— Если кофе из приемной, да. Вы можете его вылить, если вам не нравится, — я перевернула страницу ордера и оглядела его секции, надеясь увидеть чудо в коротких и точных формулировках. В соответствии с ордером, я должна была отвечать на вопросы о психическом состоянии Джона Эбботта и любых правонарушениях, о которых мне известно, но никто не обязывал меня отдавать клиентские записи. Слава богу.
— Нет. Все в порядке. Неплохо, на самом деле, — он подтянул один из стульев и развернул его к моему столу. — Вы можете оставить этот ордер себе. Это ваш экземпляр.
— Спасибо, — язвительно сказала я.
Он сел и открыл блокнот.
— Мы немного внимательнее изучили Джона Эбботта, — он взглянул на меня. — Интересный человек.
— В каком плане?
— Бросьте, док, — улыбнулся он. — Давайте прекратим эти игры. Я достал ордер. Теперь давайте поговорим открыто, ладно? У меня полно плохих парней, которых нужно поймать.
Да, а у меня бизнес, который нужно защитить. Если бы семья Брук Эбботт подала на меня в суд за халатность, мне пришел бы конец и финансово, и профессионально.
— Я не хочу играть в игры, — сказала я. — Но вы не можете высказать случайное наблюдение и просто ожидать, что я начну выкладывать информацию. Задайте вопрос, и я на него отвечу.
Выражение его лица стало кислым.
— У нас три заявления на мистера Эбботта за вуайеризм. Что вы можете рассказать мне о его сексуальных извращениях?
— Что? — у меня отвисла челюсть. Двенадцать месяцев консультаций, и тут такой сюрприз. — За кем он подглядывал?
— За разными богатыми женщинами. В большинстве случаев его зафиксировали камеры наблюдения. Вы хотите мне сказать, что ничего об этом не знаете?
— Я бы поклялась в суде, — я подняла руки, демонстрируя невиновность. — И честно говоря, меня это шокирует. Я… — я замолчала, не желая нарушать конфиденциальность Джона больше необходимого.
— Что?
— Вы уверены, что это был он?
— Три разных заявления от трех разных женщин за семь лет? — он кивнул. — Да. А что?
— Это просто не соответствует типу его личности, — поморщилась я. — Джон был очень точным, организованным человеком. Он все продумывал, иногда зацикливался. А в сексуальном плане… К слову, этот ордер касается смертей Брук и Джона Эбботтов, поэтому я не понимаю, какое отношение к нему имеют сексуальные пристрастия или отклонения, но я не против ответить на вопрос, потому что он простой. У Джона Эбботта не было сексуальных извращений, как вы выразились. По крайней мере, со мной он ими не делился.
— Он никогда не флиртовал с вами? Не говорил ничего неуместного? Не заставлял вас почувствовать себя неловко?
— Я шокирована, что он следил за женщинами, — покачала головой я. — Если на то пошло, он был полностью сконцентрирован на своей жене. Он вел себя асексуально по отношению ко мне.
— Вы когда-либо ощущали себя в опасности в его обществе? У вас возникало ощущение, что он проявлял нездоровый интерес к вашей личной жизни?
— Совсем нет.
— Значит, никаких сексуальных извращений, — он поглядел на меня, словно не веря в это.
— Не то чтобы я знала об этом или замечала определенные признаки, — я развела руками. Свой тон я держала ровным, а остаток своего мнения — при себе. В постоянных подозрениях Джона касательно своей жены и других мужчин я видела латентную гомо- или бисексуальность. Но это была чистая догадка с моей стороны, которую я не смогла бы доказать. Безрассудно было заявить, что мужчина, желавший убить свою жену, хотел этого из-за растущего недовольства собственной неспособностью испытывать к ней влечение или вступить с ней в сексуальный контакт. Поделившись этой информацией, я могла бы оказать медвежью услугу и Джону, и расследованию детектива Сакса, масштаб и фокус которого все еще казались туманными.
Я зашла в опасные воды.
— Что конкретно вы расследуете?
Он поглядел на меня, а затем сказал:
— Я не совсем уверен. Что-то не так. Со сценой на кухне, с тем, что он лечился у психиатра… и с другими вещами.
— Какими другими вещами? — нахмурилась я.
Он пожал плечами, настала его очередь увиливать:
— У меня последний вопрос, по крайней мере, пока.
Вот оно. Момент, когда все развалится. Начало конца. Мне с трудом удалось не напрячься и не дернуться.
— В мой прошлый визит я спросил, стоит ли мне подозревать не самоубийство, — он посмотрел на меня. — И вы сказали, цитирую: «Исходя из того, что я знаю, нет».
— Верно, — кивнула я.
— Вы все еще придерживаетесь этого утверждения?
— Конечно, — он все еще был зациклен на этом? Ставил под вопрос смерть Джона Эбботта и игнорировал предполагаемый сердечный приступ Брук?
— Давайте я немного перефразирую вопрос. Если бы я сказал вам, что Джона Эбботта нашли мертвым из-за ножевого ранения, вы бы заподозрили самоубийство?
Что ж, это интересный вопрос. Я улыбнулась, наслаждаясь игрой.
— Его мертвая жена лежала рядом, верно?
