«где был принят с честию». Понятно, что враг Невского – друг шведов. Автоматически. Но на какой почве? А на той самой, на вере. На католицизме. Андрей был сторонником принятия католицизма. И еще ранее ярл Биргер шел на Неву не просто так: шведский поход был составной частью общего крестового похода католической церкви против славянства, православия и Орды. Но даже Соловьев об этом не задумывается. Или – умалчивает. Однако сам пассаж: «…где был принят с честию» – говорит за себя. То есть Орда – это автоматически плохо, а Швеция – Европа. Мы со времен Петра при слове «Европа», особенно если Европа принимает нас «с честию», тут же на радостях забывали и забываем обо всем. Например, начисто забыли, повторюсь, что Европа и католическая церковь «приняли с честию» Даниила Галицкого, увенчав его короной «Русского короля». И где та Галицкая Русь, где народ, где вера? Уже через 80 лет после смерти Даниила польский король Казимир без всякого сопротивления присоединил Галицко-Волынскую Русь к Польше. На пять веков.
Так и получилось, что Россия всячески стала хулить монголов и Золотую Орду, которые помогли Руси защитить православную веру и государственность от католической экспансии. Увы, так часто бывает в истории. Особенно когда поют с чужого голоса. Надо также еще раз отметить, что русские люди до XVIII века вообще не знали слова «иго».
Молчание великих историков
Но в русской истории очень многое можно прочитать из того, что… не написано.
В «Курсе русской истории» Василия Осиповича Ключевского великий князь Александр Невский упоминается 15 (пятнадцать) раз в 15 (пятнадцати) строчках. И – все.
Андрею Курбскому, к примеру, десятки страниц посвящены, а Александру Невскому – 15 строк. Причем не в основном по смыслу тексте, а в дополнительном, в придаточных предложениях и оборотах.
Ведь если писать подробно, объяснять действия Александра Невского, то придется вытаскивать на свет основной конфликт эпохи – поход католической церкви на Русь. Против чего – против введения католицизма на Руси – и выступал Александр Невский, сознательный противник Запада и сознательный союзник Орды. А его действия никак не укладываются в схему, по которой Европа – свет, а монголы – тьма. Потому и Соловьев, и Ключевский, говоря об Александре Невском, обходятся минимумом слов. Правда, отзываются в самых превосходных степенях. Например, так: «Только образ Александра Невского несколько прикрывал ужас одичания и братского озлобления…» Или так: «Племя Всеволода Большое Гнездо не блистало избытком выдающихся талантов, за исключением Александра Невского…»
Но в чем проявился выдающийся талант Александра Невского, в каких деяниях, чем он так выделялся среди «ужаса» и «одичания»? Об этом – мельком, вскользь.
Или другой пример, поразительный. Во втором томе «Курса русской истории» Ключевского, занимающем 398 страниц, Куликовской битве посвящены 2 (две) фразы.
Куликовская битва – одно из ключевых событий русской истории Средних веков. А в фундаментальном труде патриарха русской истории – две фразы. Шесть строчек.
Но в том-то и дело, что нельзя было эти события трогать. От Александра Невского до Дмитрия Донского тянется прямая нить. Стоит чуть подробнее заговорить о Невском, как непременно выйдет наружу и русско-ордынский договор, и походы немцев на Русь, в том числе и поход 1269 года, уже после смерти великого князя. Когда Орда срочно прислала на помощь Новгороду конницу и немцы поспешно отступили и заключили мир на выгодных для Новгорода условиях: «Замиришася по всей воле новгородской, зело бо бояхуся и имени татарского…» И Куликовская битва в ее истинном свете и в истинном значении ну никак не вписывалась в концепцию «супостата». Заговори о ней подробнее – и нельзя обойти Симеоновскую и Рогожскую летописи, в которых черным по белому написано, что Дмитрий Донской и законный хан Золотой Орды Тохтамыш совместно громили Мамая и совместно радовались победе, обменивались послами и подарками.
И тогда рухнет миф о «злодеях» монголах, об «иге». И выяснится, что Русь совместно с Ордой воевала против Запада, а не прикрывала Запад от Орды – миф, усвоенный и принятый всеми, в том числе и такими разными людьми, как Александр Пушкин и Фридрих Энгельс. Наконец, рухнет европоцентрическая система русской истории, в духе которой выросли и воспитались все наши великие историки.
Вот что скрывается за их молчанием.
Компрачикосы
Не понимаю благодушных разговоров о том, что правда все равно проложит дорогу. Сама собой. Как река промывает свое русло. Оно так, конечно. Если мыслить тысячелетиями. Но что произойдет, пока господствует ложь, никто не говорит. А исказители, замалчиватели истории – страшнее компрачикосов. Были такие люди в Средневековье, которые покупали у бедняков малых детей, уродовали их и потом продавали в балаганы, владетельным особам в качестве шутов. Среди способов уродования был и самый мерзкий, описанный Гюго в романе «Человек, который смеется»: младенца опускали в сосуд особой формы, и он вырастал, принимая форму сосуда.
