Можно предполагать (только лишь предполагать), что прозвище Сухорук перешло к нему как минимум от отца или от деда. Что сам он не был сухоруким. Во-первых, о его физическом недостатке нет никаких упоминаний в источниках. Во-вторых, он ведь был ратником, причем отчаянным ратником, вел людей и участвовал в сражениях. Как же с сухой-то рукой?.. А в-третьих, трудно представить даже богатого мясного торговца в те времена, который не умел бы сам разрубить-разделать тушу. А это трудное дело для сухорукого.
Однако все это – мои предположения, анализ информации.
Существует также версия, что Кузьма родом из Балахны, сын балахнинского соледобытчика Мины Анкудинова. В Писцовой книге есть запись о «посадском человеке Мине Анкудинове». Но никаких свидетельств, что это отец Кузьмы, нет. А вот определенное логическое противоречие сразу бросается в глаза. Сын ложкаря становился ложкарем, а сын соледобытчика – соледобытчиком. За родовое дело и ремесло держались изо всех сил, потому что иначе выжить было трудно. Каждое ремесленное сословие – замкнутая каста, со своими традициями и авторитетами. Куда чужого не допускали.
Конечно, Кузьма, будучи человеком пламенного характера и решительных действий, мог бросить дело отца, искать приключений по белу свету, а затем приехать в Нижний Новгород, войти в среду торговцев мясом. И даже быстро разбогатеть. Но ведь его выбрали еще и земским старостой, и начальником судных дел у посадских людей. Трудно поверить, что нижегородцы вручили такую власть приезжему, недавнему в их городе человеку. Нет, такое доверие зарабатывается еще отцами и дедами.
Словом, неразбериха продолжается. Хотя чего бы проще написать в энциклопедиях раз и навсегда: «Кузьма Минин, в Никоновской летописи «рекомый Сухорук», тождественность с упоминаемым в посадских книгах Кузьмой Захарьевым Мининым Сухоруком не доказана». Увы, по-прежнему пишем как попало, повторяя и множа ошибки.
Поразила меня Славянская энциклопедия, огромный фолиант-двухтомник.
Представьте, приезжает в Москву русский человек из глубинки, любуется на Красной пощади памятником Минину и Пожарскому. И, не удовлетворяясь путеводителем, ищет справочники-энциклопедии. Берет солидное издание 2001 года – Славянскую энциклопедию. Смотрит на «М». Читает: «Мина Евфимович, удельный князь козельский… Жил в середине XV века литовским подручником». И – все.
Кузьмы Минина там вообще нет.
Далее смотрит на букву «П». Есть Пожарский Федор Иванович – «1-й городничий в Свияжском городе». Есть Пожарский – Щепа Петр Тимофеевич… – «воевода в Уржуме».
Дмитрия Пожарского там нет.
Вот и задумается гость столицы: кому же тогда «благодарная Россия» поставила памятник на Красной площади?
Никто мне не верит, что в Славянской энциклопедии Минина и Пожарского нет. Да я и сам, держа в руках эти два тома, себе не верил, глазам своим не верил.
Прошу на секунду остановиться и задуматься: вот вы, составляя Славянскую энциклопедию, включили бы в нее Минина и Пожарского? Вы только пожмете плечами и покрутите пальцем у виска. Но вот автор-составитель В.В. Богуславский и научный редактор Е.И. Куксина не сочли нужным. Неужто для них «уржумский воевода» Пожарский и «литовский подручник» Мина Евфимович – более значимые исторические фигуры, нежели Кузьма Минин с Дмитрием Пожарским?
В чем тогда дело?
Боюсь, тут причины другие, идеологические. Возможно, авторы-составители-издатели так и не решили, как быть с Мининым и Пожарским, со Смутным временем вообще. Что писать? Все ли имеющиеся факты излагать – или идеологически сокращать, опускать, приглаживать. А кого, до какой степени, в какую сторону? Говорю так потому, что в Славянской энциклопедии нет…
Нет Михаила Романова – первого царя из династии Романовых.
Нет Дмитрия Трубецкого.
Нет Ивана Романова.
Нет и патриарха Филарета, отца Михаила Романова, фактического правителя страны, который подписывался титулом «Великий государь». Да, если Филарета включить, то придется писать, что в сан митрополита его возвел Лжедмитрий I, а патриархом назначил Лжедмитрий II. За какие такие заслуги перед самозванцами?
Но другого Филарета и других Романовых-Трубецких у истории нет. Равно как нет другого Минина и другого Пожарского. И потому двухтомник не имеет никакого права называться «энциклопедией». Это даже не насмешка над словом «энциклопедия» и словом «история», а что-то вообще невообразимое.
Если нет основных деятелей Смутного времени, то зачем статья «Смутное время»? А такая статья там есть. Что удивительно. Занимает 13 строчек. Рядом расположенному исландскому скальду Снорри посвящено 16 строчек, а Снупсу Микаэлю, немецкому рудознатцу, – 49 строк. В четыре раза больше, чем Смутному времени.
Вот такие приоритеты. Вот такой «патриотический» отбор, цензура и редактура. И в некоторых других новых словарях-справочниках – те же самые манипуляции, при помощи которых достигается полное «патриотическое» ути-пути, когда князья-бояре и все-все-все только и делали, что радели о пользе Отечества, а вороги и злодеи – одни поляки.
