[897], «вторая волна санации неугодных членов Президиума ЦК» носила уже иной характер, чем в мае 1960 года. Если смещению Н. И. Беляева и А. И. Кириченко предшествовало обсуждение на заседаниях Президиума ЦК, а сам этот процесс был постепенным и довольно продолжительным, то теперь решения Н. С. Хрущева по Н. Г. Игнатову, А. Б. Аристову, Н. А. Мухитдинову и Е. А. Фурцевой были стремительными, внезапными и неожиданными и их освобождению не предшествовали какие-либо внешние признаки ослабления их позиций в высших эшелонах власти или попадания в опалу. Причем, как утверждают ряд мемуаристов и историков (А. И. Микоян, С. С. Войтиков[898]), за отставкой «группы Игнатова» стояли два человека — Ф. Р. Козлов и сам А. И. Микоян, убедившие Н. С. Хрущева избавиться от этой группы уже внутри самого Президиума ЦК. И это при том, что сын Ф. Р. Козлова Олег был женат на дочери Е. А. Фурцевой Светлане, но это вовсе не спасло «Екатерину III» от политического нокаута.
Между тем после окончания съезда в условиях дальнейшего спада роста производства Н. С. Хрущев вновь озаботился реформой контрольного аппарата страны, и уже 8 января 1962 года по его указанию Общий отдел ЦК подготовил проект отдельного Постановления Президиума ЦК «Вопросы госконтроля и партконтроля»[899]. Однако под давлением А. Н. Косыгина и А. И. Микояна проект был отвергнут[900]. В такой ситуации Н. С. Хрущев был вынужден отозвать этот документ, но уже 19 февраля 1962 года направил в Президиум ЦК новую записку «Об улучшении контроля за выполнением директив партии и правительства»[901], в которой более подробно, в том числе ссылаясь на якобы многочисленные факты коррупции в госаппарате и силовых органах, обосновал необходимость срочного создания нового «единого контрольного центра» — Комитета партийного контроля ЦК и его органов на местах «с обязанностью осуществлять контроль по всем линиям». По его замыслу, именно такой орган должен был «следить за строжайшим соблюдением партийной и государственной дисциплины», вести непримиримую борьбу «с любыми проявлениями ведомственных и местнических тенденций, с очковтирательством, приписками, бесхозяйственностью и расточительством, бюрократизмом и волокитой», а также строжайше следить за «правильным и наиболее целесообразным расходованием денежных средств и материальных ценностей». Предполагалось, что весь персональный состав этого Комитета в количестве 80-100 человек будет утверждаться Пленумом ЦК, а его Коллегия — Президиумом ЦК, перед которым она обязана «постоянно отчитываться о своей деятельности и представлять на рассмотрение ЦК планы своей работы». Обсудив данную записку, Президиум ЦК принял специальное Постановление, состоящее из двух пунктов: «1) Одобрить предложения тов. Хрущева Н. С., изложенные им в записке… и разослать ее членам ЦК КПСС, кандидатам в члены ЦК КПСС и членам Центральной ревизионной комиссии; 2) Поручить секретарям ЦК КПСС подготовить проект Постановления ЦК КПСС "Об улучшении контроля за выполнением директив партии и правительства"»[902]. Однако на протяжении девяти месяцев все проекты такого Постановления блокировались большинством членов Президиума ЦК, и прежде всего опять-таки А. Н. Косыгиным и А. И. Микояном. Ситуация круто изменилась лишь в ноябре 1962 года на очередном Пленуме ЦК, но об этом мы поговорим чуть позже.
Между тем в начале марта 1962 года состоялся очередной Пленум ЦК, посвященный проблемам аграрного производства, где главной новацией стало очередное предложение Н. С. Хрущева создать принципиально иную систему управления сельским хозяйством страны на местах. По итогам работы этого Пленума были приняты два документа: Обращение ЦК КПСС под названием «Дело всей партии, всего народа — добиться мощного подъема сельского хозяйства!» и Постановление ЦК «Современный этап коммунистического строительства и задачи партии по улучшению руководства сельским хозяйством»[903], которое чуть ли не сразу стали претворять в жизнь.
Как известно, до сих пор главным звеном управления в сельской местности являлись райкомы и райисполкомы, которые занимались буквально всеми аспектами хозяйственной и социальной жизни советского села, включая почти непосредственное руководство колхозами и совхозами, расположенными на их территориях, управление всеми системами здравоохранения, образования, культуры, строительства дорог и жилья, их содержанием и т.д. Теперь же Н. С. Хрущев предложил создать над этими структурами специализированные колхозно-совхозные управления (КСУ), охватывающие территорию двух-трех районов, со своим парторгом и центральным печатным органом. Аналогичные системы управления должны были быть созданы и в масштабах всех краев, областей и автономных республик. При этом все первые секретари районных комитетов партии теперь автоматически теряли прежние «суверенные» права и становились замами этих парторгов. Параллельно с этим в масштабах всей страны был создан Союзный комитет по сельскому хозяйству, председателем которого был назначен Н. Г. Игнатов, менее двух лет назад оказавшийся в опале и буквально прозябавший в унынии на второстепенных постах председателя Госкомитета по заготовкам и заместителя председателя Совета Министров СССР.
