4 октября. Современные российские интеллигенты успокаивают друг друга:
— Все писали что-то лицемеря, поддакивая власти, то, что сейчас не хотели бы перепечатать.
Не все! Я могу перепечатать сейчас — и когда угодно потом — каждую свою строку, и мне не стыдно ни за одну!
3 ноября. Пришла сверка моей многострадальной книги «Слово — вещь — мир»[36]. Л. завтра отбывает в Лозанну, <…> много обговаривали ее доклад о фантастике.
1993
4 января. <…> 31-го были с Л. у мамы с Наташкой. <…> 2-го на дне рождения у Л. были: Алеша Берелович, Лазик Флейшман, Марк Харитонов, Костя Поливанов, Женя Тоддес, Юра Манн. <…> Марк поднял тост «за культурную ячейку — дом Саши и Мариэтты, которая все годы…» и проч. Было удивительно мило, хотя несколько тихо.
1994
13 августа, Истра. С 18 июля — ни дня умственных занятий, тяжелые дачные работы, одиночество, спокойствие. <…> На даче проделал такое количество работ, что, глядя теперь, удивляюсь: это я? один?
28 сентября. Вчера слушал речь Ельцина в ООН. Есть пара фраз из текста Л. Она: «Если осталась пара фраз — уже много!»[37]
21 октября. Вчера приехал в Badenweiler на II международный чеховский конгресс. <…>
…Забытое ощущенье ухоженного немецкого городка!..
Со своего балкона в отеле «Sommer» Чехов видел термы в ложно-римском стиле.
<…> Сначала ходил к пруду с лебедями, потом мог только смотреть — кусочек пруда был виден с его балкона. Теперь все заросло, и пруда уже не видно, как не видно моря в Ялте, на которое смотрел с балкона Чехов.
В курпарке было то, что он любил: прекрасная природа, но облагороженная двухвековыми стараниями человека.
3 ноября, Истра. Утром пилил с ребятами березу, свалили на провод[38], оборвали, сижу при керосиновой лампе.
Похоронили Асю Берзер. В крематории Донского монастыря были Люша Чуковская, А. Вознесенский, Клара Домбровская[39] (встретили ее, когда подходили с Л. к воротам), Н. Солженицына и др. (всего человек 40). Говорили Рыбаков, Войнович, Л., еще кто-то). <…>
1995
17 января. Звонил Вят: умерла Клава Свешникова, моя первая любовь (7 января).
19 января. Клава, которую я помню 13-летней девочкой, кому я писал первые записки, кого первую поцеловал, самая жизнерадостная, самая здоровая из нас всех, — умерла! — представить это невозможно.
13 февраля.<…> 3-го на Истре — мой день рожденья. Были: Осповат, Вероника Долина с мужем, Гаев, Оля Майорова. <…> Осповат в тосте сказал:
— В начале 70-х гг., когда я размышлял над проблемой: если выпил с утра, пить ли еще и в обед, мне попалась «Поэтика Чехова», и я увидел, что бывает другое литературоведение, можно писать вот так! И я пошел в науку.
30 марта.<…> Сегодня был у Светы, дочери бедной покойной Клавы. Жаловалась на одиночество — сидит с двумя детьми, хотела поближе познакомиться именно со мною.
— Вы были ближе всех к маме, она про Вас много говорила, и тетя Маша (сестра Клавы) тоже советовала с Вами познакомиться.
8 декабря, Истра. Фильм о Вавилове. Как мы по крохам лет 20 назад добывали информацию о нем, впитывали и сострадали великому ученому. Теперь — пожалуйста, всё о нем, и уже играет мерзавца Лысенко как мерзавца хороший актер. Но впитывает ли кто из нынешних 35-летних это так, как мы тогда?.. Знание без труда и знание, добытое буквально кровью и потом?..
Кадры голода на Украине — собирают и воруют колоски, ребенок ест червяка… Что бы мы тогда отдали за такие кадры на всесоюзном экране?..
10 декабря, Истра. Вывели 10 венцов бани, к следующему моему приезду обещались довести до верха и положить лаги — из пятидесятки (коей 1,5 куба), а не бруса — так договорились.
Во сне: приснились стихи
Вы пойдете, вы пойдете
К Леониду Ильичу,
Вы найдете, вы найдете
То, что я найти хочу.
И под утро:
А дома ждет тебя
Негр в автобусе.
