Другие авторы, довольно поверхностно изучавшие эту реформу, обращали внимание лишь на отдельные ее аспекты. Так, В. С. Пушкарев считал, что она, «осуществленная на высоком техническом уровне», фактически свелась к простой деноминации, не решив назревших задач по стабилизации денежного обращения, а, напротив, породив прирост денежной массы, инфляцию и рост розничных цен. В. А. Шестаков уверял, что приравнивание советского рубля к доллару действительно упростило расчеты на мировом рынке, но сам обмен денежных знаков не затронул цены, хотя и протекал в условиях нарастающего дефицита товаров и продуктов. Именно поэтому правительство вынуждено было пойти на повышение розничных цен, что вызвало недовольство граждан и стихийные выступления рабочих. Наконец, В. Д. Белоусов утверждал, что правительство провело классическую деноминацию, не имевшую вообще особого смысла, поскольку главной целью реформы было изменение золотого содержания нового рубля в русле хрущевского лозунга «догнать и перегнать» капиталистов, зафиксированного в новой партийной программе. Однако сам замысел сделать рубль более весомым, чем американский доллар, воплотили «наивными» методами, и повышение золотого содержания рубля могло иметь какой-то смысл, если бы Советский Союз вошел в Бреттон-Вудскую систему и МВФ, однако он так и остался «замкнутой денежной единицей»[869].
И все же, как совершенно справедливо полагают целый ряд современных авторов (А. А. Чикин, Д. М. Дегтев, Н. Ф. Поляков, Н. А. Кричевский[870]), так же как и автор этих строк, с учетом всех обстоятельств, особенно последствий этой хрущевской реформы, она оказалась губительной для нашей страны и в ближайшей, и в отдаленной перспективе, поскольку:
— резко подорожал весь импорт, и зарубежные товары ширпотреба, которые для большинства советских покупателей всегда были малодоступны, теперь вообще перешли в разряд предметов роскоши. Причем, как считает тот же профессор Н. А. Кричевский, задача снять ажиотажный спрос на импортный ширпотреб, объем которого в конце 1950-х годов был равен промышленному импорту машин и оборудования (24–25%), и стала одной из главных причин искусственного удорожания всего импорта с целью поднятия собственного производства, а фактической реализации скрытой, но вполне традиционной протекционистской политики, к которой довольно часто прибегало и царское правительство;
— розничные цены в государственной торговле изменились ровно в 10 раз, но на колхозном рынке только в 4–5 раз. В результате такой разбалансировки цен начался довольно быстрый и неконтролируемый отток ценных продуктов из государственной торговли на сильно подорожавший колхозный рынок, что очень больно ударило по благосостоянию значительной части простого народа и, напротив, положило начало тотальной коррупции в советской госторговле, поскольку руководители многих продовольственных магазинов через своих агентов стали массово сбывать весь самый ходовой товар, в частности мясо, колбасы и молочные продукты, на колхозный рынок, одновременно выполняя план государственных продаж и получая от этой вполне нехитрой операции существенный навар в собственный карман;
— по оценкам экономистов, в течение 1962–1963 годах скрытый рост цен в государственной торговле составил более 60%. Особенно тяжелая ситуация сложилась в регионах, поскольку если в Москве, Киеве, Минске и Ленинграде и в других столицах союзных республик положение в госторговле хоть как-то контролировалось местными властями, то в значительной части даже краевых и областных, и особенно районных центров многие виды продовольственных товаров практически полностью исчезли из государственной торговли и плавно перетекли на колхозный рынок. В результате этого «сталинское» магазинное изобилие, столь характерное для всех 1950-х годов, в одночасье сменилось пустыми прилавками, поэтому, чтобы хоть как-то компенсировать этот отток основных продуктов, прежде всего мяса и колбас, на колхозный рынок, было принято решение повысить розничные цены в государственной торговле. И уже 31 мая 1962 года вышло печально знаменитое Постановление ЦК и Совета Министров СССР «О повышении цен на мясо-молочную продукцию», ставшее детонатором массового недовольства граждан, квинтэссенций которого стал Новочеркасский «бунт», о котором более подробно мы писали в одной из прошлых наших работ[871].
Кстати, еще одной причиной проведения денежной реформы, а на самом деле сознательной девальвации рубля, как это ни покажется странным, стало то самое пресловутое «черное золото». Дело в том, что в первое послевоенное 20-летие — в 1945–1965 годах — в нашей стране произошел колоссальный рост добычи нефти — с 19,4 млн. до 241,7 млн. тонн. Причем этот рост заметно ускорился со второй половины 1950-х годов, когда полностью завершилось освоение огромного Волго-Уральского нефтеносного региона, получившего название «Второй Баку». Уже в 1955 году было добыто 70,8 млн. тонн нефти, и с этого момента ее производство только стремительно росло[872]. При этом ее экспорт в том же 1955 году был по-прежнему невелик — 2,9 млн. тонн сырой нефти и 5,1 млн. тонн нефтепродуктов, то есть на круг всего 8 млн. тонн. Так вот, именно это обстоятельство и подвигло Н. С. Хрущева в мае 1960 года при поддержке ряда самых влиятельных членов Президиума ЦК, прежде всего Ф. Р. Козлова, Н. В. Подгорного и А. И. Микояна, буквально продавить решение о начале широкомасштабного экспорта сырой нефти за рубеж.
