Телефонный звонок прозвучал очень тихо. Причина выяснилась не сразу. Я закопала трубку в плед.
– Это казино? – пропищал противный женский голос, заслуживающий достойного отпора. Хорошо, что я вовремя опомнилась: – Казино, казино. Все в порядке?
– Ну, в отношении всего не могу сказать, – раздался нормальный голос Татьяны. – А в основном, бесценная подруга, все хорошо, все хорошо…
– Мадам, – решила я соблюдать полную конспирацию, – вы на своем рабочем месте последнее время не работали с секретной информацией?
– Сплошь и рядом были сведения, составляющие коммерческую тайну.
– Ну тогда не мне вас учить держать язык за зубами. Забудьте окончательно о своей прежней жизни.
– Да я и так молчу со страху.
– Молчать мало. Надо полностью войти в новый образ. Уверена, что ты шляешься в прежних колготках. Выкинь. И купи новые. В свою консультационную забегаловку ни в коем случае не ходи. Твоего агента я предупрежу. Слетаете к частнику. Если что, звони. Пароль прежний.
– Ну хорошо… – раздался в трубке испуганный голос, и я поняла, что переборщила. Быстренько сменила тон и, уложившись в минуту, моментально доказала Татьяне, что жизнь продолжается. И она прекрасна… при соблюдении конспирации.
Разговор закончился вовремя: создавая эффект толпы, в квартиру ввалились Димка с Аленой. А вслед за ними и Славик. Не успев прикрыть за собой дверь, сын громко поинтересовался моим самочувствием. Ответить я не успела. Мою попытку перебил новый вопрос сына о наличии плотного ужина.
– Ты же у бабушки на довольствии состоял! – возмутилась Алена.
– Ну что ж я буду объедать родную бабусю. Слегка перекусил – и ладно. А ты, заинька, родному брату кусок хлеба пожалела? Зря. Я бы тебе его оставил. Мне бы котлетки с картошечкой хватило. И ветчины.
– Хватит балаболить! – счел своим долгом вмешаться Димка. – Для начала разденьтесь и разберите котомки. Я, между прочим, тоже голодный. И за рулем был.
– Уговорил! – донесся из кухни голос Вячеслава. – Лучший кусок – тебе…
Через полчаса все сидели за кухонным столом и ужинали поздним обедом. Я тихо радовалась семейной идиллии.
– Что это? – возмутился Димка, вылавливая из тарелки внушительную сахарную косточку.
– Лучший кусок, – прыснула в кулак Алена.
Я торопливо выкинула «лучший кусок» в ведро. Еще вчера и не подумала бы сделать это, поразмыслив, что у мужа есть свои руки. Весь вечер я терпеливо ухаживала за членами семьи, ловя в родных глазах обожание.
Воскресное утро началось для меня с голубого неба и хорошего настроения. Димка возился на кухне с мойкой. Я смотрела на мужа, излучая любовь и уважение. Кухонная раковина стала проявлять упорную склонность к локальным потопам всего-то полгода назад, а Димка уже все исправляет. Причем без очередного напоминания и с песней на устах. Откуда-то из-под раковины скороговоркой доносились попытки подделаться под Андрея Губина: «В небе тают облака… По земле течет река… Широка и глубока… Не перебраться…» Муж время от времени взлягивал ногами, но не в такт песенному бормотанию. Я тихонько ушла. Не стоило прерывать момент счастливого единения супруга с раковиной. Авось и вправду починит…
Через десять минут ничего в кухне не изменилось. Даже слова песни. И не удивительно. Из песни слов не выкинешь. Вот только теперь Димка не произносил их нараспев. Фразы звучали зло и отрывисто. Это было сигналом к более длительному невмешательству во внутренние дела мужа в районе мойки. Дальнейшее я уже знала.
Как и планировалось, еще через полчаса расстроенный Димка вошел в спальню и, скрывая раздражение, произнес:
– На кухне раковиной не пользоваться. Нужен новый сифон. После завтрака поеду на рынок.
Я с удовольствием отметила в себе полное отсутствие какого-либо недовольства и блаженно улыбнулась. Димка озадачился. Подошел ко мне и губами потрогал лоб. Недоуменно пожал плечами, на всякий случай повторив, что пользоваться раковиной на кухне нельзя. Я радостно согласилась. Он настороженно посмотрел на меня, еще раз пожал плечами, почесал макушку и ляпнул, пожалуй, неожиданно для самого себя:
– Тебе приготовить омлет?
Я, глядя на мужа с обожанием, отказалась. Димка неуверенно потоптался на месте и пробормотал:
– Ты побалдей еще немножко. С завтраком я сам… Смотаюсь за сифоном, починю раковину и встанешь.
Ремонтные работы завершились к полудню. Как раз встали дети.
– Ма-а-а! А что на завтрак? Бабушка меня оладьями кормила…
– Мамуль, давай блинчиков испечем? – вторил братику мечтательный голосок Алены.
– Ленка! Хватит валяться! Иди помоги мамочке с завтраком.
– Женишься, тогда женой и командуй.
– Доведете. Женюсь… с голодухи.
– Ага. Еще и жену на нашу шею посадишь.
– Где ты нашла у себя шею? Так, стебелек какой-то болтается.
– Мам! Славка меня обзывает нахлебницей. Говорит, что я веду растительную жизнь.
– «Растительную жизнь» ведет Павел Лобков. А ты просто… – Дальше я слышала только визг, хохот и прочие признаки междоусобицы.
– Оставьте мать в покое! – Грозный рык главы сумасшедшей семейки восстановил прежнюю тишину. – Соизволили пропустить завтрак, соизвольте обслужить себя сами!
