Страна содрогалась и корчилась в муках.
Но тем не менее это был спор – пусть и кровавый – между собою. Он проходил, можно сказать, в традиционных рамках тогдашних нравов. Почти каждый из противников на месте другого вел бы себя так же – оспаривал трон брата, вырывал удел из-под его власти, рубил головы и выкалывал глаза.
А Новгород в этом не участвовал.
Он жил и хотел дальше жить по своим, особым правилам вольного города, что всегда было ненавистно самодержцам на Руси. За то и был казнен Великий Новгород лютой казнью.
Глава 17Спаситель Кузьма
Феномен человека и народа
25 (11) июля 1613 года в Успенском соборе Кремля был венчан на царство юноша Михаил – первый царь из династии Романовых.
На следующий день, 26 (12) июля 1613 года, нижегородского купца Кузьму Минича царским указом пожаловали званием думного дворянина и члена Боярской думы.
Ну вот вам национальный герой – Кузьма Минин. Спаситель Отечества. Вышедший из самых что ни на есть глубин народных. И ладно бы какой безвестный, в рубище. Не в рубище, а в блеске славы. Живет при царском дворе.
Не когда-либо потом, после важных дел, а сразу, на другой же день после венчания на царство, царь Михаил Федорович жалует Кузьму Минина званием думного дворянина. И этим актом всему миру показывает: новая царская династия знает, кому она обязана троном. Понятно, в бояре Кузьму пожаловать невозможно. В бояре пожаловали князя Пожарского. Но думный дворянин – почти боярин: он в Боярской думе сидит, государственные дела вершит.
С 1572 года, с первого упоминания думных дворян в Боярской думе, перебывало их там 18 человек. При царе Михаиле Федоровиче в Думе было два думных дворянина – Гаврила Пушкин (нам больше известен его потомок Александр) и Кузьма Минин. Жалованье Пушкина – 120 рублей в год, жалованье Кузьмы – 200 рублей в год.
В общем, крупный государственный деятель, большой чин. Только с неизвестным прошлым. Ну так спросите его, Кузьму Минина: кто он, кто его родители, когда и где родился, кто бабушка и дедушка? Запишите. В конце концов, так положено, это обязанность, протокольное мероприятие. Не прохожий на улице, а член Боярской думы. И на дворе, чай, не какие-нибудь темные времена, а просвещенный и прогрессивный XVII век. Бумага под рукой, чернила. Уже полвека прошло, как первую книгу напечатали. Разве что диктофонов и компьютеров нет.
Однако ж – никто ничего не записал. Не спросил. А если спросили и записали, то потеряли и забыли. Или кто-то забрал в спецхран, в партархив и так спрятал под грифом «гос. тайна», что и поныне докопаться невозможно.
Но шутки в сторону. Пусть даже и горькие.
Сколь ни старалась дореволюционная, а потом и коммунистическая история возвеличить Кузьму как представителя народа, а все равно Кузьма Минин оказался приниженным. Это у нас само собой получается: кто у нас всегда главный, тем более на войне? Царь, боярин, князь, генеральный секретарь, главнокомандующий, маршал… Да вспомните сами курс школьной истории, какой образ исторический перед нами встает? Ну, мясной торговец Кузьма, борода лопатой, обратился с призывом к народу в Нижнем Новгороде, стал собирать деньги на ополчение… В общем, казначей при Пожарском, представитель народа при Пожарском и других князьях-боярах.
Все это – вранье.
Кузьма Минин был Главным Действующим Лицом тех событий.
Прежде всего надо четко обозначить: не Пожарский и бояре подняли и повели Кузьму и народ, а народ и Кузьма выбрали, «указали на Пожарского» и повели Пожарского, бояр и дворян на Москву.
Приведу строчки из практически неизвестного свидетельства:
«Призвавши бога на помощь, пошел Кузьма к царствующему граду… Князь Дмитрий Трубецкой, услыхав, что идет Кузьма Минин с войском, отступил прочь… А в то время Кузьма Минин со своим войском облек город-Кремль…»
Помилуйте, это же не купец Кузьма, а полководец Македонский! Причем на широком историческом фоне идет непрерывный, почти личный конфликт за первенство между двумя руководителями двух войск – высокороднейшим князем Дмитрием Трубецким и мясным торговцем Кузьмой Мининым. А Пожарский – фигура чуть ли не третьестепенная.
Это – «Хронограф» из рукописного собрания князя Оболенского. Официальная история его не признает. Мол, придумки, народные сказки, неизвестный автор был поклонником Кузьмы и чрезмерно возвеличил его роль. Да, конечно, нам читать такие строчки странновато. Но «Хронограф», хранящийся в Центральном государственном архиве древних актов, так и пролежал там, не видя света в опубликованном виде. (И только сейчас, при новых информационных технологиях, появился в Интернете.) Что более чем странно, если учесть невероятную скудость источников о личности Кузьмы и его деяниях. А уже потом, после опубликования, можно было бы судить о нем, сопоставлять с другими источниками, опровергать сведения или же подтверждать. То есть анализировать, выяснять. К примеру, что за автор и почему он взялся возвеличивать какого-то Кузьму? Может, он писал по прямому заказу самого Кузьмы или его сына Нефёда? Или же имел свое мнение и решил его выразить. Почему ж тогда мы его мнением пренебрегаем? Учтем, что грамотных людей было мало. А уж таких, кто взялся бы за летописание, – и вовсе единицы. Само по себе ведь интересно, почему образованный, литературно одаренный человек решил возвеличивать какого-то мясного торговца – вопреки вековой традиции письменного возвеличивания великих князей и царей. Что ж мы с порога-то отметаем свидетельство такого человека.