Кому прочесть — не поверят.
15 декабря. Истра, куда вчера приехали с Янисом, по дороге купив рубероид, утеплитель, фанеру. Сегодня начинают ставить стропила — «выше стропила, плотники!» <…>
18 декабря. Первая неожиданность выборов: ЛДПР набрала еще больше голосов, чем в первый раз! Значит столько дураков в стране.
Л. дала прочитать очень хорошую статью Стреляного в «Русской мысли», где он задолго до выборов предсказал этот феномен, объясняя его подсознательно-патриархальным чувством русского народа. В связи с этой статьей Л. мне:
— Ты бы мог писать статьи не хуже этой. Литературный талант, стиль у тебя не меньше, чем у Стреляного, да и знание русского мужика не хуже. Вон как ты рассказываешь о своих беседах со строителями и мужиками из Алехнова.
24 декабря, Истра. Как забываются полезные патриархальные привычки: все утро топил печь, но забыл поставить на нее чайник, который пришлось кипятить потом особо. Забыл также, что надо сделать завалинку из снега, — немудрено, что от пола веяло холодом!
Мело, мело по всей земле во все пределы… Тишина, одиночество, покой.
<…> …Снег шел до вечера; разгребал; надо бы подшить валенки — займусь в следующий раз.
Вычитываю свою статью о Виноградове «Арест, тюрьма, ссылка, наука». Печально. В каких условиях работали люди. А мы все жалуемся.
1996
Первая половина года прошла в разъездах — США, Ялта, Пушкинские горы, Петербург. Летом А. П. обосновался на даче. Было решено принять приглашение преподавать с осени два-три семестра в Южной Корее. Отсутствие хороших библиотек и сравнительно небольшие деньги надеялись компенсировать тем, что именно там, вдали от столичного обилия дел и обязанностей, он напишет наконец роман…
2 июля, Истра. Приехав, парился впервые в собственной бане. Ух!
4 июля.<…> Сегодня — радио — перевес у Ельцина 13 %. Хоть и надеялись, но все же были волненья. <…> Л. вернулась из Горно-Алтайска.
6 июля. Сегодня приехал на рафике на дачу — завез пушкинистику, чеховскую энциклопедию и проч. — удастся ли поработать?.. <…>
11 июля. Как обычно, на даче — только физический труд. Соорудил стену из гигантских валунов. Сделал аллею. Правда, два раза был на водохранилище. Уже три дня жара 30–35 °C. С мамой разговариваем о прошлом — рассказывала о своем деде, моем прадеде Длусском-Склодовском, который проиграл имение, отчего прабабка вынуждена была давать семейные обеды, где и познакомились мои дед и баба.
Читаю дневники Троцкого. Не отпускает от себя история этой злодейской партии — интерес к ней во мне все еще не угас, — странно.
22 июля. Все лето — дача. <…> Работал целыми днями от зари до зари. Пока еще могу.
6 ноября 1996 г. Вчера приехал в СПб. <…>
8 ноября, СПб, г-ца «Москва». Был у Д. С. Лихачева в Комарово <…>.
9 ноября. Вчера приехал из СПб. <…>
10 ноября. После написания за 10 дней мемуара о ВВ в 2,5 а. л. (правда, были заготовки), когда работал как раньше — по 10–12 часов в сутки (могу еще, оказалось) принимаю решение: с ноября (с Кореи) начинаю серию КНИГ — и только книг, не статей! — и к 2004 г. напишу их:
1) роман (в Корее; ну, это как пойдет); 2) Лекции о Пушкине (или ЕО — курс для печати); <…> 9) Книгу о ВВ.
15 ноября, Сеул.<…> Квартиру дали из двух комнат с огромным холлом. Сегодня у меня первая лекция. <…>
21 ноября. Читаю лекции, водят к высоким университетским чинам <…>
Начал писать роман — непривычное занятие.
24 ноября. Вчера читал корейцам о многосубъектности слова в «Евгении Онегине», стилистической реформе Пушкина и проч. — крайне трудно изложить это не знающим русский язык.
Роман движется плохо — куски сами по себе как будто ничего, но композиция их!..
30 ноября.<…> Вчера была моя вторая лекция по медленному чтению «Евгения Онегина» — мечта с самого начала моего преподаванья. За две лекции дал толкование примерно 1/3 строф. Корейцы клянутся, что понимают. Надо такой же курс по «Онегину» читать своим, в Москве.