Я благодарно улыбнулась мужу, и он расправил плечи, как сложенные крылья. Из комнаты показалась взлохмаченная голова дочери:
– Мамуль, ты не знаешь, что у Натальи Николаевны сегодня подают на завтрак Лешке?
– Иди и узнай сама, – послышался голос сына. – Да оденься победнее. И тапки сними. Проси на двоих. Дотащить я помогу.
– Еще чего! Ты старше, опытней. Все-таки надо тебя женить. На контрактной основе. Основной пункт – возврату и обмену не подлежишь!
– Вы что, – рассердился муж и отец, – не в состоянии себе завтрак приготовить? Омлет, например.
– То-то я чувствую, чем-то горелым пахнет. Папик! Ты сам готовил омлет! Мог бы и поделиться… холестеринчиком. Ладно, я чайку с бутербродами попью, – остановила дочь мою попытку пройти на рабочее место в кухне. – Некогда. Мы с Лешкой собирались на Полянку, в «Молодую гвардию».
– Бросаешь меня на произвол родителей! – возмутился Славка. – Брата на макулатуру променяла! Нет, надо бежать из этого дома. К родной бабушке. Вот только позавтракаю… Ленка, это мой бутерброд! Я на этом куске колбасы с вечера расписался, а ты умышленно роспись стерла. Сделай себе другой…
Через час дети разбежались. И только я обеспокоилась долгим отсутствием Натальи, как она позвонила в дверь. Открыл Димка, и она долго рассказывала ему о своем чудесном исцелении от простуды с помощью народных средств. Потом попросила соли – слаба еще в магазин идти, а Боре, отправившемуся за хлебом и молоком, не напомнила. Получив запланированную с вечера соль, подруга подмигнула мне и отправилась к себе, а я, как и договаривались, рванула в туалет.
Телефонный звонок не заставил себя ждать.
– Иринка, возьми трубку, – раздался из спальни голос мужа.
– Не могу! – отчаянно заорала я из туалета.
– Почему?
– Догадайся сам!
Дальше я с замиранием сердца слушала, как он раздраженно проорал в трубку:
– Алло?! Кто-кто?.. Баба Дуся? Какая такая баба?.. У нас? Трехкомнатная… Да… На недельку?.. Ну… не знаю, привозите… Как самим?.. Нет! Я говорю, нет! Это совершенно невозможно. Я работаю, у меня запланированы сложные операции… И потом, это нецелесообразно… Как почему? Да потому, что нет никакого смысла везти выжившую из ума старушку из Тамбова к нам в Москву на какую-то неделю. Вы же сами сказали, что через семь – десять дней ее поместят в специнтернат для престарелых. Не успеем сюда привезти, как уже надо отправлять обратно… Не кричите… У меня есть совесть… И у вас есть… Я понимаю… Вы можете не кричать?.. Да. Я предлагаю другой выход, к тете Мусе… Что?.. Хорошо. Тете Дусе. Я просто о ней ничего не знал. К тете Дусе приедет моя жена и до момента отправления старушки в специнтернат будет за ней ухаживать… Так вы будете до пятницы?.. Я вам очень благодарен. Очень… Да-да… И вам того же. – Я услышала, как Димка положил трубку на место, и покинула убежище.
Муж сидел на табуретке, опершись на холодильник, скрестив руки и вытянутые ноги. Лицо выражало подлинное страдание. Я спокойно убрала средство для чистки унитазов на место – пусть не думает, что я сидела в туалете без дела, и вымыла руки.
– Иришка, – донесся из кухни его печальный голос, – у тебя остались какие-нибудь родственники в Тамбове?
Я выдержала небольшую паузу, на мой взгляд достаточную для ревизии памяти, и ответила:
– Ну, жила там тетя Дуся. Не знаю, может быть, и сейчас живет. Очень умная была женщина. Часто к нам в Москву приезжала. Вкусные пирожки пекла с картошкой, шаньги называются. – Меня определенно несло. – Вообще-то она родом из Архангельска. Жила там лет до двадцати, а потом вышла замуж за дядю… Степу и уехала с ним в Тамбов. Со временем родственные связи ослабли, и долгое время я о тете ничего не слышала. Знаю только, что дядя Степа умер, не дожив до пенсии месяц… Подожди, – воскликнула я с истинной радостью в голосе, – это она звонила? Что же ты меня не позвал?
– Твоя умная тетя Дуся сошла с ума. Болезнь Альцгеймера. Или, по-другому, старческое слабоумие.
– Не смей так говорить о моей тете! – запальчиво воскликнула я, почувствовав настоящую обиду за родственницу.
– Это не я так говорю, – устало отбился муж. – Это диагноз, который ей поставили врачи. Страшная болезнь, которая поражает не всех, но многих стариков. Она неизлечима. Какое-то время можно поддерживать умственную деятельность, но лекарства от нее нет. Человек на глазах деградирует и превращается… Не буду тебя расстраивать. Выпей корвалол. Ты побледнела. Как я понял, ухаживать за тетей Дусей некому. В данный момент это, правда, делает соседка. Но в субботу она уезжает к внукам. У нее уже есть билет на поезд. На следующей неделе бабе Дусе будет оформлена путевка в специнтернат для престарелых с психическими отклонениями. Надо продержаться буквально несколько дней. Без присмотра старушку нельзя оставлять. Видишь ли, она уже чуть не взорвала подъезд. Газ открыла и поставила чайник на конфорку. А через час решила чиркнуть спичкой. Хорошо, эта самая соседка вошла. Женщина просила нас взять тетю Дусю сюда, но я сумел убедить ее, что это не имеет смысла, раз почти готова путевка в интернат. Ирочка… Придется тебе поехать к своей тетушке. Крайний срок – на семь дней. Я говорю крайний, поскольку ты можешь там найти сиделку. Придется, конечно, заплатить. А что делать?