Я посмотрела на Нонни. Та выглядела страшно утомленной, уставшей от всего, даже от самой жизни.
– Поезжай с ней, – разрешила она. – Я скажу, что ты сбежала.
От неожиданности я онемела.
– Я не могу оставить тебя здесь одну, – выдавила я. А как я расстанусь с Генри Алленом? Дома существовал хоть какой-то шанс с ним увидеться. Если я уеду к миссис Форрестер, то как он меня найдет, когда наберет денег на наш отъезд в Калифорнию?
– Ничего со мной не случится. – Нонни перевела взгляд на миссис Форрестер. – Когда ждать медсестру Энн?
– Сегодня днем.
Нонни достала из буфета бумажный пакет и дала мне.
– Сложи сюда свое барахло и езжай. Живо!
Я не могла поверить, что Нонни меня отпускает. Даже торопит уехать. Бросая в пакет свое бельишко, одно из ее старых платьев и транзисторный приемник, я гадала, не может ли вся троица – медсестра, миссис Форрестер и Нонни – быть заодно. Но нет, кому-то нужно было доверять. Я выбрала ту, что возила меня на пляж, ту, что сказала правду Мэри Элле, – небезразличную, спрашивавшую меня про моего отца.
В пути я почти все время молчала. Мы выехали на дорогу Дохлого Мула, и я догадалась, что она выбрала этот путь, чтобы не проезжать мимо дома Гардинеров. Не хотела, чтобы кто-то увидел ее машину.
Я привалилась к дверце. Если мы остановимся там, где мне почудится больница, я выскочу даже на ходу, и убегу. Куда бежать, я не знала, но это можно было бы сообразить потом. Главное – передать через Литу Генри Аллену, что я постараюсь побыстрее вернуться. Лишь бы утих шум.
Мы долго ехали молча, я все глаза проглядела, высматривая впереди больницу. Наконец миссис Форрестер посмотрела на меня.
– Ты в порядке? Нормально себя чувствуешь?
Я выпрямилась в кресле.
– Просто я вам не доверяю.
– Не осуждаю тебя за это. – Она улыбнулась (не сказать, чтобы мне). – Но тебе все же придется мне довериться. Прошу тебя, поверь: я на твоей стороне. Я считаю, что ты вправе сама решать, соглашаться ли на операцию стерилизации. Она могла бы стать для тебя правильным выбором из-за эпилепсии или… мало ли из-за чего. Но мне не нравится, когда тебя лишают права выбора.
– Как Мэри Эллу.
– С Мэри Эллой все было иначе, – возразила она.
Я пригляделась к ней. Она злилась, но как будто не на меня.
– Как это?
Она покачала головой.
– Слушай внимательно, очень тебя прошу. Мой муж действительно в отъезде, но дома горничная, поэтому…
– У вас есть горничная?
– Есть. – Мы остановились на светофоре, и она повернулась ко мне. – Посиди в машине, пока я буду с ней расплачиваться. Я дам ей отпуск на несколько дней. – Она прикусила губу, и я поняла, что она еще не успела все это обдумать. Потом она снова заговорила – скорее сама с собой: – Заплачу-ка я ей за несколько дней. – Она опять поехала. – Предоставлю оплаченный отпуск. Скажу, что в отсутствие Роберта я в ней не очень нуждаюсь. – Она бросила взгляд на меня. – А потом позвоню знакомому адвокату. Он обязательно тебе поможет. – Она усмехнулась. – Вернее, не тебе, а нам обеим, потому что я устрою себе кучу неприятностей. – Она взялась за щеку. – Даже не верится, что я это делаю!
– Что делаете?
Она тряхнула головой.
– Ничего. Для тебя сейчас самое важное – покой. Потому Энн и хотела положить тебя в больницу: она боится преждевременных родов. Поэтому когда мы приедем ко мне, изволь лечь и задрать ноги. Я буду тебе прислуживать.
– Прислуживать мне? – Либо она была еще более чокнутой, чем моя мать, либо говорила правду насчет своего дома и звонка адвокату. Так или иначе я решила, что могу больше не тревожиться из-за больницы.
– Да. – Она криво улыбнулась и положила свою холодную руку на мою. – Именно что прислуживать.
– Со мной такого еще не бывало, – сказала я. Все же она оказалась достойной моей любви.
47Джейн
– Вы ЗДЕСЬ живете? – Когда мы подъехали к дому, Айви вытаращила глаза. Я попыталась увидеть свой дом ее глазами: огромный, сверкающий свежей желтой краской, белый ободок по всему фасаду, широкая терраса со свисающими папоротниками и с белыми креслами-качалками. Один мой гараж был просторнее всего ее дома.
– Да, – ответила я и добавила, словно это все объясняло: – Мой муж – врач.
Я заглушила двигатель.
– Посиди здесь, пока я буду разбираться с горничной, хорошо? Вас лучше не знакомить.
Она опасливо уставилась на дом.
– Вы вернетесь? Честно?
– Справлюсь за пять минут, – пообещала я, взяла сумочку и портфель и заторопилась к дому. Меня сверлила одна мысль: Господи, что это я затеваю?! Это что, похищение Айви? Я чувствовала себе девчонкой, устраивающей в отсутствие родителей бурную вечеринку. Но пути назад у меня уже не было, и я пересекла двор на ватных ногах. Много ли времени потребуется Энн, чтобы обнаружить исчезновение Айви? Долго ли Нонни будет запираться, прежде чем сказать правду? Выходило, что я не должна медлить со звонком Гэвину.
При звуке моих шагов Анджелина выглянула из кухни с прижатой к груди ладонью и округлившимися невинными глазами.
– Как вы меня напугали! Почему вы вернулись домой в разгар дня? Захворали?
– Нет-нет! – Я поставила на пол портфель. – Здорова, просто решила передохнуть. Это и вам позволит сделать перерыв. – Я положила сумочку на стол и достала из нее бумажник. – Я оплачу вам оставшиеся дни недели. Можете их прогулять.
– Как это «прогулять»?
– Вам не нужно будет работать остаток недели. Я буду дома, мистер Форрестер в отъезде, зачем вам работать? Глупо! – Я сунула ей деньги, вдвое больше, чем она получала за целую неделю, и получила в ответ полный подозрения взгляд.
– Что у вас на уме? – спросила она, проявив излишнюю смекалку.
– Понежусь в ванне, потом буду долго валяться в постели, – сказала я. – Мне уже не терпится начать, так что живо собирайте вещички и езжайте домой.
Я дала ей ее сумку, лежавшую на столике, и проводила до двери.
– Мой свитер! – вспомнила она, указывая на стенной шкаф.
– Забирайте! – Я надеялась, что мой голос звучит не слишком нетерпеливо.
– Когда мне вернуться? – спросила она, снимая с вешалки свитер. До меня дошло, что она испугалась, что я ее рассчитала.
– На следующей неделе. Я вам позвоню. Не волнуйтесь, эта работа остается за вами.
Она натянула свитер и наконец-то удалилась. Я подождала, пока она ушла достаточно далеко в направлении автобусной остановки и скрылась из виду, потом бросилась к машине и открыла заднюю дверцу – мы положили пакет с вещами Айви на заднее сиденье.
– Пошли! – скомандовала я, схватив пакет.
Она медленно вылезла. Здесь, не на ферме, а в чужой для нее обстановке, я увидела, какой огромный у нее живот, и не могла не поддержать ее за талию. Дома я ей палец о палец не дам ударить – мое решение было твердое.
Даже после нескольких ступенек, ведших на террасу, она тяжело дышала. Я не сводила с нее глаз, помня ее припадок в прибрежных дюнах, но сейчас он ей как будто не грозил. В холле она остановилась, удивленно озираясь.
– В жизни такого не видала! Дом больше, чем у Гардинеров, и такой пустой!
– Пустой?
– Нигде ничего. Как корова языком слизала!
Я вспомнила гардинеровский дом с кучей безделушек и ковриками повсюду, не говоря об оленьей голове на стене гостиной, и как будто поняла, что она имеет в виду. В сущности, я проводила в доме слишком мало времени, чтобы его загромоздить. Любой мелкий беспорядок, который мы успевали устроить, тут же устраняла Анджелина. Поэтому наш дом смахивал на музей.
– Давай покажу тебе где что и устрою тебя в гостевой комнате. Это наверху. – В моем плане обнаружился просчет. – Смотри, ступенек много, – сказала я, указывая на лестницу. – Поднимайся очень медленно. Медсестра Энн настаивала на покое. Лучше тебе оставаться наверху, я буду носить туда все, что тебе понадобится.
Айви продолжала озираться. Справа была гостиная с полосатыми голубыми обоями, слева столовая, где нам еще только предстояло принять коллег Роберта с женами. На стенах там до сих пор оставались розовые обои с капустными кочанами. Я вспомнила, как обещала Роберту в первую очередь поменять их. Мне стало стыдно: Роберт мечтал о счастливой совместной жизни в этом доме, и я знала, что из-за меня его мечты никак не сбываются. Я не годилась для той жизни, которой он хотел. Почему я не понимала этого до замужества?
– Как красиво! – сказала Айви, осторожно двигаясь по холлу. При виде отделанной сосновыми панелями комнаты для отдыха у нее загорелись глаза. – У вас есть телевизор?
– Ты никогда не видела телевизора?
– Видела, только невключенный.
– Вот и посмотри, а я позвоню адвокату. – Я подвела ее к креслу Роберта. Ноги она могла закинуть на диванчик. – Сядь, я принесу тебе пепси-колу. – Я вспомнила, что застала ее дома с сэндвичем в руках. – Ты, наверное, проголодалась. Хочешь сэндвич с сыром?
Она села и посмотрела на меня.
– Я и сама могу. Только я не голодна. Столько всего навалилось…
– Нет уж, сиди. – Я включила телевизор. Показывали «Луч света». – Пожалуйста, «мыльная опера». Знаешь, что это?
– Выдуманные истории про людей? Слыхала. – Она смотрела не на экран, а в окно.
– Правильно. Захочешь переключить канал – жми вот на эту кнопку. – Я постучала по телевизору, чтобы привлечь ее внимание. – Только тебе лучше не вставать. Я сейчас вернусь.
На кухне я схватилась за стойку, пытаясь унять волнение. Так меня упекут за решетку! «Пожалуйста, Нонни, держите язык за зубами!» Но даже если она проговорится, я располагала ее разрешением, и оно стало бы моей защитой. Потом я вспомнила, что Шарлотта выгнала меня с работы, а значит, все, что я сделала за последние два часа, нельзя будет оправдать…
Я нарезала трясущимися руками сыр, намазала хлеб маслом; никогда еще я не делала сырные сэндвичи с такой скоростью. Поставив тарелку на поднос и захватив бутылку пепси, я поспешила к Айви, которая, дожидаясь меня, грызла ноготь.