— Сделайте вид, что нет.
— Такое нельзя проигнорировать, — фыркнула я.
— Большинство мужей не убивают себя, когда их жены умирают от сердечного приступа.
Отличный аргумент.
— Хочу прояснить, — возразила я, — большинство эмоционально уравновешенных мужей не кончают с собой, когда умирает жена, — только если не он ее убил. — Но Джон Эбботт не был эмоционально уравновешенным. Я не говорю, что он был сексуальным маньяком, — поспешно добавила я, — но он не был эмоционально… — я запнулась. — Может, уравновешенным — это не совсем правильное слово. Давайте вернемся к вашему вопросу. Если бы вы сказали мне, что Джона Эбботта нашли погибшим из-за ножевого ранения, мое первое предполжение не отличалось бы от предположений большинства: кто-то его пырнул, — я наклонилась ближе. — Но, если бы вы сказали, что Брук Эбботт умерла первой, я бы немедленно заподозрила самоубийство. Сто процентов, без колебаний.
Я подалась вперед, оперевшись о стол и наслаждаясь гипотетическими размышлениями.
— Во-первых, какой еще может быть вариант? Брук умерла, а затем появился какой-то незнакомец и убил Джона? — я состроила скептическую мину. — Маловероятно. Но вот на что вам правда нужно обратить внимание, — следующие слова я подбирала осторожно, — у Джона была нездоровая эмоциональная привязанность к Брук. Ее смерть повлияла бы на него не так, как на обычного мужа. Я согласна, стандартной реакцией мужа было бы не самоубийство. Но с Джоном? — я откинулась в кресле. — Это вероятно.
— Ага.
Невероятная проницательность, сложная шахматная партия из слов и высказываний, а он ответил словом, недалеко ушедшим ушедшим от мычания. Не то чтобы я ожидала апплодисментов и бурного одобрения, но все же.
— Позвольте подбросить вам безумную идею, — он поставил чашку с кофе на стол.
Я ждала, ощущая, как ускорился пульс.
— Брук убивает Джона, а потом умирает от сердечного приступа.
— Нет, — с неловким смешком ответила я.
— Нет? — он приподнял темную бровь.
— Нет, — я покачала головой, затем замерла, убеждаясь, что резкая реакция была обоснованной. Было ли возможно, что Джон рассказал о своих темных фантазиях или попытался ее убить, а она дала отпор и убила его, защищаясь?
Вероятность была невысокой, но блекла перед лицом намного более очевидной правды: Джон отравил ее и убил себя. Я бы ни за что не позволила вывалять имя покойной Брук Эбботт в грязи. Я бы нарушила конфиденциальность Джона и рискнула репутацией при необходимости. Я покачала головой:
— Точно нет.
— Ладно, — он встал. — Как я уже говорил, это просто безумная теория. Спасибо. Я свяжусь с вами, если возникнут еще вопросы.
Я взяла свою визитку, все еще в пакете, и протянула ему.
— Возьмите.
Он взял ее, а затем протянул руку.
— Спасибо за уделенное мне время, доктор Мур.
— Когда угодно.
Я наблюдала, как он уходит, и молча молила его не возвращаться.
Глава 18
— В тебе что-то изменилось, — Беверли оглядела меня поверх меню тайского ресторана.
— Я подстриглась, — я перевернула огромный ламинированный лист. — Я не знаю даже половину из этих блюд.
— Просто закажи жареный рис с креветками, — она откинулась на спинку стула, когда принесли миску с дамплингами со свининой на пару, а потом протараторила заказ официантке.
Я заказала следом, а затем проводила официантку взглядом.
— Я хотела остричь челку, но струсила и сделала многослойную стрижку.
— У тебя не волосы изменились. Дело в твоей ауре.
Я проглотила желание высказать, что я думаю об этой ее нью-эйдж хрени. Может, это работало на домохозяйках из Калабасаса, но, если бы я сказала кому-то из своих клиентов потереть камень позитивности, меня бы высмеяли, и я бы за неделю осталась без работы.
— Я серьезно. Что не так?
— У меня стресс, — признала я.
— Из-за твоего мертвого женоубийцы? — она постучала тройкой пакетиков с заменителем сахара по ладони.
Я оглядела внешний двор, убеждаясь, что вокруг никого нет.
— Полегче, Бев.
— Нас никто не слышит, — отмахнулась она. — Поговори со мной. Ты все еще чувствуешь вину за его самоубийство?
— Да, но это не главный ее источник, — я наблюдала за парой, поднимающейся из-за стола. — Я работаю над психологическим портретом для нового клиента.
Она подхватила дамплинг и мокнула его в соус.
— Обвинение или защита?
— Защита, — я рассказала о предложении Роберта поработать на него, опустив пьяную ночь страсти.
Глаза Беверли округлялись, пока я продолжала историю.
— Погоди, — она быстро проглотила еду, прежде чем заговорить: — Он нанимает тебя, дает тебе дело, и ты с тех пор с ним не говорила?
— Нет.
— Почему?
— Я оставила сообщение в его офисе, но он мне не перезвонил.
— Я видела новости об этом парне… — медленно сказала она. — Его сын был одной из жертв Кровавого Сердца, верно? Вроде номер пять?