Итак, Тохтамыш взял Москву, уничтожил мятежников. И увел свою конницу. А через несколько дней Донской въехал в Москву как полноправный хозяин. Ни князь Нижегородский, ни князь Тверской, тотчас же примчавшийся в Орду хлопотать о своем назначении, великого княжения не получили. Тохтамыш вновь вручил ярлык хозяина Руси Дмитрию Ивановичу Донскому.
И что же в итоге?
«Получается, что Тохтамыш на протяжении всего похода действовал в интересах Дмитрия Ивановича, – пишут Ольга Кузьмина и Александр Быков. – И разгром восставшей против Дмитрия Москвы, и разорение давнего противника Москвы – княжества Рязанского можно рассматривать как ответный шаг Тохтамыша, благодарного Дмитрию за те жертвы, которые понесло Московское княжество на Куликовом поле. Новый хан Золотой Орды, царство которого заработано в том числе и легшими костьми у Непрядвы полками Дмитрия, таким образом просто поддерживал пошатнувшуюся власть своего верного и очень ценного вассала. И одновременно сохранял власть Орды над Москвой. А ведь эта власть могла уйти из Тохтамышевых рук, если бы пролитовский переворот в Московском княжестве удался!» (Кузьмина Ольга, Быков Александр. Сожженная Москва // История. 2000. № 35).
И еще получается, что Тохтамыш изначально знал или потом разгадал тайные замыслы заговорщиков. И вел свою партию, играя с ними в кошки-мышки. Как будто всех и все насквозь видел. Пишу «как будто», потому что Тохтамыш – новичок в сложной европейской, русско-ордынско-литовской политике, он всего два года назад пришел из Сибири. А вот Донской в этих интригах живет с детских лет княжения, для него здесь тайн нет. Вполне возможно, он через своих гонцов и направлял Тохтамыша, информировал, раскрывал ему, кто есть кто в этом хитросплетении. Впрочем, я уже строю гипотезы и выдвигаю версии, от чего зарекся в самом начале.
А что же было с заговорщиками и доносчиками, с суздальско-нижегородскими князьями? Ни-че-го. Ни Тохтамыш, ни Донской никаких карательных мер против них не предприняли. Ведь Дмитрий Нижегородский открыто против Тохтамыша не выступал, а, наоборот, его сыновья, суздальские князья, были рядом с ханом под стенами Москвы. И помогли усмирить бунтовщиков. Очень помогли! Ведь они убедили их открыть ворота. В лоб-то штурмовать Москву было нелегко, особенно при наличии пушек у осажденных. А что до облыжного навета на Донского, то, извиняйте, ошибочка вышла, мы с сыновьями запутались в сложностях политики, но не из злого умысла, а единственно из неуемного желания служить вашему царскому ханскому величеству…
Однако Тохтамыш на всякий случай забрал одного из суздальцев, Василия, с собой в Орду. Заложником. В таком виде, запутавшиеся в своих же кознях, напуганные, суздальско-нижегородские князья, наверно, были удобны Тохтамышу. А может, еще и Донской за них слово замолвил.
Потому что Дмитрий Нижегородский был тестем Донского.
Когда Евдокия, жена князя Дмитрия Донского, осталась в Москве во власти мятежников, они ее не тронули, выпустили из Москвы, позволили уехать к мужу в Кострому. Да, подвергли поношению неслыханному, ограбили, оскорбили – как свидетельствуют Тверская и Никоновская летописи. (Кстати, в «Повести о нашествии Тохтамыша» сюжета с Евдокией вообще нет, яко небывше. То ли автор постеснялся, то ли сократили, «отредактировали» потом переписчики.) Это была, скорее всего, перепившаяся награбленным медом толпа. Но толпу, видно, живо приструнили главари. Им, главарям московского бунта, конечно, было бы выгодно оставить великую княгиню заложницей. Но они не могли этого сделать, потому что Евдокия хоть и жена Донского, но – дочка Дмитрия Нижегородского, тайного союзника мятежников в заговоре против Донского. Вот как закручена история в деталях. В общем, когда все закончилось, Дмитрий Донской тестя не тронул.
Против Ягайло тоже похода не предпринимали. Удобный момент был упущен. Ягайло уже расправился с узурпатором Кейстутом, укрепился, и война с могучей Литвой не принесла бы быстрой победы. Если бы вообще принесла.
Москва сгорела. И в ней – церковь, доверху набитая книгами. Если все это вместе – пожар и церковь с книгами – не домыслы или не ошибка какого-нибудь позднейшего переписчика, когда в одном сюжете совмещаются несколько событий, произошедших в разные года. Потому что, во-первых, странно, что при штурме город не загорелся от тех же зажигательных стрел, если они применялись, а загорелся после штурма, после сдачи. Во-вторых, Тохтамышу не имело смысла жечь уже сдавшийся город. Ведь старался он ради Дмитрия, зачем ему жечь город «младшего брата». В-третьих, так ли уж он сгорел, если Дмитрий уже через несколько дней выступил из него в поход на Олега Рязанского. В-четвертых, в такой «замятне» деревянный город мог полыхнуть от опрокинутого горшка с углями. В-пятых, общая скорбь автора «Повести…» о поругании церквей занимает в повести несоразмерно много места и очень схожа по гладкости стиля с такими же летописными описаниями, которые признаны позднейшими вставками. В-шестых, почему и как в открытой деревянной церкви оказалось такое количество книг – ведь они обычно хранились в каменных подвалах монастырей.
