— Поверьте мне, Ноэль, я не меньше вашего беспокоюсь о результатах… но еще слишком рано играть в открытую. Конечно проводите свои расспросы — только, ради Бога, не уменьшайте защиту ни на миг. Это приказ!
Маклеод тяжело вздохнул, потом кивнул, признавая поражение.
— Ладно. Сыграем пока по-вашему. — Он взял бумажного лебедя и покрутил его в пальцах. — Возвращаясь к вопросу о тех, кто менее способен защититься… Вы упомянули мистера Ловэта… Надеюсь, Владыка не передумал.
— Нет, совсем наоборот. Пожалуй, он подталкивает к более быстрому прогрессу… по крайней мере, мне так кажется. Хотя иногда трудно истолковать его двусмысленные заявления.
Адам кратко обрисовал суть аудиенции у Владыки, выразив уверенность, что дальнейшее продвижение Перегрина зависит от успешного разрешения проблемы Джиллиан Толбэт.
— Он сказал: «Разбитые изваяния нужно восстановить, а Храм света — отстроить заново». Насколько я понимаю, Перегрин должен каким-то образом участвовать в восстановлении личности малышки Толбэт. Я попробую связаться с ее родителями на следующей неделе, когда поеду в Лондон встречать Филиппу. Не представляю, как все это устроить — собрать их где-то, где никто не помешает…
— Как говорят у нас, мы знали, что работа опасна… — Маклеод вздохнул, поглядел на часы и выпрямился. — Иисусе, у меня через полчаса пресс-конференция! Я буду на связи, Адам. Звоните, если наткнетесь на что-нибудь еще.
Следующий день принес только одну новость, которую можно было условно считать хорошей. После долгих консультаций с полицией прокурор наконец разрешил выдать тело Рэндалла Стюарта семье для похорон. Маклеод рассказал об этом Адаму, и Адам с Кристофером помогли семье Рэндалла сделать необходимые приготовления. Поскольку у Рэндалла было множество друзей и знакомых, Кристофер сумел обеспечить на следующий вторник Епископальный собор святой Марии вместо маленькой приходской церкви, где он служил ближе к дому. Шестеро собратьев-масонов были избраны нести покров, и члены Ложи также приготовились помянуть убитого собрата в Ложе Скорби[5] в пятницу вечером.
— Позже в этом месяце Братство также организует вечер в Мелроузском аббатстве для ежегодного Шествия Масонов, — сказал Адаму Маклеод, когда они окончательно договаривались о похоронах. — Это канун дня святого Иоанна, на следующий день после Дня Подарков.[6] Мы с Джейн определенно пойдем и будем рады, если вы присоединитесь.
— Обязательно, — кивнул Адам. — Рэндаллу такое поминовение понравилось бы.
Однако, договорившись обо всем, он решил не тратить больше время и энергию на размышления о застопорившихся поисках убийц Рэндалла. Скрупулезный самоанализ убедил его, что он не пропустил ничего по-настоящему ценного, поэтому Адам обратился к более доступной, хотя и не менее трудной тайне Перегрина Ловэта и его нынешней роли во всем происходящем. В том, что Перегрин — ключевая фигура в общей стратегии борьбы против Рыси, Адам не сомневался, но сначала Перегрин должен доказать свою ценность в космическом масштабе, совершив то, что ему предназначено совершить касательно Джиллиан Толбэт или Майкла Скотта. Возможно, ключом был именно Скотт, поэтому Владыка и связал принятие Перегрина в Охотничью Ложу с успехом в восстановлении разрушенной души.
Адам планировал связаться с родителями Джиллиан на следующей неделе, если они не позвонят первыми. Тем временем можно было сделать кое-что еще, чтобы подготовить почву для будущего вступления Перегрина в Охотничью Ложу. До сих пор Перегрин встретился лишь с тремя «эзотерическими» коллегами Адама. Пора ему познакомиться с четвертым.
Глава 14
— Думаю, леди Джулиан вам понравится, — говорил Адам Перегрину, когда в субботу утром они ехали из Стратмурна на юг под зябким и изменчивым ноябрьским небом. — Я знал ее с тех пор, как был двенадцатилетним мальчишкой. Это вроде любимой тетушки. Ее покойный муж, бизнесмен, занимался торговлей с Индией и Дальним Востоком; за многие годы они собрали невероятную ориенталистскую коллекцию. Многое сейчас отправлено в музеи, однако некоторые лучшие образцы Джулиан сохранила для себя. На самом деле они с Майклом были сначала друзьями моих родителей, а с моей матерью они по-прежнему близки. А еще Джулиан — искусный ювелир, вот почему я попросил ее починить мое кольцо. Вам понравится ее дом… и ее работа.
— Вы меня заинтриговали, — сказал Перегрин.
Но он не упомянул, поскольку сам Адам не заговорил об этом, о своих подозрениях. Леди Джулиан скорее всего не просто старый друг семьи, оказавшийся заодно и ювелиром-любителем, а упомянутое кольцо не просто обыкновенная безделушка. Ведь именно оно в ту страшную ночь возле замка Уркхарт спасло ему — Перегрину — жизнь. Неудивительно, что отдать такое кольцо в ремонт Синклер мог только человеку, которому полностью доверял.