Не следует винить во всем большевиков. Дескать, не они бы – мы свое прошлое знали и чтили, а большевики выжгли все каленым железом и ввергли нас в беспамятство. Дескать, потому, мол, мы и такие. Что до Кузьмы Минина, то как раз советская идеология и возвела его в ранг национального героя. Потому как выходец из народа. А вот в царской России о нем широко не знали до 1815 и 1826 годов, до возведения памятников в Нижнем Новгороде и в Москве, на Красной площади. Новые цари, Романовы, тотчас же после смерти Кузьмы в 1616 году его забыли. К несчастью, Нефёд, единственный сын Кузьмы, тоже вскоре умер, род Мининых пресекся, и напоминать было некому. Если бы не Петр I, то еще неизвестно, сохранилась бы память о Минине до наших дней. И это в чем-то закономерно. Бояре Романовы вольно или невольно не хотели помнить о посадском человеке, который возвел их на престол. А вот Петр, резко антибоярски настроенный, сразу же обратил внимание на разговоры о Минине. И когда приехал в Нижний Новгород, велел разыскать могилу Кузьмы. И сказал: «На сем месте погребен освободитель и избавитель России». Вариантов Петровой фразы ходит у нас множество, я же цитирую по книжке-биографии Минина, вышедшей в 1799 году.
Петр и велел перенести прах Кузьмы с общего кладбища в усыпальницу Преображенского собора. Казалось бы, сам Петр распорядился! Да и факт погребения купца в Преображенском соборе – событие из ряда вон. Потому как здесь хоронили только нижегородских князей. А коли уж и Кузьму Минина такой небывалой чести удостоили, то и оформлено все должно быть как положено.
Увы, даже повеление царя толком не исполнили. Ну, приехал царь да уехал, глядишь, и забудет, а нам что, теперь с какими-то непонятными останками возиться? Тем более Петр вскорости умер.
Вот историческое свидетельство, зафиксированное уже в полиграфическом исполнении. Книга, на которую я только что ссылался, называется: «Описание жизни и бессмертного подвига славного мужа нижегородского купца Козьмы Минина, выбранное из исторических преданий Николаем Ильинским». Возможно, это первая биография Кузьмы. Других, более ранних книг я не обнаружил.
Выдержана она в восторженных тонах. Фактов мало, риторики очень много. Кажется, что повествует автор о человеке всем известном и почитаемом. И тем контрастнее «Заключение от Издателя сего описания», напечатанное на последних страницах. В нем говорится:
«В бытность мою в прошедшем 1794 году в Нижнем Новгороде… узнал я, что славный муж Козьма Минин погребен в тамошнем Соборе на левой стороне за первым столбом. Но воображая знаменитый его подвиг прискорбно мне было, что нет на том месте ни памятника, ни надписи».
Ни памятника, ни надписи.
Напомню: книжка сия датирована 1799 годом. В тот год родился Пушкин.
Как видим, и после царя Петра посадского человека Кузьму никто не чтил. Другое дело, что Петр I оставил крепчайшую метку: «Кузьма Минин». Теперь уже забыть Кузьму было трудно. Хотя бы потому, что прах покоится в Преображенском соборе. Что, как знаем, не внушало тогдашним людям никакого почтения. Прах Кузьмы зачем-то переносили с места на место несколько раз. Вполне возможно, что уже тогда потеряли или перепутали. Потом большевики разрушили и сам Преображенский собор. Кости Кузьмы долгое время хранились в краеведческом музее, затем их упокоили в нижегородском Архангельском соборе. Потом выяснилось, что под плитой там лежат останки нескольких человек. В 1997 году нижегородский литератор Валерий Шамшурин обнародовал записку, датированную 12 декабря 1929 года, посланную из Нижнего Новгорода в Москву известному большевистскому деятелю Бонч-Бруевичу. В ней говорилось, что при разрушении Архангельского собора и вскрытии могилы Минина нашли скелет, «который желали бы считать мининским, хотя он найден в другом месте».
Что до татарского или ордынского происхождения Кузьмы Минина, то я специально этим не занимался. А так, по поверхностному огляду имеющихся источников, никаких подтверждений тому нет. (Разве что найдется потерянная рукопись того неизвестного нижегородского исследователя.) Ходят лишь слухи. То об источниках, которые точно назвать затрудняются, то о давних публичных лекциях известных ученых. Но, повторю, никаких солидных подтверждений этим слухам я не нашел.
В принципе, их происхождение объяснимо. Во-первых, в имени Мина есть что-то неизбывно ордынское, татарское. Минулины, Мингазины, Минтемировы, Минбаевы… – очень распространенный корень «Мин» в тюркских именах-фамилиях. К тому же татары-мишары (мещеряки) – коренные обитатели нижегородских земель. Во-вторых, влияло на слухи и общеизвестное ордынское происхождение многих русских дворянских родов. Но ведь Кузьма – простолюдин. Например, дворянские фамилии Баркаловы, Давыдовы, Злобины, Минчаковы, Тевяшовы, Уваровы можно проследить по «Общему гербовнику дворянских родов» – они ведут начало от пришедших из Орды знатных воинов Мин-чака Касаева, Мин-ата, Мин-ая, Мин-гозы. Но посадские люди родословных записей не вели. И остается лишь гадать, кто там «Мин» от ордынского или татарского (болгарского) Мина, а кто от русского, церковного, с греческим корнем. Русское имя Мина есть в Святцах.