Вот и теперь, когда она стояла перед ним со всей своей уродливостью и кургузостью, он вновь это осознал. Катрин была его скалой в морском прибое. Верная, как золото, сильная и непоколебимая. Они могли бы быть великолепной командой. Но видеть в ней женщину и представить себе сексуальные чувства к ней всегда было для Анри невозможным. Эта сторона в нем – все еще – была полностью занята Надин. Несмотря ни на что.
– Катрин! – Он улыбнулся кузине и увидел, как она расцвела от его улыбки. – Как хорошо, что ты пришла! Если б у меня не было тебя! Моя вечная спасительница в трудную минуту…
Жоли говорил непринужденно и радостно, но оба они знали, что за его словами скрывалась горькая правда: Мишо была его спасительницей в трудную минуту, потому что жена при каждом удобном случае уклонялась от работы. Вот и сегодня – все то же самое. Несмотря на договоренность, Надин не появилась в кафе в одиннадцать часов. В двенадцать начали прибывать посетители, а супруга по-прежнему и не думала возвращаться, и Анри, как это часто бывало, позвонил Катрин и попросил помочь ему. Через четверть часа кузина появилась. Она выглядела лучше, чем в прошедшую субботу, заметил Анри. Воспаленные места на ее лице постепенно исчезали, и хотя она все равно была страшна, при виде ее у людей уже не возникали мысли о бубонной чуме. Жоли мог бы даже поручить ей обслуживание посетителей. Впрочем, у него не оставалось другого выхода, как сделать это, потому что он едва ли мог покинуть кухню.
«Тяжело… – удрученно подумал Анри. – Жизнь тяжела, а я, кажется, так и не вижу, как справиться с проблемами».
– Ты же знаешь, – сказала Катрин, – что я всегда появлюсь, когда буду тебе нужна.
Продолжение ее мысли осталось невысказанным, но повисло в воздухе между ними. «Хотя я не получаю ничего взамен. То, что я хотела бы получить», – явно подразумевала Мишо.
– Ну так вот, – сказал вдруг Анри, непонятно почему смущенно, – ты, наверное, заметила, что у нас сегодня опять полон дом. Надо браться за работу.
Катрин взглянула на него, и внезапно у нее появилось такое ощущение, словно она двинулась вдоль границы, которая всегда проходила между ними и которую она всегда соблюдала. Кузен в ту секунду мог в буквальном смысле прочитать в ее глазах, что Катрин решила больше не придерживаться того негласного соглашения между ними, по которому она могла говорить о Надин не иначе как совершенно нейтральным образом. Однажды Мишо нарушила это соглашение – но тогда дело касалось информации, которую, как ей казалось, она не должна была хранить в себе, и Катрин выдала эту информацию с неподвижным лицом и без всяких эмоций в голосе. А теперь, в этот самый миг, она решила избрать принципиально новую стратегию.
– Как долго еще ты собираешься терпеть это? – спросила она охрипшим голосом. Призрачная бледность ее лица и горящий блеск в глазах выдавали, как близка она к тому, чтобы полностью потерять привычное самообладание. – Как долго ты еще собираешься здесь стоять и понапрасну ждать, пока эта сучка, которую ты…
– Катрин! Не надо!
– Ты такой симпатичный мужчина. Мужчина, который так самозабвенно отдается своему делу. Который действительно хочет разделять свою жизнь с женщиной. Ты мог бы иметь любую женщину; почему же ты позволяешь выставлять себя на посмешище этой…
– Катрин, хватит!
Мишо отступила на шаг назад. Ее уродливое лицо перекосилось каким-то причудливым образом, и она буквально выплюнула следующие слова:
– Она – шлюха! И ты это знаешь! Она, наверное, перетрахалась со всем Лазурным Берегом до того, как впилась в тебя своими когтями, потому что ты показался ей подходящим, чтобы осуществить ее далеко идущие планы. Но самое ужасное то, что она и сейчас не остановилась. Она все еще продолжает трахаться с каждым, кто попадается ей на пути, и…
– Замолчи, – сказал Анри, надеясь, что кузина поняла, с каким трудом он себя сдерживал. Он не мог переносить, как она поливала Надин грязью, не мог видеть и слышать, как эти тонкие губы, которые еще никогда не целовал ни один мужчина, теперь, исказившись от зависти и злости, приписывали своей сопернице то, что для нее самой было недосягаемым. – Закрой рот, черт побери!
Но Катрин уже не могла остановиться. Ненависть, скопившаяся в ней за многие годы, вырвалась наружу – бурно, неудержимо. И случилось это как раз потому, что ей приходилось с таким усердием постоянно сдерживать это чувство. Надин разрушила ее жизнь. А теперь намеревалась разрушить и жизнь ее любимого.
– Эта женщина не предназначена для женитьбы, Анри; это была большая ошибка! – продолжала Мишо. – Она женщина на одну ночь, и даже при этом мужчина рискует подхватить болезнь. Она расставляет ноги для любого бродяги, который…
Она с ужасом замолчала и уставилась на Анри с испуганными, широко раскрытыми глазами. Его рука с такой силой опустилась на ее щеку, что человек менее крупного телосложения пошатнулся бы. Удар эхом пронесся по кухне, слился воедино с шелестящим эхом ее слов и с тихим говором и звоном стаканов, доносящимся из зала.