Надо сказать, что в первые послевоенные годы экспорт нефти, а также нефтепродуктов был очень незначителен и во всей валютной выручке страны составлял менее 4% всего ее внешнеторгового баланса. В основном этот очень небольшой экспорт шел в страны СЭВ, которые (за исключением Румынии) были лишены собственных источников «черного золота». Это был своего рода ответ на действия США, которые важной составной частью плана Маршалла считали именно нефтяные поставки в Европу по известной фразе Г. Трумэна, заявившего, что «без нефти этот план мертв». Поэтому очевидно, что нефтяные поставки играли в тот период не только политико-экономическую, но и явную идеологическую роль. Хотя не менее важной причиной такого положения вещей было и то, что все 1950-е годы один баррель (бочка) сырой нефти на мировом рынке стоил примерно 2 долл., или 9 руб., а себестоимость ее добычи и транспортировки составляла 9-10 руб., то есть экспорт «черного золота» за рубеж был просто нерентабельным. Рентабельным он мог стать только тогда, когда за доллар давали бы значительно больше рублей, чем прежде. А так как при Н. С. Хрущеве в условиях резкого повышения добычи нефти стал расти ее экспорт за рубеж, то необходимо было срочно изменить соотношение доллара к рублю. Теперь при изменении курса валют баррель сырой нефти в пересчете на советские дензнаки стал стоить уже 2,7 «новых», или 27 «старых» рублей, то есть в 2,25 раза больше, чем при И. В. Сталине. В этой ситуации при вполне стабильных мировых ценах на сырую нефть и при сохранении стабильной себестоимости экспорт нефти стал довольно выгодной штукой. Поэтому к концу хрущевского правления годовой экспорт вырос до 43,4 млн. тонн нефти и 21 млн. тонн нефтепродуктов, то есть увеличился соответственно в 15 и 4,1 раза. При этом, как особо подчеркнула очень авторитетный специалист по истории нефтегазового комплекса страны М. В. Славкина, «помимо количественного роста, обращает на себя внимание тот факт, что в конце 1950-х гг. происходит принципиальная перестройка структуры нефтяного экспорта. Если до 1960 года преобладали поставки нефтепродуктов, то после — уже сырой нефти. Фактически экспорт нефтепродуктов стабилизировался на одном уровне — порядка 20–30 млн. тонн, в то время как экспорт сырой нефти стал демонстрировать устойчивый ярко выраженный рост»[873].
Таким образом, хрущевская реформа была не простой деноминацией и даже девальвацией рубля — она принесла всей экономике непоправимый вред и две хронические беды: зависимость от нефтяного экспорта и хронический дефицит многих продовольственных товаров в госторговле, которые затем и станут ее «проклятием» и одними из самых главных экономических факторов, погубивших Советский Союз.
10. Новые кадровые и управленческие «загогулины» Н. С. Хрущева на «путях к коммунизму»
Напомним, что на внеочередном XXI партийном съезде, который был созван для утверждения «Контрольных цифр развития народного хозяйства СССР на 1959–1965 годы», помимо прочего, в хрущевском докладе впервые прозвучали два «теоретических» постулата, которые партийная пропаганда окрестила «творческим развитием идей марксизма-ленинизма». Первый постулат гласил, что создание мощной индустриальной базы и образование мирового лагеря социализма зримо свидетельствуют не только о полной, но и об окончательной победе социализма в СССР, поскольку полностью исчезла угроза реставрации капитализма не только изнутри, но и извне. Второй же постулат, логически вытекавший из первого, гласил, что отныне главной исторической задачей всего советского народа и всех государственных и общественных институтов становится развернутое строительство коммунистического общества и его построение в ближайшие 20 лет. Причем, как считают ряд историков (О. Л. Лейбович, Ю. В. Аксютин[874]), «прорыв в коммунистическое будущее», судя по всему, соответствовал не только хрущевской убежденности в явных преимуществах советского планового хозяйства над рыночным хозяйством буржуазных государств, но и личным амбициям Н. С. Хрущева, который грезил стать вровень с В. И. Лениным — вождем революции и отцом-основателем советского государства — и И. В. Сталиным, под руководством которого был построен социализм и одержана историческая победа в войне.