Ложь во благо, или О чем все молчат — страница 36 из 60

Я услышала его приближение, вскочила – не так проворно, как раньше, – и помогла ему расстелить одеяло.

– Они следят за мной, как коршуны, – сказал он, расправляя уголок одеяла. – Прости, что опоздал. Ты напугала меня своей запиской.

– У меня будет ребенок! – выпалила я.

У меня это просто вырвалось. Мы еще даже не улеглись. Он уставился на меня.

– Быть того не может! Мы так осторожничали!

– Ты у меня единственный, Генри Аллен. Миссис Форрестер углядела.

– Ты ей сказала?

Я плохо его видела, но слышала по голосу, как он зол.

– Не я ей, а она мне. Она догадалась.

– Ты уверена, что она права?

– Думаю, да.

Он тяжело шлепнулся на одеяло и уставился на реку.

– Вот черт! – прошипел он.

Я села рядом с ним.

– Пощупай!

Мы так давно не были вместе! Я видела, как расширились у него глаза, когда он пощупал мне живот. Он быстро отдернул руку, но я ее поймала и опять прижала к своему большому животу.

– Проклятье! – сказал он. – Плохо дело, Айви. Хуже не придумаешь.

Я тут же забыла, как всего две минуты назад благодарила Бога. Он прав, это худшее, что могло случиться. Но теперь от этого было не отвертеться. От ребенка было уже не избавиться. Генри Аллен мог просто сказать: «Он не мой» и уйти. Закончить школу, потом, может быть, колледж, укатить в Калифорнию, как собирался. А у меня выбора не было. Со школой было покончено. Хочу я этого или нет, быть мне матерью. Судя по поведению Генри Аллена, меня ждала участь матери-одиночки, как Мэри Эллу.

Мы молча смотрели на мерцающий лунный след на воде. Я мысленно беседовала с Иисусом, просила сделать так, чтобы Генри Аллен повел себя по-другому. Иисус сам был когда-то ребенком и мог меня понять.

Немного погодя Генри Аллен обнял меня.

– Нам надо пожениться, – сказал он. – У этого ребенка должно быть имя. Куда это годится – «малыш Уильям»! Мой ребенок будет не Хартом, а Гардинером. Мы сделаем из него Гардинера.

– Но как? – спросила я. – Твои родители, они… Я не знаю, что они сделают.

– И я не знаю. Дай мне время подумать, хорошо? Мне надо пораскинуть мозгами. Но ты не останешься с этим одна, Айви Харт, не тревожься.

Я снова подняла глаза к звездам. «СПАСИБО, ИИСУС,» – подумала я. Этой ночью он не медлил.

29Джейн

Я толкала тележку по проходам магазина «Пиггли Уигл-ли», заглядывая в свой список и машинально собирая банки и упаковки: персики, кукурузу, вишни… Роберт играл с друзьями по клубу в покер, и я искренне радовалась, что вечером буду предоставлена себе. Вторую половину дня я провела в тоске, корпя над заявкой для Айви. Из головы не шел неприятный утренний разговор с Шарлоттой и Фредом. Вернувшись домой, я собиралась позвонить матери. Я скучала по нашим прежним вечерним беседам; теперь наши с ней разговоры стали поверхностными. Она казалась мне очень хрупкой, горе по мужу и дочери было по-прежнему сильным.

– Джейн?

Я подняла глаза. Ко мне приближалась с тележкой Луиза Паркер.

– Луиза! – Меня ошарашил ее болезненный вид. «Она умирает», – прозвучал у меня в голове голос Роберта. Какими же мелкими по сравнению с этим были мои проблемы! – Рада вас видеть. Как вы себя чувствуете?

– Пока еще таскаю ноги, – ответила она. – А вы? Милая, у вас красные глаза. – Она взяла меня за плечо и вгляделась в мое лицо. – Что-то стряслось?

Я уставилась на свою тележку, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами.

– Так, нелады на работе, и вообще… – Я поперхнулась и больше ничего не смогла добавить.

– Вы взяли что-нибудь замороженное? – Луиза заглянула в мою тележку, я тоже, озадаченная вопросом. – Нет, ничего такого. Оставьте тележку. Поедем выпьем кофе и поболтаем.

– А как же покупки?

– Думаю, вам больше нужна дружеская беседа.

Как же она права! Мне казалось, что у меня совершенно нет друзей. К тому же мне надо было в аптеку рядом с кафетерием: понадобился лечебный шампунь «Брек Бэнш». Впервые в жизни у меня появилась перхоть, но я не собиралась признаваться в этом Луизе и кому-либо еще. У меня было подозрение, что причина этой напасти – стресс.

Мы поставили наши тележки так, чтобы они никому не мешали, и вышли из магазина.

– Я поведу, – сказала она. Мне понравилась ее покровительственная манера, хотя она определенно терпела поражение в сражении с раком. Какое ужасное слово!

– Роберт, должно быть, играет в покер, – сказала она, пока мы ехали в кафетерий «Хейс Бартон» неподалеку. – Гэвин тоже там.

– Да, – ответила я. – Я рада за него. Карты снимают стресс.

– Как и Гэвину. Я так рада, что у него есть друзья, компания! Особенно по гольфу. Он теперь отец и мать для нашей дочурки, не говоря об адвокатской практике.

Господи, я совершенно забыла об их дочери! Как же тяжело знать, что умираешь и оставляешь дочь сиротой, что не увидишь, как она растет!