Они продолжали болтать о том, о сем, пока Адам вел «рейнджровер» по шикарным окрестностям Нью-тауна и свернул наконец на спокойную улицу, уводящую прочь от суеты Квин-стрит. На полпути вдоль ряда эдвардианских особняков он остановился у обочины; они вышли, и Адам указал на дом на другой стороне улицы. За коваными железными воротами, слегка позеленевшими от времени, каменные ступени вели к ярко-алой двери, охраняемой парой свирепых гранитных собак.
Пока Адам звонил в дверь, Перегрин на миг наклонился, чтобы поближе разглядеть одну из них, восхищаясь также и вделанной в камень у двери необычной скребницей в форме китайского дракона. Через мгновение дверь открыла живущая в доме компаньонка леди Джулиан — полная, практичного вида женщина лет пятидесяти с небольшим, с румяными щеками и огоньком в глазах.
— Доброе утро, мисс Файви, — улыбнулся Адам. — Полагаю, леди Джулиан ожидает меня… а это мистер Ловэт.
Мисс Файви просияла и отступила от двери, приглашая их войти.
— Уж и верно, ждет, сэр Адам! Да входите же оба и давайте ваши вещи.
По-прежнему радостно улыбаясь, она провела гостей через крошечную прихожую в широкий коридор, оклеенный светло-зеленым дамастом с рельефными цветами лотоса. Пол был устлан ковром, два лакированных китайских шкафа возвышались друг против друга, а из-под позолоченного средневекового балдахина на них безмятежно смотрела Гуанинь почти в натуральную величину. Пока мужчины снимали пальто и шарфы, из-за большого горшка с папоротником в углу величественно выплыл гималайский кот и подошел потереться о ноги Перегрина. Мисс Файви, вешавшая их пальто, шуганула его.
— Эй, там, брысь отсюда, а то у молодого джентльмена все брюки будут в шерсти, — выбранила она кота, хотя и улыбалась, поворачиваясь к гостям. — Пожалуйста, леди Джулиан в солнечной гостиной, если желаете пройти за мной.
Солнечной гостиной называлась просторная, выходящая на юг комната в задней части дома. Полукруглое французское окно открывало беспрепятственный вид на уединенный сад камней с декоративным прудом посередине, хотя сам сад тусклым ноябрьским днем выглядел каким-то съежившимся. По контрасту комната поражала буйством красок, материалов и форм, вместе создающих эффект сказочной роскоши. Восточные ковры в ярких оттенках изумрудного, рубинового и золотого покрывали почти весь прекрасный паркет. Стены, обитые желтым шелком с еле различимым узором, служили фоном для вееров, вышивок и бледных акварелей, в которых тренированный взгляд Перегрина безошибочно определил стилистические особенности периода Эдо. Каждая полка и столешница демонстрировали коллекции курьезов и произведений искусства. Древние эмали, замысловатая резьба по кости, стеатиту и нефриту, хрупкие сосуды из тонкого, прозрачного фарфора… Лакированные шкатулки, инкрустированные драгоценными камнями и перламутром, были наполнены пряным ароматом сандала и корицы. Перегрину, с растущим восхищением глазеющему по сторонам, начало казаться, что он из обыденного мира попал в волшебный дворец из восточной сказки.
Дух-повелитель этой сказки, сама леди Джулиан, удобно устроилась в старомодном плетеном инвалидном кресле в центре комнаты — сгорбленная фигурка в индийском платке на голове; второй платок лежал на коленях. При виде гостей ее тонкое лицо цвета слоновой кости озарилось приветливой улыбкой.
— О, Адам, дорогой мой! — воскликнула она и протянула ему обе руки с музыкальным звоном браслетов. — Я так рада, что вы смогли прийти, осветить тоскливый, серый день. Вижу, — добавила она с огоньком в глазах, — что вы наконец привезли с собой вашего мистера Ловэта.
— Разве я не сказал, что привезу? — рассмеялся Адам. Он поднес одну из унизанных кольцами рук к своим губам с видом нежной галантности, затем поманил своего спутника поближе. — Перегрин, позвольте представить вас леди Джулиан Броуди.
Застенчиво улыбаясь, Перегрин шагнул вперед и оказался под дружеским, испытующим взглядом сияющих черных глаз, мудрых и искренних, как у ребенка. Освободившись от обычных сомнений, ибо было в этой женщине что-то, что вынуждало ответить, юноша посмотрел на нее — и неожиданно заглянул глубже, чем намеревался. Леди Джулиан, по его оценке, было где-то около семидесяти, но он смутно, словно из-под кальки, видел девушку, какой она была когда-то: хрупкое создание с черными, как вороново крыло, волосами и смеющимися темными глазами. Она сохранила прозрачность кожи и изящные разлетающиеся брови, однако какие-то нотки в смехе были потеряны в жизненном пути, приглушены болью и трагедией, о которой можно только догадываться. Склонившись над протянутой рукой, Перегрин неожиданно сравнил ее с китайской ивой, изящной и вместе с тем искривленной временем.
— Леди Джулиан, — пробормотал он.
Леди Джулиан задумчиво улыбнулась, словно каким-то образом узнала о его мысленной аналогии, и наложенный образ замерцал и растаял. Ее лицо снова просветлело, словно солнечный луч пробил облака.
— Мистер Ловэт, у меня, к сожалению, еще не было случая Увидеть ваши работы, но по отзывам я сделала вывод, что мы можем ожидать от вас великих дел в сфере искусства.