, когда он писал о своем желании ко мне прикасаться. Я начинала это представлять, и меня бросало в жар. Но встречаться в сушильнях мне не нравилось. Это значило идти среди ночи по открытому месту, где кто-то мог увидеть мой фонарь.
Когда я пришла домой, медсестра Энн уже сидела за столом, проверяла малышу Уильяму ушки и щупала ему животик. Мэри Элла держала его на коленях, упираясь подбородком в его кудрявую макушку. Мэри Элла боготворила Энн, впитывала каждое ее словечко. Медсестра подняла на меня глаза.
– Когда я разберусь с Уильямом, у меня будет разговор с тобой. – Она улыбнулась, как будто ей не терпелось со мной поболтать. – Никуда не уходи.
– Я здесь, рядом, – заверила я ее, а сама уже поглядывала на заднюю дверь, соображая, смогу ли улизнуть – начать мести двор или приняться еще за какое-нибудь дело, лишь бы избежать разговора с ней.
У медсестры Энн были длинные-предлинные темные волосы, почти одного цвета с волосами Уильяма. Обычно она заплетала их в косу, но в этот раз просто зачесала назад.
– Что-то он слишком поправился, – сказала она, обхватывая пальцами руку мальчика. – Чем вы его кормите?
– Просто он крупный мальчик, – сказала Мэри Элла.
– Он так лопает, что скоро всех нас сожрет, – вмешалась Нонни, сидевшая за столом напротив них и снимавшая кожуру с помидоров, предназначенных для консервирования.
– Как вы определяете, что он голоден? – спросила Энн. – Как он дает вам знать?
– Плачет, – сказала Мэри Элла.
– Маленькие дети могут плакать по самым разным причинам, а не только от голода, – сказала медсестра. – Теперь эта сыпь… – Она показала на пятнышки у него на груди. – Чем вы стираете белье? Не каким-нибудь новым средством?
– Одним и тем же старым мылом, – заверила ее Нонни.
– Может, это от жары? – предположила Энн. – Он много чешется?
– Много, мэм, – сказала я.
– Нет, немного, – подала голос Мэри Элла, глядя на меня так, словно я сказала про ее ребенка что-то нехорошее.
– Подмету-ка я двор, – сказала я.
– Нет, сиди здесь, – приказала мне медсестра, и я, распрощавшись с мечтой о бегстве, послушно села.
– Хватит называть его «малыш Уильям», – сказала медсестра Энн. – Ему уже два года, какой же это малыш? Не хотите же вы, чтобы все вокруг называли его «малышом Уильямом» в десять лет?
– Об этом мы позаботимся, когда ему стукнет десять, – сказала Нонни.
Медсестра достала из своего чемоданчика коричневый стеклянный пузырек.
– Мажьте ему этим раздражение три раза в день, – обратилась она к Мэри Элле.
– Мне нужна еще мазь для коленок, – сказала Нонни. – Помогает, только когда я густо намажу. Тогда я бегаю как молоденькая.
– Я привезла. – С этими словами Энн достала из чемоданчика тюбик с мазью. – Густо мазать не надо, главное хорошенько втереть.
– Она действует всего десять минут, – пожаловалась Нонни. – Но эти десять минут – настоящее блаженство.
– Жаль, ничего лучше предложить не могу. Вы принимаете буфферин каждые четыре часа?
– Принимаю. Ну… часто.
– Смотрите, раз в четыре часа, не чаще! Что с вашим диабетом? Я привезла вам еще пробирки для анализа мочи. Получается у вас?
– Еще как получается! Моча всегда синеет, все в порядке.
– Иногда зеленеет, – подсказала я.
Нонни бросила на меня свирепый взгляд.
– Она не различает зеленый и синий цвета.
– Нонни! – прикрикнула я на бабку. – Надо отвечать честно. – Я перевела взгляд на медсестру Энн. – Она не понимает, как это важно.
– Айви права, миссис Харт. Если ваша моча приобретает зеленый цвет, вам надо быть осторожнее с едой. Если оранжевый, то надо быть втрое осторожнее и стараться делать упражнения. Если так произойдет, вызовите меня – придется поменять лекарство. Как часто вы видите не синий цвет, а зеленый?
– Почти никогда, – заверила ее Нонни.
Медсестра посмотрела на меня. Я оказалась между двух огней и пожала плечами. Вот останусь с Энн наедине, тогда и выложу ей правду про Нонни и ее анализы. Лучше обсуждать Нонни, а не себя. Я расскажу, как Нонни делает по утрам лишние сэндвичи и как я съедаю их сама, чтобы она не объедалась и не нагоняла себе сахар.
Медсестра встала.
– Айви, – позвала она, – выйдем-ка!
Она забрала с собой свой медицинский чемоданчик, и я побрела за ней, как поросенок, отправляющийся на убой. Она подвела меня к старой деревянной лавке под домом, но я предпочла шезлонги под дубом. Разговоры на лавке можно было услышать в доме, а я не хотела, чтобы до слуха Нонни и Мэри Эллы донеслись мои ответы.
– Нонни говорит вам неправду про свои анализы мочи, – начала я, опускаясь в шаткий шезлонг. Главное быстрее предложить тему, отведя опасность от себя!
– Так я и думала, – ответила Энн. – Часто результаты бывают зелеными?
– Почти всегда. Иногда наполовину зеленые, наполовину синие, но зелени все равно больше.
– А оранжевые?
– Оранжевых пока что не видала, – сказала я. – Ужас как боюсь оранжевого анализа! А еще она не всегда кипятит пробирки для анализов, а просто споласкивает.
