[257]. Так, например, недавний обзор тридцати трех компаний, проводивших эксперимент с четырехдневной рабочей неделей, показал, что выгорание сотрудников сократилось на треть, а усталость и проблемы со сном снизились почти на десять процентов по сравнению с пятидневной рабочей неделей[258]. Баланс между работой и личной жизнью, а также удовлетворенность жизнью улучшились, равно как и доходы компании. Что касается доходов, возможно, самая известная компания, проводившая у себя эксперимент с четырехдневной рабочей неделей – Microsoft Japan, – продемонстрировала ошеломляющий сорокапроцентный рост производительности, когда у ее сотрудников появился дополнительный выходной[259]. Хотя повышение производительности – это не причина, по которой мы должны переходить в мир сокращения занятости, тем не менее поразительно, насколько больше вы можете получить при меньших затратах.
Эти данные обнадеживают, но мы должны двигаться вперед. Я не хочу сказать, что это будет легко, однако верю, что это необходимо, если мы хотим освободиться от перфекционизма и многих других физических и психологических проблем, которые являются следствием переработок в связи с нестабильностью положения работников. Чтобы все это сработало, важным аспектом также будет резкое сокращение неравенства. Потому что ничто из этого – устойчивая экономика, ставящая благополучие превыше товаров и услуг, сокращенный рабочий день, больше часов досуга – не будет возможным, если разрыв между богатыми и бедными не будет хоть в какой-то степени урегулирован.
НЕРАВЕНСТВО – ЭТО ВЕЛИКАЯ БОЛЕЗНЬ ОБЩЕСТВА, которая будет только усугубляться в условиях устойчивой экономики, поэтому мы должны сделать все возможное, чтобы сбалансировать чаши весов
«Обложите нас налогом сейчас». Таково было заявление группы миллионеров на собрании финансовой и политической элиты в Давосе, Швейцария, в 2022 году[260]. Эти миллионеры в своем открытом письме указали, что один процент самых богатых американцев владеет бо́льшим богатством, чем девяносто два процента самых бедных, вместе взятых. Пятьдесят самых богатых американцев владеют бо́льшим богатством, чем вся остальная часть американского общества. Хотя Соединенные Штаты здесь явно выделяются, растущее расхождение между богатыми и бедными является отличительной чертой большинства экономик современного мира. «Разве это правильно, – спрашивали протестующие миллионеры, – в период, когда во многих странах бушует кризис стоимости жизни?»
Это не может быть правильным, но это неизбежное следствие экономики предложения. Несколько десятилетий потворства погоне за прибылью – снижение налогов для богатых, дерегулирование, финансиализация, глобализация, деюнионизация и так далее – привели к однобокой экономике, в которой выгоды от роста накапливают у себя элиты. И эти выгоды касаются не только доходов и активов. Элита живет более долгой и здоровой жизнью. У них более просторные дома, доступ к частному здравоохранению. А еще – два, возможно, три отпуска в год, и, что самое важное, они обладают несоразмерной властью над своей собственной жизнью и жизнями других людей.
Проблема в том, что неравенство есть следствие не только экономики предложения. По словам французского экономиста Томаса Пикетти, неравенство растет и в странах с низким и даже с отрицательным ростом. Более того, его исследование показывает, что разрыв между богатыми и бедными увеличивается в долгосрочной перспективе, когда уровень окупаемости богатства – арендная плата от недвижимости, дивиденды от акций и т. д. – опережает темпы экономического роста[261]. Если предположить, что он прав в этом отношении – а есть множество свидетельств того, что так оно и есть, – то действия, предпринятые для замедления и даже полной остановки экономического роста, на самом деле приведут к еще большему неравенству и социальным волнениям по сравнению с уже имеющимися. Если, конечно, не будут предприняты решительные превентивные меры для обеспечения более равномерного распределения доходов, богатства и власти.
В своей новой книге «Капитал и идеология» Пикетти предлагает некоторые из таких мер[262]. Наиболее привлекательной из них является глобальный налог на богатство, ставка которого достигает девяноста процентов для тех, чье состояние превышает миллиард долларов. Но есть и другие. Он предлагает прогрессивный налог на наследство и подоходный налог по предельным маргинальным ставкам, превышающим восемьдесят процентов, точно так же как это было между 1950 и 1970 годами. На полученные средства Пикетти предлагает выдавать целевой капитал каждому достигшему возраста двадцати пяти лет, что, по его мнению, повысит инвестиционную и предпринимательскую активность населения.