То же происходит и с тем, кто вырастает на полуправде или прямой лжи.
Вспомним характерный пример. Когда на Первом съезде народных депутатов СССР возник вопрос о секретном приложении к пакту Молотова – Риббентропа, один рабочий депутат заявил: не надо, не хочу знать, потому что тогда нас будут называть оккупантами. То есть правда человеку не нужна – тут все ясно. А многие ведь отрицали сам пакт. Хотя весь мир знает и мы знаем, что в 1939 году СССР и гитлеровская Германия разделили Польшу, что нам достались от того раздела республики Прибалтики, Западная Украина и Западная Белоруссия. Но сколько людей яростно отрицало сговор с Гитлером. А что отрицать? Советские же газеты печатали фотографии, как советские генералы вместе с гитлеровскими принимали парад в Бресте, в газетах опубликован был доклад «О внешней политике Советского Союза» председателя Совета народных комиссаров, народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова на 5-й сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года: «Оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, затем – Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора».
Но ведь упорствовали, требовали: «Докажите!»
Когда показывали это приложение, с подписями Молотова и Риббентропа, говорили: «Подделка!»
И тут случилось чудо. На складах Министерства иностранных дел СССР нашли ту самую пишущую машинку, на которой печатался текст, провели экспертизу и представили ее результаты. Только тогда отрицатели смолкли.
Человек, выросший на утаенной, догматичной, искаженной истории, не приученный к открытому обсуждению, поиску истины, не может быть уравновешенным. Ведь он чувствует, о какие-то кочки-неувязки спотыкается в книгах и учебниках, на многое закрывает глаза, но так или иначе что-то и где-то прорывается, и от этого в душе возникает чудовищный дискомфорт. Чреватый то ли поиском и нахождением таки «врагов», то ли агрессией к «умникам», которые «мутят душу», то ли обвальным нигилизмом: раз так, то все на свете – ложь, ничего не хочу слушать и слышать, и пропадите вы все пропадом со своей страной и своим патриотизмом.
В руках компрачикосов от истории вырастают больными страны и народы.
А как же нелюбовь к «татарам»?
Люди некнижные, знающие о сложностях и парадоксах исторической науки понаслышке, часто спрашивают: а откуда тогда вся эта нелюбовь к «татарам» в памяти народной? «Незваный гость хуже татарина». Откуда?
Слово «татары» собирательное, не имеющее прямого отношения к какому-либо отдельному, конкретному народу. Прежде всего к казанским татарам, которые на самом-то деле болгары, или булгары, из Великого Булгара на Каме. И я уже писал об этом, о происхождении общего названия «татары». Но сегодня, например, при поездке в Казань, при встрече с казанским татарином у среднестатистического русского человека если и возникнет историческая ассоциация, то однозначная: «А, татары, которые нас…» Хотя Великий Булгар, как и русские города, захватил Батый, хотя само Казанское ханство просуществовало всего один век, не угрожало и не могло угрожать Руси по причине несоизмеримости сил. И не Казань завоевывала Русь, а как раз наоборот, Русь завоевала Казань. То есть Русь – агрессор. Но опять же с оговорками. Войны и противостояния народов не было. Это были разбирательства наследников Золотой Орды. В которых главным наследником стал московский царь. Как писал историк князь Трубецкой, произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву». Ханы казанские и сибирские приняли это как историческую объективность. И, по старым ордынским законам, никто не был низвергнут. Казанский и сибирский ханы именовались царями, им оказывали при московском дворе царские почести, на всех церемониях их имена произносились после имени московского царя. Впоследствии потомки Едигера Казанского (в крещении – Симеон), Кучума Сибирского и других перероднились с царскими родичами и стали русскими князьями. Так что память народная – аргумент весомый, но не всегда бесспорный. Ее можно формировать направленной информацией или же, наоборот, полным отсутствием информации.
Но тут, с «татарами», дело еще и в наложении. Одно наложилось на другое, другое – на третье, третье – на четвертое, и все вместе стало называться «татары».
Начнем с половцев. Киевский каганат был сильнее, и половцы от русских понесли потерь больше, чем русские от половцев. Но мы не помним беды, которые принесли другим, зато помним несчастья, которые доставили нам другие. Это закон человеческой памяти и психологии. Половцы принимали участие почти в каждой междоусобной сваре русских князей. К примеру, в начале 1203 года половцы ворвались в Киев, жгли и грабили город нещадно. «Якого же зла не было от крещения над Киевом…» — свидетельствует летопись. Правда, грабили они не просто так, а в качестве платы за участие в походе, потому что пришли сюда не сами, а по найму, с черниговскими и смоленскими ратниками, во главе со смоленским князем Рюриком Ростиславичем. А рукодил антикиевской операцией и привлек половцев князь Игорь – герой «Слова о полку Игореве», сват хана Кончака. Но детали через сколько-то лет забываются, а память о половцах остается.