– О боже… – наконец произнесла Катрин, отрезвев и внезапно вернувшись в мир, в котором, как ей было известно, подобные выпады были непозволительны. – Мне очень жаль.
Анри казалось, что ему тоже нужно извиниться, но он не мог. Им все еще слишком сильно владело возмущение, вызванное ее словами.
– Не смей никогда больше этого делать, – произнес он. – Никогда больше не говори в моем присутствии плохо о Надин. Она – моя жена. То, что происходит между нами, касается только ее и меня. Это не твое дело.
Его кузина покорно кивнула. Левая половина ее лица покраснела и горела от боли, и, несмотря на толстый слой макияжа, на ней остались следы от руки Анри.
– Ты можешь работать? – спросил он, зная, что любая другая женщина сейчас оставила бы его стоять на кухне в одиночестве, дав ему понять, что он может сам выкручиваться как хочет. Но Анри знал также, что Катрин останется, даже если б он избил ее ногами. У нее не было выбора: одиночество причиняло ей гораздо более сильную боль, чем удар по лицу.
– С чего начать? – спросила она.
– Если я тебе сейчас напомню, что всегда остерегала тебя от этого типа, тебе это, конечно, не поможет, – высказала свое мнение Анна, – но ты, может быть, еще помнишь, как часто я говорила, что ты кажешься мне очень несчастной женщиной. Это было сказано не просто так. Ты не была счастлива с Петером, и когда-нибудь ты будешь рада, что теперь уживаться с ним придется другой женщине.
Лаура пыталась дозвониться Анне всю первую половину дня, но ни по домашнему, ни по мобильному номеру ей это не удавалось. И только теперь, когда было уже далеко за полдень, ее подруга взяла трубку и извинилась: она работала и не хотела, чтобы ее прерывали.
Они с воскресного утра – то есть с позавчерашнего дня, хотя Лауре казалось, что с тех пор прошли годы – не говорили по телефону. Анна была удивлена, что ее подруга звонит с юга Франции.
– Ты поехала за ним! Боже, Лаура, ты действительно не можешь прожить и дня без его звонка?!
– Подожди, пока я все тебе расскажу! – И фрау Симон стала сбивчиво рассказывать обо всем, что случилось за последние два дня: о своем разговоре с секретаршей Петера, о том, как она узнала о его банкротстве и о его неверности, о своей поездке в Прованс, о его машине, в которой еще находились его вещи… Под конец она сообщила еще и о билетах на самолет в Буэнос-Айрес, и о том, что один из них был выписан на ее имя, которое, очевидно, постоянно использовалось любовницей Петера…
Анна слушала затаив дыхание и только время от времени бормотала: «Не может быть!» Наконец она сказала:
– Бедняжечка моя, многовато тебе пришлось пережить за эти два дня! Если б у меня сейчас не было, в порядке исключения, пары выгодных заказов и мне так сильно не нужны были бы деньги, я прямо сейчас, сразу же поехала бы к тебе, чтобы помочь.
– Спасибо, но я думаю, что так и так завтра поеду обратно, – ответила Симон.
Она сидела на балконе их с Петером дачного дома, укутавшись в толстый свитер, и смотрела через долину на море. Ветер полностью успокоился, оставил этому дню лишь тишину. Тяжелый, своеобразный покой. Он соответствовал чувствам Лауры, ее состоянию одурманенности и нереальности.
– Мне надо будет позаботиться о многих проблемах, которые ждут меня дома, – добавила она. – Кредиторы будут ломиться ко мне в дом, и…
– Это кредиторы Петера, – возразила Анна. – Почему ты должна одна расплачиваться за то дерьмо, что он сотворил?
– Потому что он исчез. Я бы с удовольствием призвала его к ответственности, но не нахожу возможности.
– Хм… – некоторое время подруга Лауры раздумывала. – Его машина стоит перед этим кабачком, вместе с вещами и с билетами… Это очень странно, ты не находишь?
– Ну, я думаю…
– Значит, он не улетел в Буэнос-Айрес. И мышка, которую он себе приглядел, – тоже. Значит, он все еще находится где-то там, внизу. На юге Франции.
– Может быть, они передумали и успели взять билеты в другое место… И улетели туда.
– Не думаю. Такие вещи планируют заранее, а не решают внезапно, в последний момент. Кроме того, это не объясняет оставленных вещей. Машина, чемоданы, билеты… Что-то очень существенное помешало ему.
Лаура начала чувствовать себя бесконечно усталой.
– Но для меня же это совершенно неважно, Анна. Мой брак так или иначе разрушен. Какая, в конце концов, разница, что ему помешало?
– А если он мертв? – спросила ее собеседница.
Где-то пронзительно закричала птица. В воздухе чувствовался терпкий запах сжигаемых осенних листьев.
– Что? – переспросила фрау Симон.
– Он вышел из этого… «У Надин». Он хотел сесть в свою машину. Но машина все еще стоит на месте, со всеми вещами, которые ему принадлежат. Это означает, что он, возможно, не дошел до нее. На этом промежуточном участке… А какое там вообще расстояние? Я имею в виду, парковка расположена непосредственно около кафе?