Но этот эпизод именно в таком виде стал достоянием читателей, потому что его едва ли не дословно повторил Соловьев в «Истории России с древнейших времен».
По книге Авраамия Палицына выходит, что на этом бой и закончился и войска литовского гетмана Ходкевича отошли на Воробьевы горы. А поскольку сражение было решающее, то следует, что победа в нем и над поляками вообще – заслуга Авраамия.
В Никоновской же летописи день 24 августа описан иначе. Во-первых, специально за Палицыным никто не посылал. Он там уже был: «В то время прилучилось быть в полках у князь Дмитрея Михайловича Пожарсково Троицкому келарю Аврамию Палицыну, и пойде в таборы к казакам и моляша их, посули им многую монастырскую казну…» То есть казакам пообещали – и дали – деньги, церковное золото!
Во-вторых – и это главное, – после атаки казаков сражение не закончилось. Казаки снова ушли в свой табор, пехота залегла по рвам и ямам. «Всею ратью стали плакать и молиться». Ударь в этот момент Ходкевич – поражение неминуемо, и неизвестно, как бы все дальше сложилось. Но тут свое слово сказал Кузьма Минин. Он с отрядом в триста дворян перешел через Крымский брод и напал на поляков. Те побежали. Другие ополченцы, видя успех атаки, устремились за Кузьмой. Гетман Ходкевич отступил на Воробьевы горы, а на следующий день ушел (?!) из Москвы на Можайск, то есть оставил поляков без своей поддержки, один на один с ополчением Минина, Пожарского и Трубецкого. Участь поляков в Москве была решена.
Но Авраамий о том не пишет. Хотя был в тот день на поле боя, все слышал и видел своими глазами. Однако изобразил так, что Минин и Пожарский только плакали, а он, Авраамий, остановил казаков пламенным словом (ни в коем случае не обещанием денег), повел в бой.
Представляете, что бы знали мы и что думали бы о тех событиях, сохранись до наших дней только рукопись Авраамия?
Например, если судить по книге, то и в избрании на престол Михаила Романова главную роль сыграл «святой старец Авраамий». Как он пишет, к нему на подворье чередой шли бояре, дворяне, атаманы и казаки, чтобы он, Авраамий, сказал «священному собору и боярам» об их желании видеть на троне Михаила Романова. Что он и сделал. И уже наутро иерархи церкви и бояре решили избрать царем Михаила и послали на Лобное место известить народ о том рязанского архиепископа Феодорита, троицкого келаря Авраамия, архимандрита Иосифа и боярина Василия Петровича Морозова.
Обратим внимание на порядок имен. Тогда этому придавалось особое значение. Например, в грамотах о спасении страны, рассылаемых князьями-боярами по городам, подпись высокородного боярина Морозова – первая. Подпись Пожарского – десятая. А Кузьмы Минина – пятнадцатая. За ним еще двадцать подписей – князей Туренина, Шереметева, Салтыкова, Бутурлина…
Тут же Морозов – на последнем месте. Авраамий все-таки поставил архиепископа Феодорита впереди себя (архиепископ как-никак!), а вот архимандрита Иосифа и самого Морозова решительно оттеснил. В общем, не скромничал. Когда ты пишешь, твоя рука – владыка. Но отметим: ведь Авраамий среди четверых избранных был! А с таким известием на Лобное место выходили только люди известные, чтимые народом. Хотя был ли там Авраамий на самом деле – доподлинно неизвестно.
Соловьев этот эпизод излагает несколько иначе. Феодорит, Иосиф, боярин Морозов и Авраамий не извещали народ об избрании Михаила Романова, а спрашивали людей, кого они хотят в цари. «Михаила Федоровича Романова» – был ответ». Само по себе, конечно, возжелание народом Михаила Романова сомнительно. И в изложении Палицына, и в изложении Соловьева. Что знал тогда народ о шестнадцатилетнем Романове, с какой стати захотел в цари никому не известного мальчика? Но в данном случае важна другая деталь: Соловьев в точности повторяет состав и порядок имен: Феодорит, Авраамий, Иосиф и боярин Морозов. Но в Никоновской летописи, где событиям Смутного времени посвящен целый том, присутствие Палицына на Лобном месте не засвидетельствовано. По летописи, не было его там. Значит, великий ученый Соловьев в своем труде «История России с древнейших времен» данный исторический момент воспроизвел по книге Палицына?
Вот так Авраамий Палицын в самом прямом смысле вписал себя в историю и в «Историю России с древнейших времен».
Снова изгнанник
В 1619 году из польского плена, пробыв там почти десять лет, вернулся патриарх Филарет. Он стал фактическим правителем страны при сыне – царе Михаиле Романове – и начал твердой рукой наводить порядок. Вспомнил он и Авраамия. И тотчас же сослал на Соловки.
В изгнании Авраамий Палицын прожил еще семь лет.
Умер в Соловецком монастыре 13 сентября 1627 года. Надо сказать, царь Михаил, помня о его заслугах, послал на его погребение 50 рублей. Деньги большие. Наверно, на эти деньги и была заказана надгробная плита с надписью: «Лета 7135 се преставился раб божий кел. Палиц. Аврамие».
