Между прикрытыми ставнями пробивались отблески огня. Скрип и гулкое громыхание чего-то очень тяжёлого по брусчатке патио било по натянутым нервам. Послышались мужские вскрики и злая невнятная ругань.
Пфальцграфиня, следом за собой стягивая с ложа одеяло, кутаясь в него, подошла к окну, заглядывая в щель между деревянными створками.
По дорожке, освещаемой факелами, запряжённая двойкой лошадей, ползла карета. Чуть больше и ниже, чем у Юфрозины, она уверенно подгонялась к парадному входу. За то время, что Наташа находилась в замке, она ни разу не видела, чтобы во двор допускались лошади.
Догадавшись, что это могло быть связано с травмой Карла и его отъездом, немного успокоилась. Сейчас выпрягут и уведут коней. Снова станет тихо. Но она думала, что карета появится в лучшем случае к вечеру. Путь до замка Фальгахена по времени короче, чем до замка Бригах, но тоже неблизкий.
От толчка в дверь, снова вздрогнула, сжимая до боли в пальцах край одеяла, прижимая к себе. Ещё толчок. Нахмурилась. Прислуга всегда стучала, прежде чем войти. Задвижка выдержала натиск, даже не скрипнув. Руди хорошо знал своё дело.
Казалось, прошла вечность, пока она услышала приглушённый мужской зов:
— Хозяйка, просыпайтесь…
Она медлила, не спеша отзываться, гадая, кому принадлежит голос.
Тихий перестук и снова зов:
— Госпожа… Хозяину плохо. Он зовёт вас.
Рэйнер или другой слуга? Стояла в раздумье. Чувство надвигающейся опасности парализовало. От очередного, более требовательного и громкого стука, вышла из ступора:
— Сейчас приду! Только оденусь! — Охрипший непослушный голос казался чужим.
Отцу снова плохо?
Накинув вязаное пончо, мимоходом подумав о том, что следует пошить халат, стянув волосы в хвост, заскрежетала засовом, двигая им в пазу…
Когда с той стороны нетерпеливо стукнули, отскочила от двери. Сердце беспокойно забилось: «Что-то не так… Отец тут ни при чём». Кому и что от неё нужно? Выманивают? На ум приходило только одно: «Карл!» Прочухал, что Манфред пошёл на попятную и ему здесь ничего не светит. Применит насилие? Иначе её не заполучить. Сколько их там?
— Кто? — горло перехватил спазм. Страшно. С таким лосем она не справится.
За дверью затихли. Выжидает, гадёныш. Конечно, куда она денется?
Обернулась на сереющий прямоугольник окна. Решётка.
Западня…
Она в ловушке. Не сбежишь. Думай, Наташка, думай!.. Шума не избежать. Рядом комната Эрмелинды. Дальше по коридору покои Хенрике. Они должны выйти на крик о помощи. И чем они помогут? Их просто зарежут! Смотрели фильмы, знаем, как убирают ненужных свидетелей. Кричать в окно: «Помогите»? Никто не услышит. Во дворе уже пусто. Окна камор прислуги с другой стороны. Она выпутается сама!
Шаг за ширму…
Ведро, кувшин, миска быстро и бесшумно снимаются со скамьи на пол. Перевёрнутая на бок скамейка подтаскивается к двери так, чтобы не мешала её открыванию.
Кинувшись к каминной полке, девушка нащупала панцербрехер, до боли сжимая в руке.
Затаившись у дверного косяка, прижалась спиной к стене. Нервный озноб сотряс холодеющее тело.
В створку ударили. Глухо, коротко и сильно. Ещё раз. Задвижка не выдержала мощного натиска.
Дверное полотно, надсадно скрипнув, с шумом распахнулось.
Из чёрного зева коридора в комнату влетела огромная тень.
Зацепившись за неожиданное препятствие, тело с оглушительным грохотом рухнуло на пол.
— Сука! Убью!..
Угрожающий вскрик подстегнул пфальцграфиню. Бросившись в коридор, налетела на кого-то, тараня его в грудь.
Её обхватили за плечи, сдавливая, удовлетворённо приговаривая:
— Куда?.. — молниеносно повернули, прижимая спиной к себе, закрывая жёсткой ладонью рот и обхватывая за талию. — Попалась, птичка…
Она помнила, как учил её Дитрих. С короткого замаха ударила клинком в бедро мужчины. Удар не получился сильным, как хотелось.
Сдавленный вскрик: «Псица!», боль в запястье и она полетела на ту самую перевёрнутую скамью. Но её перехватили, не дав упасть, закрывая рот, сводя руки за спиной, увлекая на ложе.
Недвижимая, ощущала себя ничтожно маленькой и хрупкой в сильных цепких путах мужских рук. Сипела, задыхаясь от нехватки воздуха, не имея возможности ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Её опрокинули навзничь, прижав к кровати, продолжая давить лапищей на рот. Наташа пыталась рассмотреть своего насильника, но уже и так знала, кто это. Не ошиблась в своих догадках.
Послышался звук хлопка, как будто выдернули тугую затычку из фляги, и одновременно с этим ручища с лица переместилась на шею, крепко сдавливая её.
Глухой шёпот у самого уха:
— Станешь кричать — ударю. Очень не хочется. Открой рот.
— Бей! — захлебнулась маслянисто-сладкой приторной жидкостью. Её снова травят?
Сомкнув губы, до боли сжимая зубы, замычала, дёргая головой. Рвалась, осознавая свою никчёмность и ужасающую беспомощность.
— Держи, — прогундосил Карл подельнику.