– Думаю, вам тоже было бы полезно какое-нибудь хобби, – продолжила она. – Что-нибудь веселое. Вы трудитесь так же напряженно, как наши мужчины, при этом на вас покупки и дом.

Я откашлялась.

– Не знаю, есть ли сейчас в моей жизни место для хобби.

– Я тоже так считала, когда учительствовала. Весь день работаешь, а вечером проверяешь тетради и контрольные.

– Гэвина это угнетало?

Она покачала головой.

– Ему я посвящала уикенды. Это важно. А еще он знал, что я занята любимым делом.

– Вряд ли Роберт сильно возражал бы, если бы я была учительницей, – сказала я, хотя в действительности была уверена в обратном. Он вообще не хотел, чтобы я работала. – Ему не нравится, что я социальный работник.

– Гэвину понравилось беседовать с вами об этом на балу, – сказала она. – Вы произвели на него впечатление.

– Неужели?

Она кивнула.

– Он сказал: «Эта Джейн Форрестер – крепкий орешек».

Я рассмеялась, донельзя польщенная. Вот бы и Роберт так ко мне относился!

Луиза остановила машину, мы вышли и устроились у стойки. Я заказала кофе, она – шоколадное сливочное мороженое. Мое удивление вызвало у нее усмешку.

– Я теперь ем, что и когда хочу. Какая разница? Что бы ни положила себе в рот, все равно теряю вес. Мой врач поражен, что у меня до сих пор хороший аппетит. Наверное, мне везет – если так можно сказать в моем случае…

– Луиза… Мне ужасно жаль, что вы болеете. – Я взяла ее руку, лежавшую на стойке. Мы познакомились всего неделю с небольшим назад, но мне было с ней очень легко. Меня не удивило, что мое прикосновение доставило ей удовольствие. Она убрала руку, только когда принесли ее заказ. Мне понравился блеск в ее глазах, когда она погрузила ложку в мороженое.

– Болезнь продолжается два года, – сказала она, наслаждаясь вкусом. – С самого рождения дочки. Все вырезали. – Она положила руку себе на живот – наверное, имела в виду удаление матки, я не осмелилась уточнить. – Думали, раку больше не за что цепляться, но он все равно где-то засел и ждет своего часа.

– Мне очень жаль, – опять пробормотала я. Трудно было понять, как у нее получается рассказывать все это и не реветь в три ручья.

– Я с самого начала подозревала, что так будет, – продолжила она, – потому что то же самое было у моей матери.

– О, нет!

– Да. И я знаю, что значит для ребенка лишиться матери. Я не помню свою мать. Грустно думать, что моя дочь не запомнит меня.

– Ей два года? – спросила я. Сердце у меня разрывалось от жалости.

– Только исполнилось.

– Вы всегда будете живы в памяти Гэвина. Он расскажет ей о вас, – проговорила я лучшее, что пришло мне в голову.

– Надеюсь. – Она съела еще ложку мороженого. Мой кофе стоял нетронутый и уже остыл. – Знаю, он постарается.

– По-моему, вы потрясающая, Луиза, – сказала я. – Меня поражает, что вы можете так открыто все это мне говорить.

– Не с каждым так получается, – сказала она. – Хотя я привыкла к тому, что обречена. А вы очень хороший слушатель.

– В любой момент, когда вам захочется поговорить, можете звонить мне, – искренне предложила я. Хотелось хоть как-то ей помочь. – Даже глухой ночью.

– Вы такая милая! Повезло же Роберту, что он вас повстречал.

– Спасибо, – сказала я, хотя сомневалась, что в эти дни Роберт считает себя таким уж счастливчиком.

Она вернулась к своему мороженому, а я сделала первый глоток холодного кофе. Некоторое время мы обе молчали.

– Что вас огорчило там, в магазине? – спросила она. – По выражению вашего лица я сразу поняла, что что-то не так.

Я посмотрела на блики люстры в своем кофе.

– Все дело в истории, которой я сейчас занимаюсь. Там две девушки, почти подростки. Мне устроили из-за них выволочку.

– Наплюйте, – посоветовала она. – Нашли из-за чего переживать!

– Скажите это моей начальнице.

– И скажу! По какому номеру звонить?

У меня было ощущение, что она говорит серьезно. Я не удержалась от улыбки.

– Я отвезла их на пляж. Они еще никогда не видели океана и в жизни у них маловато радости. Честное слово, я не знала, что нарушаю правила. Я читала руководство, но на это как-то не обратила внимания.

– Нас окружает слишком много глупых правил, – сказала она. – Жизнь слишком коротка, чтобы все их выполнять. – Она доела мороженое и отодвинула блюдце. – Жаль, я в свое время мало их нарушала. Вот теперь и наверстываю. Ем жирное мороженое, когда захочу, болтаю с подругой, вместо того чтобы делать покупки. Того и гляди пробегу голая через Кэмерон-Виллидж.

– С вас станется! – сказала я со смехом.

– Вы тоже храбрая. – Она потрепала меня по плечу. – Наверняка те девочки запомнили поездку на пляж на всю жизнь.

30Айви

Нонни открыла дверь кухни – а за ней медсестра Энн, уже занесла руку, чтобы постучать. У меня душа ушла в пятки. Уж больно скоро она объявилась! Я еще не придумала, как сказать про ребенка Нонни. Вот и замерла посреди кухни, как будто к полу приросла.

– Вы же только что у нас были! – удивленно сказала Н