убо нарушая партийный устав, он пошел на этот шаг, который сулил ему победу в борьбе за единоличную власть.
Надо сказать, что вопрос о том, как произошло избрание Н. С. Хрущева на пост Первого секретаря ЦК, до сих пор так и не прояснен. Чисто формально, судя по стенограмме этого Пленума ЦК[430], в самом конце его работы лично Г. М. Маленков, который председательствовал на вечернем заседании, уже за рамками исчерпанной повестки дня, неожиданно предложил всем членам ЦК «утвердить первым секретарем Центрального Комитета товарища Хрущева» и, поставив этот вопрос на открытое голосование простым поднятием рук, сразу получил «желаемый» результат. Но все дело в том, что, ставя данный вопрос на голосование, он сослался на «одно предложение Президиума ЦК», которого по факту не было. Судя по известным мемуарам Л. М. Кагановича[431], на которые ссылаются многие историки и публицисты (Л. М. Млечин, Р. К. Баландин, Ю. В. Аксютин, Ю. В. Емельянов, А. К. Сорокин[432]), решение об учреждении внеуставного поста Первого секретаря и избрания Н. С. Хрущева было принято совершенно спонтанно, без какого-либо обсуждения даже на Президиуме ЦК, а уж тем более его «коллективного представления». Кто был инициатором этого решения, догадаться, конечно, не трудно, поскольку в самом начале работы Пленума ЦК с «пожеланием» поставить данный вопрос на голосование к Г. М. Маленкову обратился не кто иной, как министр обороны маршал Н. А. Булганин, который, как известно, еще с 1930-х годов слыл давним соратником и даже личным другом Н. С. Хрущева. Причем, судя по всему, это предложение было поставлено им в ультимативной форме, поскольку глава военного ведомства страны прямо заявил премьеру, что если тот не поставит данный вопрос на голосование, то он лично выступит с этим предложением перед членами ЦК. Поэтому Г. М. Маленков, посчитавший, что Н. А. Булганин «действует не в одиночку», и решил не противиться воле своих коллег по Президиуму ЦК и выступить с этим предложением. При этом известный знаток сталинской эпохи Ю. Н. Жуков, расценив избрание Н. С. Хрущева как крупное поражение его визави, высказал предположение, что оно, по сути, было неизбежно, поскольку в середине августа 1953 года за счет партийных средств, подконтрольных Н. С. Хрущеву, он не только вернул ответственным сотрудникам аппарата ЦК пресловутые «конверты», но даже выплатил им всю неустойку за последние три месяца[433].
Как считают многие историки и публицисты (Р. Г. Пихоя, Ю. В. Аксютин, А. В. Пыжиков, Ю. Н. Жуков, Е. Ю. Зубкова, Р. К. Баландин, А. К. Сорокин[434]), именно избрание Н. С. Хрущева Первым секретарем ЦК не только разрушило всю конструкцию «коллективного руководства», официально утвержденную сразу после смерти И. В. Сталина на мартовском Пленуме ЦК, но и дало старт крутому переделу власти от государственных структур, прежде всего Совета Министров СССР, к партийному аппарату и секретарскому корпусу на уровне обкомов, крайкомов и рескомов партии. Иными словами, та политическая реформа, которая совершенно сознательно была инициирована и проведена И. В. Сталиным, А. А. Ждановым и Г. М. Маленковым на двух Пленумах ЦК — в феврале 1941, а затем в марте 1946 года, — де-факто стала «корректироваться» в сторону прежней довоенной модели, где именно партийный аппарат, а также Секретариат ЦК играли ключевую роль в управлении страной. Конечно, до полного слома этой модели было еще довольно далеко, но первый шаг в этом направлении был сделан именно в сентябре 1953 года. Более того, тот же Ю. Н. Жуков полагает, что избрание Н. С. Хрущева новым партийным вождем привело к победе самых консервативных кругов номенклатуры, возвращению неограниченных прав Секретариату ЦК и изменению баланса сил в «узком руководстве», поскольку роль главного партийного идеолога отныне перешла от Петра Николаевича Поспелова к Михаилу Андреевичу Суслову, которую тот сохранит вплоть до своей смерти в январе 1982 года[435]. Более того, как утверждают ряд мемуаристов и историков (С. Н. Хрущев, С. С. Войтиков[436]), именно тогда Н. С. Хрущев при формальном «лидерстве» премьера стал уже определять всю повестку дня заседаний Президиума ЦК и по сути предрешать все его решения.