Медсестра Энн вздохнула и оглянулась на дом.
– Знаешь, я не нашла Уильяма, когда приехала. Твоя бабушка не знала, где он.
– А потом вы его нашли. – Я не хотела, чтобы она раздувала проблему из пустяка.
– За ним надо лучше приглядывать.
Я пожала плечами. Что тут скажешь? Нонни и малыш Уильям не могли проводить у сушильни весь день, а нам с Мэри Эллой нужно было работать. Нельзя же находиться сразу в двух местах!
Энн открыла чемоданчик у себя на коленях.
– Здесь у меня есть кое-что для тебя, – сказала она, протягивая мне бумажный пакет. – Загляни внутрь, а я объясню, как этим пользоваться.
Я достала из пакета коробочку, на которой сбоку было написано: Spermicidal Jelly.
– Это не съедобное желе, – начала объяснять она. – Оно убивает сперму. Сперма выделяется у парня, от нее получаются дети.
– Да знаю я! – Мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Вот это, – она открыла коробочку и достала длинную трубку, – аппликатор для введения желе в вагину…
Она долго объясняла, как это делается. Я знала, что сижу с пылающими щеками. Разговор получился еще хуже, чем я ожидала.
Она опять полезла в свой чемоданчик. В этот раз она достала пакетики, на которых было написано «Троян».
– Это резинки. Их надевает парень. Они предохраняют лучше, чем желе. Самое лучшее предохранение, когда пользуешься тем и другим вместе.
– Это чтобы не появился ребенок? – Мне хотелось, чтобы она не ходила вокруг да около.
– Именно.
Я отдала ей пакет.
– Мне все это ни к чему. Об этом надо говорить с Мэри Эллой. Одного она уже родила и со дня на день заведет следующего.
– Сейчас меня тревожишь ты, а не Мэри Элла.
– Напрасно, я ничем таким не занимаюсь.
– На всякий случай тебе полезно все это иметь. Я привезу еще, если понадобится.
Я недоумевала, почему она не сует все это Мэри Элле. Придется мне сделать это самой. Раньше я рассказывала сестре про «своевременный выход» – надежный способ избежать беременности, но она, по своему обыкновению, смотрела вдаль, как будто меня не слышала.
– Хорошо, – сказала я медсестре. Этот разговор напомнил мне о предстоящем свидании с Генри Алленом, и я так вспыхнула, что отвернулась, чтобы Энн не увидела мое состояние. – Это все?
– Да, – ответила она. – В следующий раз я привезу еще. На всякий случай.
У меня было впечатление, что она знает, что у меня Генри Аллен на уме. Я встала.
– Мне пора мести двор.
Она оглядела меня.
– Ты огорчена, что миссис Веркмен больше не будет с вами работать?
– Мне все равно, – фыркнула я, хотя на самом деле мне было горько. Не то чтобы я ее любила, но она так хорошо нас знала! О новой сотруднице мне ничего не было известно. Все в ней казалось мне в новинку: разлетающиеся золотистые волосы, нейлоновые чулки, улыбка, похожая на нарисованную. Городская девушка, ничего не смыслящая в таких делах. Лита Джордан, тоже ее видевшая, говорила, что она ничего, но я видела, что она тоже встревожена. Лучше всего новенькую описала Нонни: «Эта девушка – всего-навсего хорошо одетая мышка».
– Уверена, новая сотрудница будет не хуже, – продолжила медсестра Энн. – Я слышала, она молодая. Возможно, она лучше поймет других молоденьких девушек.
– Она помалкивала, когда была у нас.
– Учится, – объяснила Энн. – Я сама была тише воды ниже травы, когда в первый раз посещала своих пациентов в присутствии контролера. А теперь попробуй заставь меня замолчать! А ведь иногда тебе хочется заткнуть мне рот…
Я ничего не могла с собой поделать: улыбнулась до ушей.
– Это точно! – брякнула я.
Она засмеялась.
– Будь умницей, Айви.
Конечно, она меня здорово смутила, но я знала, что она желает мне добра. Пришлось мне нести в дом охапку ненужных предметов и искать место, где все это спрятать.
11Джейн
Роберт поправил галстук и вошел в кухню. Я как раз снимала с плиты брусничные оладьи. Он нагнулся, чтобы чмокнуть меня в щеку.
– Держу пари, сегодня утром моя красавица жена чувствует себя уставшей, – сказал он.
– Это ты к чему? – спросила я, выключая конфорки.
– Кажется, ты полночи читала.
– Я тебя не разбудила, когда встала? Мне что-то не спалось.
Почитала книги, которые одолжила у Шарлотты, – целую стопку. От них было трудно оторваться, как от популярных романов.
– Садись, дорогой. – Я посмотрела на кухонные часы и поставила его тарелку на стол. У нас оставалось полчаса, потом мы расходились – каждый на свою работу. В дом вместо нас приходила горничная Анджелина. Мы ценили эти полчаса: нам необходимо было хоть немного побыть вместе. За четыре дня, что я проработала, у нас почти не было на это времени.
Он сел, и я, наливая ему кофе, положила руку ему на плечо. При этом я чувствовала себя героиней журнальной фотографии «Счастливая семья».
– Через пару недель в клубе будет бал. – Он достал бумажник и отсчитал восемь двадцаток. – В этот выходной, пока я буду на гольфе, займись покупками. Купи себе что-нибудь покрасивее, чтобы у всех глаза вылезли из орбит.