А если все так и было на самом деле, то представляете, ЧТО там сгорело?! Подумать страшно, и безысходная тоска берет при мысли, чего мы лишились, чего мы не знаем и никогда не узнаем. И кто виноват? У нас на все один ответ: время было такое.
Сильно пострадал Переяславль-Залесский. Он-то при чем? При том, что Переяславль-Залесский – вотчина князя Остея. «Литовский князь Остей» уже три года как русский князь. Его отец – Дмитрий Ольгердович, православный, – бежал на Русь от своего брата-католика Ягайло, получил в удел Переяславль-Залесский, вместе с московским князем стоял плечом к плечу на Куликовом поле против Мамая. А вот сын – оказался вовлеченным в заговор против Донского.
Сильнее всех пострадало Рязанское княжество. Но о нем и о князе Олеге Ивановиче Рязанском – отдельный разговор.
Глава 10Клеймо предателя
Судьба Олега Рязанского
Чаще всего князя Олега Рязанского называют предателем. Но это далековато от… От чего «далековато»? От «правды», «истины»? Но получится, будто я тут вещаю правду-истину в последней инстанции. Скажу лучше так: далековато от исчерпывающего представления о той действительности
Почти все, что знает массовый читатель об Олеге Рязанском, – его союз с Мамаем и совместный поход на Москву с Мамаем и Ягайло. Поход, который закончился разгромом Мамая на Куликовом поле. О подоплеке и значении тех событий я подробно рассказал в главе «Тайна Куликова поля».
Почему Олег опоздал к месту встречи с Мамаем, неизвестно. Это дало повод некоторым современным толкователям и беллетристам изображать Олега тайным сторонником Москвы, внедрившимся к Мамаю. Но гипотеза не обоснована фактами. Во-первых, рязанцы, опоздавшие к Куликовской битве, отыгрались на том, что нападали на обозы с ранеными, идущие к Москве с Куликова поля: «Ловили, грабили и отпускали нагими» (Полное собрание русских летописей. Т. IV. С. 82). Хороши «тайные союзники»! Во-вторых, история отношений Москвы и Рязани такова, что не оставляет места для подобных версий. Если говорить серьезно.
Раньше считалось, что он предатель, потому что за Мамая, за Золотую Орду. Теперь выяснилось, что Мамай и Золотая Орда – это далеко не одно и то же, что Мамай-то как раз и был ярым врагом ханов Золотой Орды, мятежником и узурпатором; выяснилось, что другие русские князья как раз за Орду, за ее законного хана и воевали на Куликовом поле, но все равно Олег оказался предателем. Потому что для официозного общественно-государственного сознания нет разницы, с кем ты, главное – что был тогда против Москвы. И уж тем более – в союзе с Мамаем.
Это уже называется – «рязанское счастье». Потому что у Рязани особая судьба.
Начнем с того, что киевские князья очень любили красивый город Переяславль на реке Трубеже. Ведь изначально Русская земля, Киевcкая Русь, тогда состояла из трех главных городов – Киева, Чернигова и Переяславля. И когда шли киевские князья год за годом, век за веком на север, осваивать и покорять нынешние русские земли, то, увидев красивую речку, тут же называли ее Трубеж и ставили город. Так и возник Переяславль на Трубеже у впадения в Оку. Чтобы не путать его с южным, «настоящим», стали звать его Переяславль-Эрьзянский, по названию крупного мордовского племени эрьзя. Ясно, стал он зваться просто Эрьзянь, но сразу же произошла метатеза, перестановка звуков для удобства славянского произношения, и он превратился в Резань, а с XVIII века официально – Рязань.
Идут наши киевские князюшки дальше на север и снова видят красивую речку, впадающую в озеро, – ну прямо родной Трубеж! И называют ее Трубеж. И тут же ставят городок Переяславль. Но, чтоб совсем уж не запутаться, именуется он уже Переяславлем-Залесским. За лесами, дескать, аж за владимирскими, вон как далеко от Киева!
В этой идиллии – географическая, историческая, трагическая судьба Рязани.
Итак, Рязань – удельное княжество Черниговской земли, передовой форпост Киевской Руси. Но Киев теряет главенство, и на северо-востоке возникает могучая Владимирская Русь. Вся страна теперь называется Владимирской Русью, и главный русский князь – великим владимирским князем.
А Рязань – между ними.
Вскоре Южная Русь угасает, становится владением великих литовских князей. И Рязань остается один на один с Владимиро-Суздальским государством, которое помнит, что рязанцы – чужаки, ставленники черниговских князей.
Скажите, кого должны любить и ненавидеть рязанцы и Олег Рязанский? Ну ясно, в каждом учебнике написано, что Батый сжег город, оставив, правда, какое-то каменное городище.
Так Батый пришел однажды и ушел.
А великий владимирский князь Всеволод Большое Гнездо вначале выколол рязанским князьям глаза. За то, что они пошли в поход на Москву и сожгли ее. Правда, сам Всеволод не хотел такой жестокой казни, он даже хотел отпустить князей. Но народ суздальский возмутился и настоял на изуверстве. До такой степени суздальцы ненавидели рязанцев. Затем, после казни, Всеволод пошел на Рязань и поджег ее. А когда буйные рязанцы снова напали на его сына, Всеволод вывел людей за город и спалил Рязань на сей раз дотла. Камня на камне не оставил. Так что к появлению Батыя у стен рязанцы не очень-то успели отстроиться и укрепиться. Но здесь они смирили свою гордыню и попросили о помощи великого владимирского князя Юрия, сына своего злейшего врага Всеволода. Но Юрий, как известно, на помощь рязанцам не пришел.