Надо сказать, что, по мнению многих историков (Р. Г. Пихоя, А. В. Пыжиков, Ю. В. Аксютин, Ю. В. Емельянов[904]), эта реформа стала очередным шоком для всей партийной, особенно низовой номенклатуры. При этом наиболее резкий протест большинства партийных аппаратчиков вызвало очередное новшество Н. С. Хрущева, связанное с изменением уже традиционной практики работы партийных комитетов. Суть этого «новшества» сводилась к тому, что отныне они вновь не должны были вмешиваться в вопросы хозяйственного строительства и им было «предложено» сосредоточить все свое внимание исключительно на кадровой и политико-просветительской работе. По своему смыслу новая реформа, преподносимая как чисто техническая реорганизация партийной структуры, была новой иллюзорной попыткой Н. С. Хрущева перейти к более эффективному управлению советской экономикой. Но, по сути, она, конечно, отражала очевидный разрыв со всеми базовыми ленинскими принципами организации партии, в частности ее авангардной роли, которые буквально полгода назад были подтверждены в новой Программе КПСС, принятой на XXII съезде партии. Однако вскоре стало очевидно, что эти КСУ, как и все региональные совнархозы, так и не смогли переломить хребет всевластию партийной номенклатуры, поскольку в основе всей деятельности партии давно лежал известный ленинский принцип «демократического централизма», то есть безусловного исполнения всеми членами партии, в том числе парторгами КСУ и главами совнархозов, всех решений руководящих партийных органов.
Не успела партийная номенклатура прийти в себя от «мартовского шока», как уже на очередном Пленуме ЦК, прошедшем 19–23 ноября 1962 года[905], Н. С. Хрущев инициирует очередную, причем по-настоящему кардинальную, реформу всего партийногосударственного управления в стране. Ее проведение, по мнению многих авторов, вообще не поддается объяснению с точки зрения здравого смысла и до сих пор вызывает массу вопросов и острых споров в литературе. Многие историки единодушно говорят об этой реформе как о самом наглядном примере «абсурдности и хрущевского волюнтаризма». Хотя существуют и другие точки зрения. Так, академик Н. П. Шмелев пытался объяснить эти новации горячим желанием Н. С. Хрущева «обуздать всевластие партийного аппарата» и создать в стране реальную многопартийность, где как минимум сосуществовали и конкурировали между собой две полноценных партии — «промышленная» и «аграрная»[906]. Профессор Р. Г. Пихоя считал, что эта реформа, невзирая на ее изначальный замысел, объективно ослабила весь партийный аппарат, что отвечало интересам самого Н. С. Хрущева[907]. Наконец, их оппонент профессор Г. И. Ханин, напротив, полагает, что данное решение стало результатом осознания самим Н. С. Хрущевым «пагубности современной роли партии в экономике страны как важного, но совершенно безответственного элемента», и поэтому этим своим решением «он попытался сделать партию и все ее руководящие органы», начиная с райкомов и обкомов партии, «ответственным элементом советской экономической жизни»[908].
Более того, с его точки зрения, сама эта реформа также находилась в русле рецентрализации советской экономики, начатой им в июне — июле 1960 года с создания четырех республиканских СНХ в РСФСР, УССР, КазССР и УзСС Р. Затем, как мы уже писали, в ноябре 1962 года был создан Совет Народного Хозяйства СССР во главе с В. Э. Дымшицом; в декабре того же 1962 года были укрупнены совнархозы самых «главных» республик страны: на территории РСФСР вместо 69 совнархозов экономических административных районов было создано 24 совнархоза экономических районов, а на Украине вместо 14 совнархозов старого формата осталось всего 7 реформированных совнархозов. Затем в январе 1963 года был уже образован Среднеазиатский СНХ, главой которого стал бывший директор Ташкентского авиазавода Степан Иванович Кадышев. И, наконец, в середине марта 1963 года был создан Высший Совет Народного Хозяйства СССР во главе с Д. Ф. Устиновым. Все эти шаги, в том числе пусть и незначительное увеличение плановых показателей до 1100 позиций, по мнению Г. И. Ханина и А. С. Галушки, положительно сказались на ускорении экономического роста в 1963–1965 годах