1. По вашему мнению, человек, который неискренне хвалит другого или прибегает к белой лжи, относится к своему собеседнику как к ребенку. Отсюда следует мой вопрос: считаете ли вы, что лгать детям – приемлемо?
Как родители, мы обязаны сохранить доверие своих детей, а ложь, как мне кажется, самый верный способ утратить его. Разумеется, сообщая правду, мы должны облекать ее в ту форму, которую дети в состоянии принять. Для этого нередко требуется пропускать подробности, которые сбивают детей с толку или вызывают у них ненужное беспокойство. Между детьми и нормальными взрослыми существует одно важное различие: дети в гораздо меньшей степени способны осознавать и блюсти свои интересы. Поэтому в некоторых ситуациях может возникнуть необходимость успокоить или мотивировать их с помощью лжи. Но, по моему опыту, подобные ситуации практически никогда не возникают. Моей дочери почти пять лет, и я солгал ей всего лишь один раз. Мы искали в Интернете детские стишки и случайно зашли на страницу с гравюрой XVI века, где было изображено обезглавливание человека. Пока я лихорадочно сворачивал эту страницу, дочка потребовала объяснить увиденное. Я отделался какой-то глупостью вроде: «Это очень древняя и очень непрактичная форма хирургической операции». Ответ поставил ее в тупик, что мне было только на руку, и моя дочь по сей день пребывает в неведении относительно человеческой жестокости. Но я сомневаюсь, что была необходимость даже в такой лжи. Просто я медленно соображаю.
Что касается лживой похвалы, то такая проблема тоже возникает с детьми, особенно маленькими, крайне редко. Когда мы хвалим детей, мы хотим убедить их пробовать новое и получать от процесса удовольствие. Оценивая действия детей, мы не сравниваем их успехи с некими внешними стандартами. Совсем несложно, увидев детский рисунок, совершенно правдиво похвалить ребенка: «Как здорово» или «Мне очень нравится». Совсем иная ситуация складывается, когда взрослый человек хочет получить оценку своей работы по сравнению с работой других людей.
2. Что мы должны говорить детям о Санта-Клаусе? Моя дочь спросила, существует ли Санта на самом деле, и я не смогла разочаровать ее.
Знаете, это самый распространенный вопрос, который поступает от читателей. Причем чуть ли не каждый делился своей историей о том, как он сам узнал, что Санты нет. Одни рассказывали, как были разочарованы, случайно обнаружив, что каждое Рождество родители их обманывали. Находились читатели, чьи родители сообщили им правду о Санте просто потому, что хотели избежать разоблачения рождественского мифа, которое ставило под сомнение Божественность Иисуса Христа. Многие случаи описаны с иронией, другие – нет.
Не помню, верил ли я сам в Санту, но я никогда не пытался убедить дочь в его реальном существовании. Да, для тех, кому дурят голову Сантой, Рождество может казаться чуть более волнующим праздником, чем для «не верующих» в него. Но ведь есть множество других персонажей, лгать о которых ни у кого язык не поворачивается. Почему никто не настаивает на реальном существовании драконов, русалок, фей и Супермена? Почему бы не преподносить книги Толкиена и Роулинг как исторические труды?
Правда, известная всем остальные 364 дня в году, заключается в том, что фантазии могут быть значимыми и увлекательными. И у детей воображение настолько богато и многогранно, что пудрить им мозги ложью – все равно что ставить пропеллер на ракету. Предположим, ваш сын или дочь окажется последним ребенком в классе, все еще верящим в Санту. Вопрос: будет ли он благодарен вам за свой первый урок суровой действительности, который преподадут ему одноклассники-шестилетки?
Если вы говорите детям, что Санта существует, то, возможно, тем самым дарите им более волшебные ощущения от Рождества. Но при этом лишаетесь и доверия с их стороны. Ведь если вы так успешно обманывали их насчет Санты, дети не смогут быть уверены в том, что вы больше никогда и ни за что им не солжете.
3. В главе, где вы обсуждаете «ложь в экстремальных ситуациях», содержатся утверждения, которые кажутся несовместимыми с этической философией, проповедуемой вами в главе «Моральный ландшафт». В этой главе описывается ситуация: хозяин дома укрывает у себя ребенка, за которым пришел и уже ломится в дверь убийца. Надо решать, как действовать. Судя по вашим словам, вы убеждены, что даже в таких смертельно опасных обстоятельствах этичные люди должны отдавать предпочтение методам, которые позволяют говорить правду. Вы выражаете обеспокоенность тем, что «ложь оказалась самым легким (и далеким от этичности) вариантом». И предполагаете: если читатель предпочел ложь, «это вовсе не означает, что кто-то более отважный или сообразительный не сумел бы выкрутиться с помощью правды».
Но давайте разберемся. Ваша цель как хозяина дома – обезопасить ребенка, себя и соседей. Но вряд ли хоть одна из этих задач будет выполнена, если вы спровоцируете убийцу на агрессию в том самом доме, где скрывается его жертва. Полиция – это организованная, хорошо обученная и отменно вооруженная сила, работа которой заключается в захвате и обезвреживании преступников. Разве стоит увлекаться ненужной бравадой, если вы знаете, что ребенок в безопасности, а вы можете немедленно известить полицию, чтобы она приняла необходимые меры? Даже если вы считаете, что обязаны взять дело в свои руки, правда ставит вас в тактически невыгодное положение. Как вы признавали в другой главе, обсуждая войну и шпионаж, в экстремальных условиях ложь служит лишь еще одним оружием против врагов.
