Слезы проделали борозды на ее грязных щеках. Как же ее разнесло за те недели, что я ее не видела! А не видела я ее, хотя и бывала в их доме, потому что она старалась не попадаться мне на глаза.
– Нет, правда, миссис Форрестер, лучше я вызову полицию, – повторила Барбара.
Я машинально подтянула Айви ближе, вместо того чтобы оттолкнуть, и она вдруг с рыданием прильнула ко мне. Я покрутила головой.
– Все в порядке, – сказала я Барбаре. – Пожалуйста, закройте дверь.
Недовольная Барбара вышла, хлопнув дверью. Я обнимала плачущую Айви, упершуюся в меня своим раздутым животом. Как она сюда попала? В нашу последнюю встречу она переживала из-за заявки и из-за Уильяма, но не до такой же степени! Случилось что-то еще. Я сразу подумала про ее бабушку.
– Нонни?.. – спросила я. – Объясни, что случилось.
– Мэри Элла… – пробормотала она у меня на плече и добавила еще какое-то неразборчивое словечко.
– Объясни толком, в чем дело!
Она отшатнулась.
– Она умерла! – крикнула она, и я испугалась, что сейчас она снова меня ударит. – Лучше бы вы ее застрелили!
Мне стало нечем дышать. Я упала в кресло.
– Сядь! – велела я Айви.
Айви села на стул с прямой спинкой и закрыла ладонями лицо.
– Объясни, что случилось. – Я хотела дать ей платок, но она ничего не замечала, и я положила платок ей на колено.
Она уронила руки.
– Она бросилась под пикап мистера Гардинера, – сказала она злым голосом. – Нарочно!
– Почему?! Почему она это сделала?
– Потому что вы испортили ей жизнь! – крикнула она, снова обливаясь слезами. – Вы забрали малыша Уильяма! И так устроили, что она больше не могла иметь детей.
Господи!.. Я схватилась за подлокотники. Я упустила кое-что очень важное. Важное – и ужасное. Сосредоточилась на Айви и проглядела степень уныния Мэри Эллы. Напрасно я сказала ей правду об операции. Надо было догадаться, что она с этим не справится!
– Как ты сюда попала? – спросила я.
– Меня привез Эли.
– Где он? – Мне нужно было поговорить с ним, попросить не спускать с нее глаз.
– Не ваше дело. Как я вас ненавижу! – Она закашлялась. Я наклонилась к ней, тронула за колено.
– Я все понимаю. Я бы чувствовала то же самое, но Мэри Элла была…
– Со мной вы этого не сделаете! – Айви топнула ногой, и моя рука слетела с ее колена. – Чтобы никакой операции! Не смейте, не то я тоже убьюсь.
– Ты этого не сделаешь. У тебя будет свой малыш, ты ему нужна…
– Бросьте! Вы его у меня отнимете.
Я открыла было рот, чтобы возразить, но испугалась, что она может оказаться права. У меня было слишком мало власти.
– Я помогу, чтобы он получал необходимый уход, и тогда этого не произойдет. – Я говорила это, сама себе не веря. Я обещала добиться для них права посещать Уильяма, но ничего не смогла сделать. Я говорила Айви, что устрою так, чтобы она могла продолжить школьное образование, оставаясь дома, но и здесь ничего не достигла. Почему она должна довериться мне в этот раз?
– Не могу поверить, что моей сестры не стало! – Она снова расплакалась. – Вернусь домой, а ее там нет…
Как же мне было знакомо это чувство!
– Ее вообще нигде не будет. Даже на небесах. Бог не прощает самоубийц.
– Я в это не верю, – сказала я.
– Ничего вы не знаете! – Она покачала головой. – Это-то я теперь понимаю. Ничего не знаете, а ведете себя так, как будто вы – бог. – У нее задрожал подбородок. – Пожалуйста, не делайте этого со мной! – взмолилась она. – Не надо операции!
Я не могла вынести страха у нее в глазах.
– Хорошо, – сказала я, удивив ее и сама удивившись. Я должна была найти способ забрать заявку.
Она тут же перестала плакать и уставилась на меня.
– Обещаете? – Видно было, что она совершенно мне не доверяет, но мое обещание было лучшим, на что она могла надеяться, и она отдавала себе в этом отчет.
– Обещаю.
В этот раз я просто не могла ее подвести.
43Джейн
Машин было всего две, не считая пикапа Гардинера, стоявшего на дороге, пересекавшей старое кладбище. Я увидела в отдалении кучку людей, вставших кружком вокруг могилы. Я остановилась за пикапом и, не выпуская из рук руль, стала думать, хватит ли у меня смелости. В прошлый раз в гробу, который опускали в могилу, лежало тело моей сестры. Неужели обе умерли из-за меня? Я никогда не избавлюсь от чувства своей вины!
Я вылезла из машины, расправила черное платье и заковыляла по пожухлой траве. Я уже различала Винону, Айви, Литу, группу цветных мужчин – видимо, Джорданов. Чуть в отдалении стоял высокий белый – наверное, Гардинер. Подойдя ближе, я увидела рядом с ним женщину, его жену. Я подумала, что Мэри Эллу хоронят рядом с ее отцом, так же как Терезу, зарытую рядом с нашим папой.
Священник воздевал к небу руки, в прозрачном октябрьском воздухе разносился его выразительный голос, хотя слов я еще разобрать не могла. Что он может сказать о Мэри Элле? Все были о ней невысокого мнения. Для священника она, наверное, была грешницей. Скорее всего он никогда не видел той чистой любви к Уильяму, которой были полны ее глаза. Ребенок был ее единственной отрадой – ребенок, которого мы у нее отняли. Вынуждены были отнять.