А во-вторых, если «Хронограф» мы не считаем объективным свидетельством эпохи, то как быть с Никоновской летописью? Ее-то мы признаем как главный источник сведений о Кузьме и его деяниях. От которого и отталкиваются исследователи.
Но на деле получается, что мы и Никоновской летописью пренебрегаем, потому как используем выборочно. А в ней роль и значение Кузьмы прописаны совершенно четко. Везде и всюду говорится: Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский совместно руководили освободительным движением, все важнейшие решения принимали совместно. Все грамоты во все края писали и подписывали совместно. Вдвоем назначали воевод и посылали князей с ратниками в города:
«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма посла к Ярославлю князь Лопату Пожарского…»
«Думав с Кузмою и даша им воеводу князь Романа Гагарина…»
«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма отпустиша князь Романа Петровича в Суздаль, а сами поидоша в Ярославль…»
«Князь Дмитрей же и Кузма тако же писаша под Москву, что… идут под Москву им на помощь, на очищение Московского государства».
И так далее.
И противники воспринимали Кузьму как вождя и вершителя (их) судеб.
К примеру, знатные бояре, засевшие в Кремле вместе с поляками, боясь штурма, решили спасти своих жен. И обратились с просьбой. Каково им было, родовитейшим из родовитых, на царский трон претендовавшим, спесивейшим из спесивых, просить мясного торговца о милости к женам – можно только догадываться. Летописец излагает беспристрастно:
«Бояре же… послаша ко князю Дмитрею Михайловичу Пожарскому и к Кузме… чтобы пожаловали их, приняли без позору».
После окончания Смутного времени в Польше и Литве не признавали законным царем Михаила Романова и, подзуживая русских бояр на новый бунт, писали им, что Михаил Романов – узурпатор, «которого воры, казаки, посадили с Кузьмой Мининым на Московское государство».
А вы говорите: казначей, деньги собирал.
То время удивительно точно названо Смутным. Смута в стране, в умах, в сердцах. Трудно понять, что происходит, кто с кем, кто друг, а кто враг. Мы до сих пор не разобрались, а каково было современникам?
Чтобы представить смутность давних лет, нам достаточно вспомнить события с начала перестройки до наших дней. Сейчас мы уже понимаем, что в итоге эти путчи, антипутчи и штурмы оказались большой разборкой среди своих – бояр из советско-российской партийно-чиновной номенклатуры. Мы, людишки, служили массовкой. Были материалом или аргументом. Вполне искренне и по своей воле. По идее. По душевному порыву. Кто-то защищал Белый дом и Ельцина от «коммунистических танков» в 1991 году. Кто-то в 1993 году защищал тот же Белый дом уже от «демократических танков» Ельцина. Но жизнь этих защитников, жизнь народная не улучшилась ни на гран. И даже стала гораздо хуже. Так ведь? А вот у тех, кто вел нас, ни один волос не упал и ни один рубль не пропал. Да, кто-то отстранен от высшей власти, но все – вполне благоденствуют. В отличие от нас.
То же самое было и тогда. Боярские разборки. И тоже ни один волос с их голов не упал. Разве что Ивана Заруцкого посадили на кол – так Заруцкий в той княжеско-боярской московской камарилье вообще чужак, пришелец с Дона, казачий атаман, смутьян. Его бы в любом случае ликвидировали. Не те, так другие или третьи. Ну да, еще четырехлетнего сына Марины повесили. Очевидно, что бояре-советники юного, только что избранного царя Михаила Романова заранее решили, что младенца непременно надо убить, потому что живой сын Марины – будущая угроза и будущая смута, так как его могут объявить «законным царем», сыном «законного царя Дмитрия». Наверно, советники убеждали, что его казнь – политическая необходимость и неизбежность. И убить его следовало не тайно, а публично, чтобы никаким новым лжедмитриям веры не было. Вот так завершилась десятилетняя смута на глазах народа, у Серпуховских ворот Москвы, когда из Астрахани привезли атамана Ивана Заруцкого и Марину Мнишек с дитем.
Боярские разборки. Вначале бояре во главе с Шуйским и Мстиславским при помощи Лжедмитрия поднялись на Годунова. Потом убили Лжедмитрия и посадили на царский трон Василия Шуйского. Тотчас же началась смута против него. Иван Болотников не на пустом месте возник: «крестьянский вождь» был воеводой у князя Григория Шаховского – ярого врага Василия Шуйского. Затем те же бояре затеяли мутный хоровод вокруг «тушинского вора» Лжедмитрия II. Затем отвернулись от «тушинского вора», свергли Шуйского и позвали на московский престол польского королевича Владислава.