Сильная централизованная власть царя опиралась на армию и разветвленный чиновничий аппарат. Чиновники присматривали за ситуацией на местах и обо всем докладывали царю. Чем вам не персонал?!
Чиновниками в основном становились не аристократы голубой крови (они бесконечно спорили с царем за кусок золота), а дети богатых и предприимчивых. Чиновник получал за свою работу вознаграждение и мог сделать карьеру при дворе. Цари и фараоны поощряли писцов, счетоводов и их начальство. Ведь последние составляли опору для того же фараона в борьбе против родовой аристократии.
Чиновники следили за сбором урожая: кто сколько собрал, кому сколько нужно выдать на пропитание, фиксировали иероглифическим письмом состояние дел.
Так археологи уже в позднейшее время нашли изображение, проливающее свет на хозяйственную деятельность царского аппарата в Древнем Египте.
На первой картинке изображен чиновник-писец, фиксирующий, сколько хлеба принесли в амбар крестьяне. Последние изображены рядом с корзинами зерна.
На второй картинке помощник чиновника выдает крестьянам рыбу, после чего те со словами: «Теперь мы не голодны» – уходят (на третьей картинке).
На четвертой картинке все тот же чиновник фиксирует на папирусе, сколько рыбы и кому он выдан.
Кроме безбедной жизни, чиновник пользовался уважением всех, кто его знал. Именно жажда престижа и обеспеченной жизни призывала человека быть лояльным священной царской особе.
Сохранился рассказ, построенный в форме диалога отца и сына.
– Учись, мой сын. Будешь писцом, уважаемым человеком.
Сын – законченный лентяй – изощряется в желании избежать учебы…
– Отец, я хочу расписывать дворцы…
– Глупый, не ты же будешь жить во дворце, расписанном твоей кистью, а вельможа. Стань писцом, негодяй!
– Отец, я хочу делать красивые чаши.
– Не будут твои чаши радовать твои очи. Стань писцом, негодяй!
Спор продолжался долго. Но отцу удалось-таки образумить чадо во славу всемогущества Ра!
Этот эпизод иллюстрирует, насколько престижна была должность чиновника в Древнем Египте. Высшие чиновники при дворе титуловались как тайные советники царских приказов или тайных слов царя.
Несколько слов о внешних проявлениях лояльности. Высшие чиновники падали на камни перед фараоном, припадали к земле, простирали к нему с мольбой дрожащие руки и слезно молили не оставлять их, сирых и убогих, своей благодатью.
Великолепное, наверное, зрелище! Вы представляете, как бы был рад современный руководитель подобному ритуалу.
Чиновники (и все прочие лояльные) роскошно титуловали царя. Фараоны бывали и избранниками солнца, и могучими золотыми орлами, и сильными правдой.
Древнеегипетский персонал именовал себя исключительно как «люди царя». Чиновники признавали его своим отцом и повелителем. Разжалованный чиновник – сирота без роду и племени, субъект, абсолютно неспособный прокормить себя, не то что жену и детей.
Но самым чиновничьим государством был Древний Китай. Местный клерк подчинялся своему начальнику, а высшие чиновники – императору Поднебесной. Строгая иерархия была обусловлена патерналистским характером государства: император – отец, подданные – дети; родителей нужно уважать.
Наиболее талантливые ребятишки из числа общинной детворы могли пройти долгое и трудное обучение (вы же видели китайские иероглифы!) и подняться вверх по общественной лестнице, сдав очень сложный экзамен. Община оплачивала обучение подростков и впоследствии очень даже рассчитывала на своего человека.
Как было с лояльностью в Древней Греции и в Древнем Риме?
Государства античного мира пошли по иному пути. Это были морские цивилизации, делающие упор на ремесла и торговлю. Плодородных почв на территории Эллады мало, разве что Лакония и Мессения, расположенные на территории Спарты.
Хозяйство, как и рабовладение, носило исключительно частный, а не государственный характер. Содержать развитый чиновничий аппарат особой нужды не было. Каждый хозяин и рабовладелец мог сам сосчитать, сколько и чего лежит у него в кладовке. Конечно, у него были специально обученные помощники и даже грамотные рабы, чтобы разобраться в состоянии дел.
Но развитого бюрократического аппарата, кормящегося из государственного кармана, не было.
Но это не значит, что лояльность никогда не ступала на территорию Эллады.
По всей греческой территории располагались города-государства (полисы), которыми в царский период Эллады правили цари-басилевсы.
Близость к монаршей семье давала ряд преимуществ и повышала общественный престиж. Греческих царьков называли «счастливыми», «жирными», «благородными».
Видите, как относительна шкала комплиментов во времени. Что будет, если современного руководителя назвать в порыве благодушия «жирным»?
Говорить о внешних признаках лояльности во времени очень интересно.