Пишу прозу.
2 декабря. Описываю депортацию чеченцев и ингушей — по впечатлениям детства. Все это надо было описать и напечатать 15 лет назад. А теперь все всё знают и об этом пишут — кто поверит, что я все знал и так же думал об этом и 20, и 25 лет назад — в сущности, всегда, с самого детства. Не опоздано ли?..[40]
8 декабря. М. б. осуществить чеховский замысел — писать роман в виде отдельных самостоятельных рассказов? Что-то все сваливается в эту сторону.
Из писем[Начало декабря 1996 г.]
Пишу роман!
…Обещали какую-то культурную программу — корейскую свадьбу и проч. Но пока отстали, чем я доволен — сижу, пишу, как явствует из эпиграфа, роман (=хронику=мемуары=серию записей), боюсь, что его постигнет участь чеховского романа (он его писал в виде отдельных главок-рассказов, а потом вообще бросил). «Не справляюсь с композицией». Т. е. отдельные куски вроде и ничего, но как все это соединить?.. Трудно сочинять высокохудожественную прозу. Все непривычно, начиная со стола, на котором лежит только стопка чистой бумаги, а все остальное я за ненадобностью убрал, но стал чувствовать какой-то неуют и потихоньку опять все натащил. Нашу с тобой любимую серую бумагу вынужден был оставить в аэропорту вместе с книгами, а тут продается такая роскошная, что, чувствую, моя проза ее недостойна.
Библиотека университета бедна — не то слово: просто никакая, даже у проф. Кима (главного) в кабинете — лучше. Но т. к. я теперь прозаик, то этот недостаток не чувствую. Ежели переменить профессию, то можно не токмо что в Сеуле, а на необитаемом острове писать.
<…> Я почему-то взял мало рубашек под галстук — всего 3. Без перерыва их стираю. А купить тут на мой размер — нечего и думать. Когда назвал № ботинок в магазине — весело смеются. Говорят, что какие-то на нормальных нелилипутских людей размеры есть в магазинах на американской базе. Туда еще не добрался.
12. 12. 96 в Сеуле
<…> заранее поздравляю тебя — вдруг не дойдет, если позже, — этой высокохудожественной открыткой. С днем рожденья тоже — они в этих случаях посылают именно ветки — чтобы жизнь шумела, полная цветов и листьев, как писал известно кто. Я теперь тоже — пусть считается — писатель, создаю маловысокохудожественные тексты, а может средневысокохудожественные — неясно, только К<…>[41] скажет, прочитав. Пишу — ты будешь смеяться — за исключением двух дней недели каждый день! И — ты опять будешь смеяться — какие-то даже юмористические куски, временами кажется, что даже ничего, сам смеюсь, во всяком случае. Есть и серьез. «Рождался писатель универсального художественного и стилистического диапазона» (Ч-в А. П. А. П. Чехов. Биография писателя. М., 1987. С. 00). Все непривычно. Не надо библиотек. Пустой стол — только стопка бумаги, да черновичок слева (а то и его нет). Какая-то странная свобода в голове — не связанность каким-то материалом, оглядкой, ссылками, цитатами… Про что ни начну — что-то помню, знаю: хучь про кочегаров, хучь про лошадей… Может быть, Каверин и был прав, когда советовал мне писать — «вы же много знаете». Во всяком случае, это — единственная область, где может быть востребовано все — от биологии до спорта, если вообще кому-нибудь нужно, чтобы это было востребовано. Твой телефонный совет — писать приятное, что идет, что пишется — с благодарностью принял. Ведь мы привыкли в своей науке: не только что хочется, но и что надо. М. б. в искусстве не так?.. Странно, но помогает мой небольшой мемуарный опыт, даже не знаю в чем — в каких-то приступах к темам, что ли. Вот расписался про это — привыкай, мы, писатели, любим поговорить о своих творческих задумках — проблемах — трудностях. Посылаю экран писания — как документ.
Лекции идут успешно. Почти 6 часов посвятил медленному чтению — комментированию Е<вгения> О<негина> — вопреки советам разных экспертов, что корейцы, де, ничего не поймут. Прекрасно поняли и говорят, что это им полезней всего остального — такой тотальный лингво-стилистический и культурологический комментарий. Прошел с ними ½ I главы, рассказал им, что Щерба вступление к «М<едному> всаднику» анализировал целый семестр, — ахали, восхищались и тоже захотели.