Крепкие пальцы, словно прищепки, сдавили нос. К чему такие потуги со стороны насильника? Нужна её смерть? Сверни шею и уложи тело под лестницей! Что может быть проще? Молнией чиркнуло в сознании: не травит, обездвиживает. Как следствие — изнасилование и вынужденный брак. Вопреки всему. Против её желания, теперь и против желания пфальцграфа. Брак или позор. Уж Фальгахен не оплошает.
Захлёстывало волной отчаяния…
Жёлтые вспышки в глазах…
По губам елозило твёрдое горлышко фляги, ударяясь в зубы, царапая дёсны.
Боли не слышала, как и бешеного стука сердца.
Рот открылся сам…
Влага растекалась по лицу, заливаясь в уши, смачивая шею…
Сквозь зубы грязно ругался мужчина, навалившись всем телом на неожиданно оказавшуюся сильной девчонку.
Ёрзая, высвободила руку, вцепившись в лицо Карла, раздирая его, чувствуя липкую кровь под пальцами. Пусть ей конец, но следы ногтей хотя бы некоторое время будут напоминать ему о содеянном.
Нарастающий гул в голове… Рой диких пчёл неотвратимо приближался.
Обмякла, погружаясь в гибельную трясину небытия.
Монотонно повторяющийся скрип дерева.
Навязчивый горьковато-терпкий запах кожи.
Неторопливое покачивание из стороны в сторону.
Снова дорога.
Тряхнуло.
Наташа, ударившись макушкой о твёрдую поверхность, разлепила тяжёлые веки. Перед глазами туман — густой, белёсый. Во рту собралась горькая тягучая слюна. Сглотнула застрявший в сухом горле ком. Громкие мужские голоса совсем рядом. Один из них до боли знакомый и родной. Там, рядом с ним покой и счастье. Рванулась навстречу, набирая полные лёгкие воздуха, закричала… Только вместо крика вырвалось хриплое кудахтанье да полоснуло саднящей болью по шее осаживая назад. Дотронулась непослушными онемевшими пальцами, подсовывая их под… ошейник?
Обдало ледяной волной. Фокусируя взгляд на поблёскивающей рядом золотистой «ленте», прошлась по всей её длине. Проморгалась… Цепь! Продета в кольцо на стене кареты. Да, это карета. Обвела мутным взором ограниченное сумрачное пространство. Из ящичка у самой крыши, прикреплённого к противоположной стене, торчит несколько горлышек высоких закупоренных сосудов. Такое она где-то уже видела. Ах, да… В карете графини ди Терзи. Стандартная комплектация.
Уцепилась бесчувственными пальцами за тонкий прочный поводок, натягивая. Резко рванула. Куда там! На то она и цепь, чтобы сдерживать бьющееся в панике животное. Животное… Провела по окружности узкого гладкого ошейника, нащупывая позади него соединение, похожее на замок. Повернула вперёд. Нет, плохо видно, так просто не открыть.
Сознание прояснялось. Чувствительность пальцев быстро восстанавливалась.
Несмотря на то, что укрыта меховой накидкой из куницы, тело тряслось от холода. Зубы постукивали, отдаваясь гулким эхом в голове, мешая слушать голоса снаружи. Попробовала дотянуться до маленького высокого оконца, прикрытого плотным куском свисающей кожи. Нет, цепь коротка. Подушка, выскользнув из-под бока, съехала в узкий проход на перевёрнутые вверх подошвой балетки. На сиденье напротив расстелена серо-коричневая шкура. Волчья. На ней — небрежно смятый кафтан. В самом углу — длинная низкая шкатулка.
Через шум в ушах прислушалась к знакомым голосам снаружи…
— …Не ожидал тебя здесь встретить…
— …Да вот оступился…
Голоса становились чётче, ярче. Присоединились другие, из чего стало понятно, что они проезжают по мосту через Рейн. Таможня. Остановка.
Вспомнилось всё: рассказ Фальгахена и его падение с лестницы, обморок Манфреда, ночное происшествие и неравная борьба. Она попыталась выиграть и проиграла.
Откинула мех, медленно осматривая себя, ощупывая. В сорочке и пончо. По ощущениям распухли губы, и дерёт в горле. Залили сонное зелье. Насиловать не стали. Скорее всего, не это было целью. Выкрал, гад! Для этого и карету подогнал. Всё продумал с кувырком с лестницы. Разве можно вот так увозить против воли? А в её времени, что, не так? Людей тоже крадут. С концами.
— С покупкой тебя, Карл. Свадьба сестры требует вложений. Уж не та ли это карета, которая выставлялась каретником Вагнером на продажу? Опередил ты меня. — Бодрый голос Герарда подчёркивал его радостное возбуждение.
— Она самая. Тебе уже незачем. У герцогини есть паланкин…
Босой ногой девушка саданула в дверцу: «Герцогиню вспоминают». Голень пронзила острая боль.
Дверь, глухо надсадно скрипнув, вторя стону пленницы, приоткрылась и застыла, словно раздумывая: захлопнуться или распахнуться. От порыва ветра с грохотом ударилась в стену кареты, пропуская внутрь поток свежего воздуха.
Голоса слышались в стороне. На её действия никто не обратил внимание. Нет, ошиблась. Показавшаяся голова лошади и пинок ноги по створке вернули её на место.
Наташа едва успела убрать ступню. Перелом был бы обеспечен. Рассчитал, сволочь, длину цепи. Дёргала её, билась плечами, спиной в обитую кожей стену. Вместо крика вырывался сдавленный сип.