Меня заметили, несколько голов повернулись в мою сторону. Эли зашагал ко мне решительной походкой, не обещавшей ничего хорошего. Приблизившись, он поднял ладонь, как стоп-сигнал. Я замерла на месте.
– Вас здесь не ждут, – сказал он подойдя.
– Я бы хотела выразить соболезнование.
– Вы что, чокнутая?
Меня покоробило такое обращение, но я считала, что заслужила и не такое.
– Мэри Элла была мне небезразлична, – проговорила я.
Он прищурился и покачал головой.
– Странный у вас способ проявлять сочувствие.
Я перевела взгляд на остальных собравшихся. Все снова повернулись к священнику, предоставив разбираться со мной Эли.
– Пусти меня к ним, пожалуйста! – Я кивком указала на Айви и ее бабушку.
– Нет уж. Лучше вам развернуться и убраться подобру-поздорову.
– Я не могу уехать, не поговорив с ними.
– Им нечего вам сказать.
– Знаю, им больно, они обозлены, но…
– Вы ничего о них не знаете, – презрительно проговорил Эли. – Обо мне и моей родне – тоже. Вы знаете только то, что позволяем вам узнать мы сами. – Он посмотрел на мое отглаженное платье, черные туфли-лодочки, кожаную сумку, нейлоновые чулки. – И про бедность вы ничего не знаете. Наверное, вы живете во дворце?
– Нет, – сказала я, хотя по сравнению с их лачугами мой дом действительно можно было назвать дворцом.
– Ну, так я вам скажу, каково это, – продолжил он, раздувая ноздри. – Ты делаешь все, чтобы продержаться. Нарушаешь закон, если надо. Я не говорю, что сам так поступаю, но я точно это сделал бы, если бы не осталось другого способа раздобыть пропитание для братьев и матери.
– Понимаю, – сказала я. Мне нужно было, чтобы он замолчал и отошел от меня. Он стоял слишком близко, и мне это не нравилось. Я видела в его золотистых глазах гнев, готовый выплеснуться.
– Ты делаешь то, чего делать не хочешь, – продолжил он. – Вещи, которые тебе совсем не по душе. – Он оглянулся на скорбящих и понизил голос. – Почему, по-вашему, Гардинер каждую неделю давал Мэри Элле еду? Вы не задавали себе этот вопрос?
– Потому что… потому что он чувствует свою вину за то, что случилось с ее от…
– При чем тут какая-то вина?! Этот человек не знает, что это такое. Сами его спросите. Почему он не отдавал остатки Нонни или Айви?
Я покачала головой.
– Мне казалось…
– Эти остатки не были бесплатными. Что с того, что на них не было ценника? Цена все равно была, и какая! – Он опять оглянулся, и я увидела, что Гардинер смотрит на нас, Лита тоже. – Он погубил эту девушку, а теперь ему хватает наглости явиться сюда и делать вид, что он ее оплакивает!
Я застыла с разинутым ртом.
– Эли, – выдавила я, – ты не должен выдвигать таких обвинений. Ты ведь сам точно не знаешь?
– Мало, что ли, ее собственных слов?
– Она тебе об этом рассказывала? Она сказала тебе, что он… – Договорить я не смогла. Вспомнила, как видела Мэри Эллу, выходившую из дома Гардинеров, когда у меня кончился бензин, вспомнила панику у нее на лице. Он тогда сказал: «Она приходила просить меня сделать что-то, чтобы ей вернули ребенка».
– Я бы его убил, если бы это сошло мне с рук, – сказал Эли.
– Даже не думай об этом! Мэри Элла… У нее ведь было не все в порядке с головой. А у тебя нет настоящих доказательств.
Он презрительно усмехнулся.
– Вы отняли у нее доказательство.
Боже!..
– Малыш Уильям? – прошептала я. Лита, отделившись от группы скорбящих, приближалась к нам. Я шагнула к Эли. – Ты хочешь сказать… Гардинер-старший ее насиловал?
– Бывают вещи хуже изнасилования. – Эли отвернулся от меня и уставился на дорогу и на мою машину. – Если миришься с этим, как она, это убивает изнутри. А она с этим жила. – Он опять перевел взгляд на меня. – Все называли Мэри Эллу шлюхой. Чего только о ней не говорили! А она молчала и знай себе таскала в семью остатки еды. То, что у них была крыша над головой, – тоже ее заслуга.
– Она сама все это тебе рассказала? – спросила я.
– Зачем бы она стала меня обманывать? – Он оглянулся через плечо и перешел на шепот: – А Родни, по-вашему, откуда взялся?
От этих его слов у меня чуть сердце не остановилось.
– Что здесь творится? – спросила добравшаяся до нас Лита. Схватив сына за руку, она переводила взгляд с него на меня.
– Я пришла выразить соболезнование, – сказала я дрожащим голосом. Еще несколько секунд назад голос у меня не дрожал.
– Вот и хорошо, – сказала Лита, оттаскивая от меня сына. – Я их передам. А вы уезжайте.
Я колебалась, ища глазами Винону и Айви.
– Что ж… – Я сделала шаг назад. – Пожалуйста, передайте Виноне и Айви, что я за них молюсь.
Но Лита и Эли меня не услышали: они уже отвернулись от меня и спешили обратно к могиле. Интерес ко мне проявил один Гардинер: он поднял руку, чтобы помахать, и так застыл, как будто не был уверен, друг я или враг.