Тем временем та, придя в себя, поправила свой хвостик из длинных седых волос, протёрла очки с толстыми стёклами и, вернувшись в своё обычное состояние, сказала:
– Ваша богатая и плохо воспитанная жена сейчас на террасе вместе с такой же, но уже нашей именинницей, – и, уже выходя из библиотеки, глядя Алексею прямо в глаза, произнесла: – Знаете, деньги в жизни не главное, да и любовь тоже, это рабство, которое лишает нас настоящей жизни и превращает её в ад. Бегите от неё, пока не поздно, потому что когда станет поздно, то дорога останется только одна.
– Какая? – спросил Алексей, словно он действительно был женат на Моте и подумывал сбежать от неё.
– Вместе в ад, – тихо ответила Луиза, теперь уже глядя на мужа, и стало понятно, что говорила она сейчас не с Алексеем, а с ним.
Глава 15Голод не тётка
Верхняя часть дома затихла, а нижняя ещё гудела. Шумела посудомойка, гремели кастрюли и слышался шум пылесоса. Зинке повезло, Элеонора Борисовна отправила её отнести гостям воды, «так как приглашённая дура перебрала и будет хотеть пить». Благодаря этому она смогла поговорить с Алексеем, ночью надо будет синхронизировать всю информацию, как учил её дед, так легче думается.
Также они в коридоре пересеклись с Эндрю, тот тоже кое-что узнал. Повар полюбил его как родного после того, как умник починил ему комбайн. Ну, правда, тот утверждал, что он по сути ничего не чинил, просто прибор неправильно собрали, а наш прилежный ученик привык всё делать последовательно – прочитав длинную инструкцию, он собрал комбайн как было необходимо, и тот начал работать, выдавая свои шедевры. В награду мастер получил чай с пирогом и интересный рассказ.
– Любит-то наш хозяин не Марго, рекламная пауза мне в усы, любит он всю жизнь красавицу Эмму. Когда первая-то жена умерла, хорошая, надо сказать, была женщина, и умная, и красивая, а главное, добрая, мы уверены были, женится наш Виктор Александрович на Эмме, как пить дать женится. Смотрел он всегда на неё как на божество, но через год появилась Марго, и никто не успел оглянуться, как она уже стала хозяйкой. Женщина она, конечно, дрянная, – шёпотом сказал повар Петро, – я даже уволиться хотел, так она надо мной первый год издевалась, но хозяин жалованье поднял, а Марго запретил приходить на кухню, – последние слова он говорил, улыбаясь во весь рот, – уж очень по душе хозяину моя стряпня, да и привык он ко мне, почти уж больше десяти лет я здесь работаю. А как полгода назад у нас появилась Элеонора Борисовна, Марго вообще не спускается на нижний этаж, я думаю, – еле сдерживая победную улыбку, сказал Петро, – она побаивается нашу новую домоправительницу. Но я тебе всего этого не говорил, – заговорщицки закончил свою речь повар.
– А я вот приехал вам сигнализацию ставить, – решил переключить в нужное русло разговор Эндрю, – говорят, в мае у вас картину украли?
Петро оглянулся, поправил шикарные усы и шёпотом очень серьезно ответил:
– Так это нет, никто ту картину, конечно, не трогал, это просто призрак шутит.
Эндрю, не увидев в лице повара ни грамма иронии, уточнил:
– Чей?
– Так матери хозяина, – пояснил Петро, – Розы Моисеевны, умерла она лет шесть назад, вот и шастает.
– А чего хочет? – задал резонный вопрос Эндрю.
– Так, думаю, справедливости, хотя под конец жизни совсем из ума выжила. Шутить любила, бывало, возьмёт снимет картину и спрячет в доме, её потом, честно сказать, быстро находили. Вот, видимо, решила снова побаловать, потому как картину вынести из дома никак нельзя, – развёл руками повар, – охрана жуткая, картина та написана на доске, поэтому не сложишь её никак, а размерами она примерно как эта форточка, – Петро показал на узкое окно под потолком цокольного этажа, на котором находилась кухня, – ну, правда, если его перевернуть. Мне об этом наш охранник по секрету рассказал, люди, когда вкусно едят, жуть какими болтливыми становятся. Вот объясни мне, как такую деревяшку можно незаметно вынести? А тут ещё и камеры вокруг дома, так что ответ один: балует старушка. Видать, не нравится ей, что в доме происходит, вот и шутит.
– А что в доме происходит? – уточнил Эндрю.
Повар вздохнул, поджал губы и ничего не ответил.
– Как и писалось в досье Савелия Сергеевича, картина примерно 70 на 50 сантиметров, доска, – закончил Зине свой доклад Эндрю. Он был очень доволен собой, что смог хоть что-то узнать. Видимо, сегодня днем Мотя, немного пристыдив, всех замотивировала на действия.
Сейчас Зина лежала на раскладушке в своей комнате для швабр и пыталась синхронизировать информацию, в животе урчало. Пока она с лестницы подсматривала происходящее в зале, пропустила ужин. Но даже голод не заставил прекратить просмотр действа. День рождения Марго плавно и незаметно сменился на бенефис Эммы. Она пела, шутила, ей хлопали и ею восхищались, пока пьяная Марго плакала в обнимку с Мотей на террасе. Самым преданным её поклонником был Виктор, он очарованно любовался Эммой. Константин, видимо, немного перепив, пытался играть в четыре руки с ней, пока его не увела Луиза, а Тимур с Василисой танцевали под её романсы.