Для Пикетти прогрессивное налогообложение – это не просто перераспределение ресурсов и власти. Это также касается сохранения природы. «Становится все более очевидным, что решение климатической проблемы будет невозможно без решительного движения в направлении сокращения социального неравенства на всех уровнях», – пишет он в Le Monde[263]. Поскольку, по его словам, «на мировом уровне 10 % самых богатых ответственны почти за половину выбросов в окружающую среду, а 1 % самых богатых выбрасывают больше углерода, чем беднейшая половина планеты». Налогообложение миллиардеров привело бы к «резкому снижению покупательной способности самых богатых и, следовательно, само по себе оказало бы существенное влияние на сокращение выбросов на глобальном уровне».
Прогрессивное налогообложение – вот чего хотели эти миллионеры в Давосе. Но более справедливое распределение доходов и богатства связано не только с прогрессивным налогообложением; необходимо также рассмотреть другие превентивные меры. В статье 2020 года для журнала Review of Political Economy политэкономы Тилман Хартли, Йерун ван ден Берг и Гиоргос Каллис предложили несколько таких шагов[264]. К ним относятся: поощрение кооперативов работников, которые более равномерно распределяли бы корпоративную прибыль; введение предельных процентных ставок и контроля за арендной платой; усиление мер защиты труда, повышающих безопасность работников; базовый доход; налоги на землю и на выбросы углекислого газа, а также увеличение инвестиций в общественные блага, такие как жилье, здравоохранение и образование.
Все эти меры направлены на снижение неравенства, и любой экономике, серьезно озабоченной отказом от своей зависимости от экономического роста, необходимо внедрять их в срочном порядке.
Однако здесь я хочу сосредоточиться только на одной из этих мер: базовом доходе. Потому что базовый доход не только уменьшит ненужные страдания тех, кто находится в эпицентре неравенства, но и разрушит нашу коллективную зависимость от перфекционизма.
БАЗОВЫЙ ДОХОД ДАЕТ ЛЮДЯМ ВОЗМОЖНОСТЬ РЕАЛЬНОЙ СВОБОДЫ процветать, не опасаясь последствий неудачных стечений обстоятельств, поэтому мы должны внедрять его вместо социального обеспечения
Ключевой тезис любого достойного общества состоит в том, что человек имеет безусловное право на существование. Человеку не нужно оправдывать или зарабатывать свое существование, и уж точно ему не нужно доказывать свое право поесть или поспать где-нибудь в тепле. Вместо этого человек должен иметь свободу выражать себя так, как он хочет, брать на себя риски самопознания в той степени, в какой он хочет, и иметь право, если он потерпит неудачу, не голодать и не оказаться нищим.
Эти идеалы лежат в основе базового дохода – централизованной экономической программы, гарантирующей доход каждому. В соответствии с этой политикой все люди не должны получать меньше, чем это минимально необходимо для поддержания жизнедеятельности, но и не больше. Это фундаментальное право кажется странным, если рассматривать его через призму современной культуры личной ответственности. Тем не менее идея далеко не нова: базовый доход предписан христианской теологией и практикуется в мире во многих общинах коренных народов.
Базовый доход расширяет понятие личной свободы. Он предполагает, что ни один человек не находится в экономической зависимости от другого. Предприниматели, например, могут рисковать так, как им заблагорассудится, не опасаясь потерять последние штаны. Люди творческих профессий вольны создавать все, что им заблагорассудится, при условии, что они готовы довольствоваться лишь самым необходимым. Все, кто работает, получают зарплату сверх базового дохода, которым они могут воспользоваться только в том случае, если в нем возникнет необходимость. Учитывая огромные размеры и громоздкость нашего нынешнего всеобщего благосостояния, трудно представить, что базовый доход будет стоить намного больше того, что мы уже тратим. Возможно, меньше, если учесть будущую экономию на здравоохранении, психиатрических службах и полиции.
Разумеется, базовый доход – это кость в горле для тех, кто считает, что люди по своей природе ленивы. Хотя это довольно циничное убеждение на самом деле не имеет под собой никаких оснований, в условиях меритократии вы обнаружите, что им довольно часто пользуются люди, которым требуется моральное обоснование своих привилегий[265]. Дело просто состоит в том, что люди, над которыми не висит дамоклов меч бедности, как правило, не так сильно тревожатся о своих жизненных обстоятельствах и не склонны работать в поте лица только для того, чтобы оправдать свое существование.
Базовый доход больше, чем какая-либо другая мера, мог бы погасить огонь перфекционизма. В отличие от фальшивой свободы рынка, где победитель получает все, базовый доход обеспечивает реальную свободу. Свободу рисковать капиталом, раздвигать границы, выбирать свой собственный путь, выражать себя наиболее оптимальным способом или брать отпуск для восстановления сил, если это необходимо. И все это без угрозы нависшего над головой меча нехватки и скудости, постоянно напоминающего нам, что произойдет, если все обернется не так, как мы надеялись. Базовый доход также избавляет от стыда за трудные времена и останавливает дегуманизацию тех, кому повезло меньше, чем нам. И это делает нас менее склонными судить, «заслужил» ли человек свое место в обществе.