Давайте перескочим через века в имперский Древний Рим, в начало имперского периода…
Первого римского императора Октавиана Августа называли и «отцом отечества», и «потомком Венеры». Такого счастья Октавиан достиг в борьбе не на жизнь, а на смерть. Он усмирил бурю после гибели своего дяди по материнской стороне, Юлия Цезаря, и обставил Марка Антония в политической борьбе. Но, несмотря на всю лесть по отношению к своей персоне, Октавиан носил под одеждой доспехи. Боялся он лояльных.
А теперь мы перепрыгнем на многие века вперед, в средневековую Европу. Самой красочной, с точки проявления внешних признаков лояльности, была система вассалитета.
Несколько фраз о том, почему подобная ситуация имела место.
Еще при первых Меровингах (во Франции) короли имели привычку поощрять своих графов (так назывались королевские чиновники) земельными наделами. Последние служили верой и правдой. Если чиновник не оправдывал доверия короля, то у графа отбирали его надел. Эта практика получила свое продолжение и при Меровингах.
Но с течением времени и население увеличилось, и структура правящей элиты приобрела более сложную форму. Король жаловал за службу земли герцогам и графам, те в свою очередь обзаводились вассалами из числа мелкого дворянства (рыцарей).
Рис. 3.2. Вассалитет как форма проявления лояльности
Ситуация «король – знать» была довольно сложной с точки зрения межличностных отношений.
Строптивая наследственная аристократия отказывалась признавать монарха своим господином и повелителем. Король для герцогов и графов был «первым среди равных» и не более того. Нередки были случаи, когда пэры были богаче короля, когда он оставался практически нищим (например английский король Иоанн Безземельный).
Но мы будем больше говорить о Франции. Мятежная знать делала все, чтобы обеспечить себя верными союзниками в борьбе друг с другом и монархом. Что ж поделать – феодальная раздробленность.
Дело в том, что французские короли на свою беду раздавали аристократам крови земельные наделы компактно. Все владения пэра были в одном месте и представляли собой довольно внушительный фонд. Так герцог получал всю провинцию сразу, что стимулировало сепаратизм провинции против королевской власти.
Как в песне популярного отечественного фильма: «Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс…»
В дальнейшем герцог, например Бургундский, мог делегировать за определенную, периодически взимаемую мзду и услуги земельный надел кому-либо из мелких дворян.
Надо сказать, обретение вассалом сеньора обставлялось весьма торжественно.
Новый вассал давал клятву лояльности, опустившись на колени перед сеньором, назывался его «человеком». В момент изъявления лояльности рыцарь клялся служить господину верой и правдой. В момент клятвы вассал клал правую руку на Евангелие.
После принесения клятвы вассал вступал во владение леном. Ритуально это оформлялось следующим образом: передавая перчатку, знамя, кольцо или песок, синьор одновременно налагал на своего человека следующие обязательства:
1) воевать за синьора;
2) отдать ключи от замка по первому требованию господина;
3) снабжать денежными средствами по мере необходимости;
4) выкупать синьора из плена.
Степень рыцарской лояльности была довольно высокой, пока в раздробленном феодальном государстве не начались процессы централизации. Вся система закреплялась жестким правилом: «Вассал моего вассала не мой вассал».
Это правило как бы оберегало права аристократов. Король бы вправе (хотя бы де-юре) считать своим вассалом того же герцога Бургундии, а герцог – Шарля де N. N., мелкопоместного дворянчика. И получалось, что в момент обычной феодальной смуты король не мог призвать к повиновению того же Шарля де N. N., поскольку он слушался мятежного герцога. Данное обстоятельство провоцировало междоусобицу.
Гораздо больше о лояльности протоперсонала в ее, пусть зачаточной, форме, можно сказать, наблюдая за развитием средневековых ремесленных мастерских – кожевников, бочаров и т. д.
Подобное производство весьма успешно функционировало в средневековых городах, куда бежали от жадных феодалов талантливые умельцы. Во времена междоусобных свар горожане поддерживали королевскую власть, предоставлявшую им некие экономические свободы.
Производство в городах было организовано по цеховому принципу. В мастерской (к примеру чеканки по золоту) трудились мастер (признанный авторитет) и несколько учеников-подмастерьев. Мастера, с одной стороны, радовались особо способным ученикам, с другой – их боялись. Почему? Талантливый ученик мог найти что-то новое и предложить нечто свое. А подобный факт наносил непоправимый ущерб авторитету мастера и учителя.
Как видите, основным критерием отбора учеников в число подмастерьев была все та же лояльность. Итак, мастер – руководитель, а подмастерья – персонал. Видите, как стара проблема лояльности персонала.
Подмастерье был обязан копировать технологию своего учителя, даже если мог предложить в сто раз лучше. Более того, новые и удачные опыты ученика признанного мэтра, превосходящие его собственные творения, объявлялись плодом сговора с нечистью. За подобное общение в средние века могли отправить на костер или утопить в реке с недоброй славой, в Древнем Риме, к примеру, преступников бросали в Тибр.