни. Она дает нам чувство собственного достоинства и определенный статус, дает нам смысл и цель существования. Ничто из этого не было бы потеряно, если бы мы разделили нашу работу с другими и согласились работать немного меньше. Потеряно было бы лишь парализующее ощущение незащищенности, эмоциональное выгорание и захват работой всех сфер нашей жизни.
Если мы видим, что дилемма занятости на самом деле не является столь непреодолимой, какой мы ее считали, тогда мы можем начать, по крайней мере в общих чертах, разрабатывать дорожную карту перемен. Глобальные инициативы, такие как четырехдневная рабочая неделя и согласованный переход к более гибким условиям работы, могут стать хорошим началом[256]. Число компаний, предпринимающих подобные инициативы, растет, и они убеждаются, что их сотрудники, согласившись на них, становятся счастливее, меньше подвержены стрессу, берут меньше больничных и работают более продуктивно