Надгробную плиту нашли в монастыре через сорок пять лет после смерти изгнанника, в 1672 году. Там, на Соловках, она стоит и доныне.
Участник, свидетель, писатель
Когда-то, очень давно, о «Сказании Авраамия Палицына» спорили. Были у него сторонники, но большинство исследователей сочли повествование Авраамия восхвалением самого себя, и только.
Как бы то ни было, но среди героев Смутного времени есть и этот ярчайший человек. Он дважды упоминается в Никоновской летописи. То есть и участник, и свидетель, и, наконец, писатель. Цель же моих скромных заметок простая: напомнить современникам и утвердить в их памяти это имя – Авраамий Палицын.
Глава 19Убивал ли Борис Годунов царевича Дмитрия?
Обвинение Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия получило широкое распространение в истории из-за книги Авраамия Палицына, называемой в научном обиходе «Сказание Авраамия Палицына».
Но какой объективности можно ожидать от автора, который переписал и выдал за свои чужие сочинения, приписывал себе несуществовавшие подвиги, изображая себя чуть ли не вершителем истории в Смутное время, и – к тому же – кипящего ненавистью к Борису Годунову?!
Тем не менее через полтора-два века рукопись Палицына получила широкое по тем временам распространение. В печатном виде она вышла в 1784 году и в 1822 году. В 1824 году увидел свет 10-й том «Истории государства Российского», созданной Н.М. Карамзиным, который опирался на «Сказание…» Палицына как на исторический источник. То есть обвинил Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия.
А уже на основе «Истории…» Карамзина и написал Пушкин драму «Борис Годунов».
И все – заклеймил навеки. Если бы Пушкин не написал больше ничего, связанного с царствованием Бориса Годунова и смертью царевича Дмитрия, а только одну строчку: «И мальчики кровавые в глазах», ее было бы вполне достаточно, чтобы мир приговорил царя Бориса. В России спорить с Пушкиным – все равно что в Англии – с Шекспиром. И – наоборот.
Между тем ответ на вопрос, убивал ли Борис Годунов царевича Дмитрия, прост до удивления. Разгадка давней истории всегда была на виду. Но что делать, если люди удивительно слепы, при этом часто запутывают простое и доводят до примитива сложное.
Надо всего лишь задаться вопросом: зачем это надо было Годунову? Угрожал ли Дмитрий его власти?
После смерти Ивана Грозного царем стал его старший сын Федор. Жена Федора – царица Ирина, сестра Бориса Годунова. А правителем при них – Борис Годунов.
Младший сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий, мог угрожать власти Годунова только в том случае, если Федор и Ирина немедленно умрут, не оставив наследника престола, и царем станет Дмитрий. Может, Годунов и останется при новом государе первым министром-советником, а может, многочисленные враги объединятся и отстранят его от трона.
Но эти предположения – из разряда «вилами на воде написано» или «дай бог нашему теляти волка съесть».
Во-первых, Дмитрий – сын Ивана Грозного от седьмой жены, а по церковным канонам такой брак незаконен и дети от него – незаконные. Значит, шансы Дмитрия на престол – величина отрицательная.
Во-вторых, царю Федору на момент смерти Дмитрия 34 года. По тогдашним меркам, более чем зрелый человек, но не старый и вполне способен произвести наследника, при котором Годунов останется правителем, даже если что случится с Федором и Ириной. И, разумеется, с рождением наследника любые разговоры о будущем царствовании кого-либо другого становятся абсолютно беспочвенными.
Однако допустим, Годунов убил Дмитрия на всякий случай, чтобы затем уморить царя Федора и самому стать царем. Правда, долгонько ждал, аж семь лет.
Но после Федора царицей стала Ирина.
Предположим, Борис заранее договорился с ней, что она отречется от престола. В его пользу. Ведь Ирина ему – сестра родная. Допустим, они устроили заговор. Но после отречения Ирины правителем Руси автоматически стал патриарх Иов. Первое лицо в государстве после царя. И как дальше события повернулись бы – бабка надвое сказала.
Допустим, что у Бориса был сговор и с патриархом Иовом. Но сговор сговором, а когда к тебе в руки падает власть над всей Русью, тут можно и не устоять. Впоследствии патриархи Филарет и Никон самовластно правили страной и при живых царях (!) именовались Великими Государями. А тут – полная власть, без царя и наследников. Бери и правь! Велик соблазн, а значит, велик был риск для Годунова. Новый правитель Руси мог не только удалить его от двора, но и сослать на Соловки. И многие в стране это бы горячо приветствовали.
Но патриарх Иов и не помышлял править страной. Он собрал бояр, духовенство, и они попросили Бориса принять царский скипетр.
Борис отказался.
Тогда, через сорок дней после кончины Федора Иоанновича, собрали Земский собор, на котором и постановили: царем быть Борису Годунову. После молебна патриарх, духовенство, бояре и «всенародное множество» отправились к Годунову и били челом.
Борис снова отказался.