Как и говорила Элеонора Борисовна, позже кухня была закрыта, и бедная Зинка осталась без ужина, не получив даже обеда. Единственное, что Зинка держала сегодня во рту, это был невкусный сэндвич на завтрак в самолёте. Чувство голода отвлекало и очень мешало думать.
Вдруг урчание в животе заглушили шаги, приближающиеся к каморке, они были очень осторожные, словно кто-то хотел остаться инкогнито. Вспомнив, что Элеонора Борисовна скомандовала спать, Зинка из страха новых репрессий быстро выключила маленькую настольную лампу, что дал ей официант Аркаша. При заселении оказалось, что свет в каморке был сломан давно и, видимо, капитально. Чинить его не пробовали, днём хватало освещения, которое давало яркое приморское солнце в узкое окно цокольного этажа, а ночью сюда никто и не ходил. Дверь медленно открылась и, скрипнув, быстро закрылась, не дав рассмотреть фигуру вошедшего. Луна как могла помогала Зинке, заглядывая в узкое окно под потолком, но всё равно не удавалось разглядеть даже фигуру. Человек подошёл к стеллажу и включил фонарик на телефоне, теперь не стало видно даже контуров, только яркое пятно стеллажа. Видимо, человек нашёл что хотел, потому что выключил фонарик, и тень стала приближаться к лежащей на раскладушке Зинке. Держа в руках что-то огромное, человеческий контур навис над раскладушкой и со скоростью свободного падения приземлился прям на испуганную девушку.
– Аа-а-а, – заорала она.
– Аа-а-а! – ещё громче заорала тень мужским голосом и отбежала к двери.
Впопыхах Зина нащупала лампу, включила её на ощупь и, схватив как факел, направила в сторону орущего гостя.
– Что тебе надо?! – закричал молодой человек с красивой и стильной стрижкой. – Кто ты? – он что-то обнимал, спрятав под расстёгнутую рубашку.
– Это ты кто и что делаешь в моей комнате? – вопросом на вопрос ответила Зинка.
– Какой комнате, это каморка для швабр, – уже более спокойно ответил парень, – да убери ты эту дурацкую лампу, чувствую себя как на допросе в полиции.
– А что, есть опыт? – всё ещё грозно спросила Зинка, убирая тем не менее своё орудие защиты.
В коридоре хлопнула дверь и послышалась гордая поступь Элеоноры Борисовны, её невозможно было спутать ни с чем, тяжёлые шаги усиливались грозными каблуками, которые домоправительница словно вбивала в пол.
– Не сдавай меня, прошу, – взмолился парень, – иначе всё напрасно. – Он говорил сбивчиво, оглядываясь по сторонам, одновременно ища глазами место где спрятаться.
Зинка узнала в испуганном парне младшего сына хозяина, Тимура, и решилась:
– Ложись на раскладушку и укройся одеялом с головой, – скомандовала она.
Как только одеяло накрыло нежданного гостя, дверь распахнулась и на пороге показалась Элеонора Борисовна собственной персоной. В розовых бигуди и коротеньком шёлковом халате, который смешно смотрелся на фигуре шестидесятилетней женщины, словно она силой его отобрала у куклы Барби.
– Ты чего здесь орёшь как бешеная? – зарычала она на Зинку, казалось, если домоправительницу сейчас не успокоить, она бросится на несчастную девушку и растерзает её на части, – в хозяйском доме тишина, а ты должна уже десятый сон видеть. Видать, мало я тебя нагрузила сегодня, ну ничего, завтра будешь у меня все комнаты гостевые драить. Так что орала-то?
– Есть хочу, – ответила Зинка первое, что пришло в голову, живот тут же неприлично громко заурчал, словно подтверждая слова хозяйки.
– А это тебе наука будет, во всём порядок должен быть, если все начнут есть когда захотят, представляешь, что тогда будет?
Зинка это очень хорошо представляла, она всегда ела именно по такому принципу, но спорить с грозной домоправительницей не стала, помня про гостя, прячущегося под её одеялом. Как бы он там не задохнулся.
– Наука будет, в следующий раз к ужину не опоздаешь, – подытожила Элеонора Борисовна и развернулась уходить, но уже на пороге спокойно добавила: – А орать прекрати, есть всё равно не дам, а захочу – вообще на три дня могу лишить сладкого. Вот, уже захотелось, завтра ты без десерта, – и, тяжело вздохнув, словно это её вынудили так гнусно поступить, вышла из комнаты.
Убедившись, что тяжёлая поступь домоправительницы стала удаляться, Зинка стянула одеяло с гостя и спросила:
– Ну, рассказывай, зачем пожаловал, а то ведь я могу её и окликнуть. Пожаловаться, что ты на мою честь покушаешься, – она решила с шантажа начать разговор.
– Ой, да надо больно было ещё покушаться, тут и покушаться-то не на что, – нахально улыбаясь, ответил Тимур.
Он был жгучий брюнет со светлой кожей и голубыми глазами, вся эта красота досталась ему от матери, и он умело ей пользовался. Зинке стало обидно за столь пренебрежительное отношение, она поправила волосы, приготовленные для сна и заплетённые в тонкую рыжую косичку, проверила чистоту своей пижамы и гордо ответила нахалу: