– Где она? – Айви попыталась приподнять голову, чтобы увидеть дочь, но усталость лишила ее сил, а я не стала ей помогать, боясь, что она увидит безжизненное тельце.
И тут ребенок издал резкий крик. Моя мать ахнула, потом мы с ней переглянулись и дружно перевели дух. Я видела, что кожа девочки утрачивает синюшный оттенок, она уже елозила одной ручонкой по полотенцу. От зрелища ее безупречных крохотных пальчиков у меня ком встал в горле.
Я наклонилась к Айви и прошептала:
– С ней все хорошо. Она красавица!
Моя мать, не обрезая пуповины, завернула младенца в свежее полотенце и дала Айви его подержать. Айви колотило, и я помогала ей держать маленький сверток. Глазенки девочки были открыты, бледные бровки приподняты, губки очерчены четко, как у фарфоровой куклы.
– Я тебя люблю, – сказала ей Айви. – Как я тебя люблю!
Я покосилась на свою мать, вытиравшую другим полотенцем слезы. Я улыбнулась ей, переполненная благодарностью и восхищением. Бесконечная ночь кончалась, небо снаружи стало окрашиваться в розовый цвет восхода. Я знала, что все мы, находящиеся в этой комнате, изменились навсегда.
50Айви
– Твоей маленькой прелести исполнилось пять часов, поздравляю, – сказала Джейн, отдавая мне ребенка. – Взяла?
– Ага. – Я прижала ребенка к себе. Он был завернут в полотенце и ничего не весил. От усталости у меня кружилась голова, но спать мне больше не хотелось. Все утро, едва родив, я то и дело проваливалась в сон. Теперь у меня было одно желание – упиваться ее видом. Она была крохотная, морщинистая, лысенькая, почти не открывала глазенки, но я сходила с ума от любви к ней. Моя Мэри! С того момента, как мать Джейн сказала, что у меня девочка, я знала, как ее назову. Это будет памятью о моей сестре, но не полным его повторением, чтобы оно не очень напоминало людям о приговоре, который себе вынесла моя сестра.
Я осыпала головку Мэри поцелуями, потом посмотрела на Джейн.
– Какая славная у тебя мама!
– Да, она замечательная! – Джейн присела ко мне на кровать.
– Она назвала меня храброй. – Я засмеялась – тихонько, чтобы не разбудить Мэри. – Наверное, ты ни разу не слышала, чтобы храбрецы орали ночь напролет.
– Мама говорит, что когда она рожала меня, ей дали какое-то снадобье, от которого она все роды проспала, – сказала Джейн. – Значит, ты по-настоящему храбрая, раз обошлась безо всякого обезболивающего.
Мэри Элла рассказывала, что не помнит, как рожала малыша Уильяма – ей тоже, наверное, дали что-то в этом роде. Жаль, что мне не досталось того же, хотя чего теперь было жалеть? Все кончилось, я держала на руках свою малютку, избежав операции. Мать Джейн вымыла мою девочку и спросила, чего мне больше хочется – приложить ее к груди или кормить из бутылочки. У малыша Уильяма были проблемы с бутылочкой – он неправильно сосал, и, помнится, медсестра Энн говорила, что к грудному кормлению он бы ни за что не привык. Кроме того, я не знала никого, кто кормил бы ребенка грудью, поэтому попросила бутылочку. Мать Джейн отправилась за пеленками, смесями и бутылками, а Мэри красовалась в пеленке, вырезанной Джейн из полотенца.
– Из тебя получится отличная мама, – сказала мне Джейн.
Я посмотрела на бледные реснички Мэри, трепетавшие у нее на щеке. Будет ли она похожа на Генри Аллена? Мне хотелось, чтобы он ее увидел.
– Больше всего на свете мне хочется стать хорошей матерью, – сказала я. – А еще мне хочется, чтобы у моей малютки был отец. – Я чуть не разревелась от этих своих слов.
– Не думай сейчас об этом. – Джейн потрепала меня по руке. – Думай о Мэри, о том, какой она вырастет красавицей и умницей. О ее папаше мы еще успеем побеспокоиться. – Она встала с кровати. – Ты немного пришла в себя?
– Да, – ответила я, – нам хорошо.
Она ушла вниз, а я, любуясь Мэри, принялась размышлять о ее будущем. Я не могла избавиться от мысли, что оно будет неважным. Как защитить ее от невзгод? Посещали ли такие мысли мою мать, когда она смотрела на меня новорожденную? Думала ли она о том, что не допустит, чтобы со мной случилась беда? Оставалось только надеяться, что у меня самой это получится лучше, чем у нее.
51Джейн
В два часа дня я приготовила своей выдохшейся матери поздний ланч и села напротив нее, наблюдая, как она молча уминает яичницу с беконом. Веки у нее набрякли, жевала она медленно. Утром она позвонила в библиотеку и сказала, что плохо себя чувствует и не придет, и я была признательна ей за это. Мне было совестно, что я вовлекла ее во все это, но обойтись без нее я бы не смогла. Одно дело – уход только за Айви и совсем другое – уход за ней и ее новорожденным младенцем!
– Тебе бы поспать, – обратилась я к матери. – Ложись на мое место.
– Хорошо, – ответила она, допивая кофе, – только сначала нам надо поговорить.
– Согласна. – Я была обязана дать ей объяснение, и не одно. Пока что я успела снабдить ее только отрывочными сведениями.
– Главное, ты похитила эту девушку?