Все это веские аргументы, и я соглашусь с каждым из них. Однако мне кажется, важно учитывать последствия, которые могут оказаться гораздо лучше или хуже тех, которые вы считаете вероятными в данной ситуации. По меньшей мере нельзя исключать вероятности того, что отважный и праведный человек в состоянии переубедить убийцу с помощью правды. Как я упоминал в беседе с Роном Ховардом, не думаю, что данный подход применим абсолютно во всех случаях. Но, на мой взгляд, нам следует хотя бы признать возможным такое развитие событий и отдавать ему предпочтение. Если бы, к примеру, Лао-цзы пригласил этого убийцу на чашку чая, то наверняка убедил бы его раскаяться и сдаться полиции без сопротивления. Такой вариант оказался бы оптимальным для всех.
Ложь и звонок в полицию могли привести к трагедии. А честная конфронтация со злом, возможно, предотвратила бы ее. Полиция могла слишком долго добираться до места, за это время успели бы погибнуть невинные люди. Да, в определенных случаях решительные действия отважного героя избавляют множество людей от страданий. Я не считаю, что большинство людей смогло бы действовать так в экстремальной ситуации, но, по-моему, стоит оставить место и для такого сценария.
Есть большая разница между уклонением от опасности и сопротивлением злу. И то, как мы решаем две эти проблемы, зависит от многих факторов. Если я увижу, как на улице один человек нападает на другого, следует мне уклониться от опасности или дать злу отпор? Если со мной пятилетняя дочь, я, наверное, подхвачу ее и постараюсь унести ноги как можно быстрее. Но если бы я был полицейским, то счел бы своим долгом вмешаться. В любом из этих случаев ложь абсолютно приемлема, поскольку обманные увещевания – это наименее опасное оружие, которое можно применить по отношению к другому человеческому существу. Можно закричать: «Вот и полиция!» или «Эй, тут повсюду камеры. Ты хочешь в тюрьму угодить за то, что собираешься сделать?» Подобный обман помогает разрешить ситуацию без применения физического насилия. Поэтому он и имеет этический и тактический смысл.
4. В беседе с Рональдом Ховардом вы говорили о различии между персональным моральным кодексом и преобразованием социальных норм и институтов. Не могли бы вы более подробно остановиться на этом вопросе?
Влияние социальных систем выходит далеко за рамки такой проблемы, как ложь, и я думаю, преобразование этих норм и институтов дает надежду на улучшение нашей этической жизни. Представьте, к примеру, что молодого белого мужчину ложно обвинили в совершении серьезного преступления и приговорили к пяти годам тюрьмы строгого режима. Предположим, это человек высоких моральных принципов, совершенно далекий от насилия. Он, понятное дело, в ужасе от перспективы оказаться среди воров и убийц. Когда за ним захлопываются ворота тюрьмы, все его устремления сводятся к одному: он не должен нажить себе врагов, чтобы тихо и мирно отбыть свой срок.
К сожалению, наличие персонального морального кодекса нашему герою в тюрьме не поможет. Там действуют извращенные принципы и нормы, основанные на насилии, и их необходимо придерживаться, чтобы не стать жертвой. В большинстве тюрем белые, черные и латиноамериканцы ведут между собой постоянные войны. Наш молодой человек не расист и предпочел бы по-хорошему общаться со всеми заключенными, но если он не вступит в ту или иную банду, то его, скорее всего, изнасилуют и подвергнут прочим издевательствам. Не выбрать ту или иную сторону – значит превратиться в самую привлекательную жертву. Поскольку он белый, то у него, скорее всего, не останется иного пути, кроме как искать защиты у банды белых расистов.
Итак, он становится членом банды. Чтобы заслужить уважение, ему приходится одобрять поведение остальных членов, каким бы социопатическим оно ни было. Он также понимает, что должен применять насилие при малейшем намеке на провокацию: например, отвечать на словесные оскорбления физической расправой. В противном случае он рискует заслужить репутацию человека, над которым можно безнаказанно измываться. Ведь в тюрьме если ты не умеешь демонстрировать превосходящую силу, то навлекаешь на себя унижения. И вот наш молодой человек осваивает именно то поведение, что превращает любую тюрьму строгого режима в настоящий ад. К тому же он увеличивает свой срок заключения, поскольку совершает несколько тяжких преступлений, уже находясь за решеткой.
Вероятно, тюрьма нагляднее всего раскрывает силу дурных мотивов. Тем не менее во многих сферах жизни мы встречаем нормальных во всех остальных смыслах мужчин и женщин, которые попали в ту же ловушку и упорно портят этот мир. Избираемые чиновники игнорируют долгосрочные проблемы, поскольку обязаны угождать краткосрочным интересам избирателей. Прикрывась формальностями, страховщики отказывают смертельно больным пациентам в оплате лечения. Ради собственного бизнеса генеральные директора и инвестиционные банкиры идут на колоссальный риск и не обременяют себя наказанием за свои провалы. Окружные прокуроры преследуют невиновных людей, поскольку их карьера зависит от количества выигранных дел. Наше правительство ведет борьбу с наркотиками, которая обернулась насилием и прибылью для черного рынка – то есть тем, что борьба с наркотиками якобы должна была предотвращать.