Между тем надо отметить тот прелюбопытный факт, что в постсоветскую эпоху появилось немало историков-конструкторов, поднаторевших создавать разнообразные псевдоисторические «проекты», отвечающие «духу времени». Зримым примером такого проектирования стали работы целого ряда авторов (Р. Г. Пихоя, Ю. В. Аксютин, О. Л. Лейбович, С. Г. Москаленко[437]), уверяющих, что новая аграрная политика сталинских преемников изначально представляла собой компромисс между двумя основными подходами к решению главных проблем сельского хозяйства страны. Первый из них, который был связан с допуском отдельных элементов «семейного капитализма», с большой долей условности можно назвать «нэповским», хотя, конечно, он рассматривался как «уступка обстоятельствам» и «временное отступление» от движения к полной и окончательной победе социализма. Правда, сами авторы этой «концепции» разошлись во мнении о том, кто же все-таки был главным выразителем этого подхода внутри Президиума ЦК. Так, профессора Р. Г. Пихоя и О. Л. Лейбович считали таковым Г. М. Маленкова, а профессор Ю. В. Аксютин утверждал, что доступные архивные документы, прежде всего стенограммы Пленумов ЦК, «заставляют категорически возразить против данного утверждения». При этом сам Ю. В. Аксютин так и не назвал имя главного «лоббиста» первого подхода, что довольно странно, ибо тогда в Президиуме ЦК «первым либералом» был именно Г. М. Маленков, а также, возможно, «бухаринец» А. И. Микоян. Все же остальные члены высшего руководства страны, прежде всего сам Н. С. Хрущев, В. М. Молотов, Н. А. Булганин и Л. М. Каганович, никогда не были замечены в либеральных воззрениях и «нэповских поползновениях».
Содержание второго подхода, главным лоббистом которого, по мнению тех же историков, выступал прежде всего Н. С. Хрущев, состояло в следующем: сельское хозяйство страны остро нуждается в новых технологиях, в новой технике и новых кадрах. Именно синтез всех этих трех «новаций» в рамках социалистической системы хозяйствования и должен был обеспечить его реальный и непрерывный прогресс. А поскольку данный подход в целом соответствовал «сталинской традиции» строительства социализма на базе крупного машинного производства и полного обобществления собственности, то фактически предполагалось довести до логического конца все то, что начал усопший вождь: превратить все совхозы и колхозы страны в фабрики по производству сельхозпродукции, используя опыт технической реконструкции промышленного производства. Со временем именно этот подход становился все более превалирующим и в конце концов полностью поглотил первый. Причем в рамки этого «индустриального подхода» вписывался и новый курс на освоение целинных и залежных земель, который Н. С. Хрущев инициирует буквально через полгода.
Хотя, как считает тот же Ю. В. Аксютин, несмотря на тот факт, что «второе («хрущевское») издание индустриализации сельского хозяйства» не только по замыслу, но и по методам реализации очень напоминало сталинскую модель, полного тождества между ними не было. Теперь она проводилась за счет государственных инвестиций, о чем вполне зримо говорила докладная записка первого зам. министра финансов СССР Василия Федоровича Гарбузова на имя Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева, направленная им в марте 1954 года. В этой записке он предложил внести поправки в баланс денежных доходов и расходов населения, а также в бюджет страны, поскольку только в текущем году он потеряет в своей доходной части порядка 6,7 млрд. руб. за счет снижения обязательных поставок и увеличения закупок зерна, а также 3,5 млрд. руб. в результате сокращения сельхозналога со всех типов крестьянских хозяйств[438].
Между тем после окончания работы Пленума Г. М. Маленков и Н. С. Хрущев продолжили «перетягивание каната». Так, 21 сентября неугомонный Первый секретарь ЦК инициировал принятие нового совместного Постановления СМ СССР и ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию животноводства в стране и снижении норм обязательных поставок продуктов животноводства государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих», а 10 октября уже по предложению главы союзного правительства принимается еще одно аналогичное Постановление «О расширении производства промышленных товаров широкого потребления и улучшения их качества»[439]. Надо признать, что эти решения оказали благотворное влияние на рост благосостояния многих сельских жителей и дали новый импульс развитию промкооперации в стране. Так, по итогам 1954 года общий размер сельхозналога был сокращен с 6,43 до 3,98 млрд. руб., что дало возможность увеличить продуктивность многих личных подсобных хозяйств. А до конца 1955 года за счет дополнительных государственных инвестиций в промкооперацию было построено 588 новых предприятий и поставлено в артели почти 262 тыс. единиц технологического оборудования, что обеспечило ее опережающий рост на 15% против 10% в государственной промышленности[440].
Впрочем, как считают ряд историков (Ю. В. Емельянов[441]), уже в начале ноября 1953 года на расширенном совещании в ЦК, посвященном кадровым вопросам, Н. С. Хрущев получил очередной козырь в борьбе за власть. Во время выступления Г. М. Маленкова, который неожиданно для всех присутствующих обрушился с резкой критикой на весь партийный аппарат, обвинил его в коррупции, моральном разложении и «перерождении», Первый секретарь ЦК, уловив настроение зала, «деликатно» поправил премьера и громогласно заявил, что «аппарат — это наша опора», чем сорвал восторженные аплодисменты буквально всего зала, пребывавшего в минутном оцепенении после этой речи премьер-министра. Правда, многие историки ставят под сомнение сам факт такого «инцидента», о котором впервые поведал известный флюгер и фантазер Ф. М. Бурлацкий, а затем и сын премьера А. Г. Маленков