– Ее бабка разрешила ей уехать со мной. Но, если честно, она дала это разрешение под принуждением.
– К тому моменту, когда ты ее забрала, тебя уже уволили? – Я кивнула. – За что?
Я потянулась к ее пачке «Салема» на столе.
– Можно?
Она кивнула. Я закурила, сделала глубокую затяжку и обожгла горло ментолом, как льдом.
– Я нарушала правила, – стала объяснять я. – Принимала дела клиентов слишком близко к сердцу. Так мне говорили. – Я рассказала о заявке на стерилизацию и о своих попытках ее отозвать. – Они делают это с девушками и женщинами, которые недостаточно умны, недостаточно здоровы, недостаточно богаты, даже недостаточно белые, чтобы сопротивляться. Утверждают, что поступают так только с умственно отсталыми, душевнобольными и эпилептиками. У Айви эпилепсия, но…
– Эпилепсия?
– Да, но припадки – большая редкость. Пока она рожала, я и думать забыла про ее эпилепсию, а теперь рада, что из-за этого не возникло проблем. Припадки случались у нее в детстве, хотя один, несильный, произошел у меня на глазах.
– По-моему, это еще не причина ее стерилизовать, – сказала мать. – Она хорошо все перенесла. И вообще она славная девочка.
– Так и есть. Но она бедная, очень бедная, и у ее детей может не быть шанса пробиться в жизни. И все-таки нельзя лишать ее права самой решать, хочет ли она продолжать рожать детей.
– Тебя уволили за то, что ты ее защищала?
– Да, за то, что защищала. – Я затянулась и выпустила дым в сторону. – И делала еще некоторые вещи, которые им не нравились. Однажды я повезла Айви и ее сестру на пляж. Я не знала, что правила этого не допускают.
Мать не смогла скрыть улыбку.
– Ты никогда не стремилась следовать правилам, – сказала она. – Даже в раннем детстве рвалась поступать по-своему. Раскрашивала картинки не по трафарету и утверждала, что так красивее.
– Роберт называет это упрямством.
– Значит, ты упрямая. – Она отодвинула недоеденную тарелку и прикурила от моей сигареты. – Думаешь, у тебя в управлении не поймут, что это ты увезла Айви?
– Это зависит от того, что им ответит ее бабка. Мне она пообещала сказать им, что Айви сбежала.
– Какой у тебя план? Ты что-то говорила об адвокате…
Я рассказала ей про Гэвина и про свою надежду на его помощь.
– Надо же было так случиться, чтобы он именно сейчас уплыл в круиз! Он вернется только в понедельник. – Я затушила сигарету. – Плакал весь мой план!
– Ах, Джейн… – Она покачала головой. – Мне не верится, что ты так поступила. Ты ведь могла навлечь на себя большие неприятности!
– Знаю, мама. Но моим долгом было ее спасти.
Она изучала тлеющий кончик своей сигареты.
– Милая, – медленно проговорила она, – после аварии ты сделала то, что считала нужным, оставив Терезу и бросившись за помощью. Надеюсь, ты ни разу в этом не усомнилась.
У меня вспыхнули щеки, я не могла смотреть ей в глаза.
– Усомнилась, и не раз. – Я провела пальцем по краю пепельницы.
– Наверное, я поступила бы, как ты. Мне ни разу не пришло в голову тебя осудить. Ты ведь это знаешь, да?
– Нет, ты бы осталась с ней.
– Все равно она бы умерла. Ее ничто не спасло бы.
– Айви тоже потеряла сестру. – Я подняла глаза на мать. – Всего две недели назад.
– Нет!..
– Управление обмануло сестру Айви: ее стерилизовали без ее ведома. Я решила, что это было жестоко, и открыла ей правду. А потом мне пришлось отнять у нее сынишку: она проявила халатность, и он наелся бабкиного лекарства. – У меня потекли слезы. – После этого она покончила с собой
– О, Джейн! – Мать затушила сигарету, подвинулась ко мне и обняла.
– У меня чувство, что это тоже произошло по моей вине, – сказала я.
– Ты делала свою работу.
– Мне следовало учесть глубину ее отчаяния и помочь ей.
Она дала мне поплакать, качая меня, как маленькую. Потом взяла салфетку и вытерла мне щеки.
– Ты взялась за эту социальную работу со всей душой. Но что поделать, если она тебе не подходит? Или ты для нее?
– Я думала, что приношу пользу, а потом все рухнуло.
– Есть другие виды деятельности. Другие полезные дела.
– И другие Айви, – подхватила я. – Теперь, зная об их существовании, я не могу о них забыть.
– А твой брак все это выдержит?
Я покачала головой.
– Вот что значит не соблюдать трафарет, – сказала мать. – Решай сама, стоит ли оно того.
Она поднялась наверх, чтобы попрощаться с Айви, потом вернулась на кухню и еще раз меня обняла.
– Завтра у меня выходной, – сказала она. – Утром я вернусь.
– Как я справлюсь без тебя? Я ничего не смыслю в уходе за младенцами.
– Я живу в пяти минутах езды, – напомнила она.
– Ты ведь никому ничего не скажешь? – Я заломила руки. – Знаю, я ставлю тебя в ужасное положение. Адвокату Гэвину я скажу, что сама приняла новорожденного. О тебе я не упомяну…
– Лучше не лги. – Она потрепала меня по руке. – Если адвокат сможет вытащить из болота тебя, значит, он и мне поможет.