В Сеульском университете (это не мой, другой), где я читал одну лекцию, один аспирант сказал, что не думал, что ему выпадет такое счастье — разговаривать с великим ученым. А профессор в ун-те Ён-сё сказал, что они весь семестр изучали в семинаре сначала «Поэтику Чехова», а потом «Мир Чехова». Как рассказывал Шкловский, когда студент в Праге заплакал, увидев его… А еще один аспирант сказал, что был уверен, что я давно помер, т. к. «Поэтика Чехова» вышла еще до его рождения. <…>
Покой снизошел на мою душу на этом краю света — последнее время я был нервен, прости меня за это, но теперь как-то спокойно.
Экран писания романа (г. Сеул)
Нояб.
14(15) — 4 стр. высокохудожественного текста
— 1 стр. не —» —» —
— 2 стр. художественного текста
— 1 стр. просто —»-
21-26 — 3 стр. среднехудожественного текста
27/XI — 2 стр. так себе текста
28/XI — 2 стр. высокохудожественного текста + 1 стр. антихудожественного текста + 3 стр. малохудожественного.
29/XI — 2 маловысокохудожественные стр-цы
30/XI — 1 стр. так себе текста
Дек.
1/XII — 3 стр. неясного качества
2/XII — До обеда — 3 стр.: хорошо, но не ой-ёй-ёй.
После — 1/2 стр. высоколирич. текста
1 стр. — ничего себе.
3/XII — 1 стр. (про кочегара) — высокохудожественная.
4/XII — 1 стр. народного диалога, м. б. и смешного, но неясно, нужного ли. + 3 стр.
5/XII — 2,5 стр. — непонятно.
8/XII — 1,5 стр. + 1 стр. событийного повествования после разговора по тел. с Л.
9/XII — 1,5 стр. про ООН — средневысокохудожественных.
10/XII — 2 стр. о Ваське — высокохуд. юмористич. текст.
11/XII — те же 2 стр. о Ваське, полностью переработанные — еще более высокохуд. и еще более более юмористич. текст + 3 стр. дальнейшего юм. текста.
12/XII — с утра непонятно насколько худ. 2 стр.
14 декабря. 7-го в ун-те «Ён-сё» — конференция «Литература и лингвистика», читал там доклад «О принципах анализа художественного произведения» — о своей теории уровней, но больше всего о предметном мире. <…> Вечером — концерт камерного хора <…> — Christmas Hymn, Monteverdi, песни Шумана, Schonberg — Friede auf Erden — все на языке оригиналов, прекрасно. <…>
17.12.96.
<…> Работается хорошо. Стало ясно: всю жизнь я жил в клетушках, которые меня сдавливали. Тут брожу по трехкомнатной полупустой квартире и думаю. <…> Может, я, как Гоголь, буду писать роман в прекрасном далеке?.. Неясно, правда, что из этого выйдет, только К<…> скажет, стоит ли. Не говори никому больше про мою прозу <…>. Не стоит.
<…> Иногда кажется, что вроде и ничего… Не хуже, чем у NN и XY[42]… Правда, выяснилось, что я ненужно хорошо знаю русскую литературу — все время есть опасность свалить то в «Отрочество», то в «Жизнь Арсеньева». Неуж Тынянову это не мешало?
23 декабря. <…> 20-го, в пятницу, заболел, t — 39,3. Все испугались. Сказал им, что у меня быстро пройдет, — не поверили. 21-го уже была утром 37,3, а вечером — нормальная и 21-го же в 13 часов уже читал заключительную лекцию по исторической поэтике <…>.
…Целыми днями пишу. Чукча теперь не читатель, чукча — писатель. Все идет в дело! Все, что знаю. Странное чувство. Все, что выливалось только в застольные и кухонные разговоры, рассказы Юре Попову (когда еще!), Жене и др. — все, оказывается, можно перелить в чеканную маловысокохудожественную прозу. М. б. прав был Каверин — и мне давно надо было писать? «Вы много знаете и вам всё интересно — и разное, а это главное», — примерно так он говорил однажды после какого-то нашего длинного разговора. Действительно, интересно мне всё — пока. Надолго ль? Странно думать, что чувство это может угаснуть.
Если писать ежедневно, возникает инерция творчества, так хорошо знакомая мне по науке — и так же знакомо ее иссякание при перерыве хотя бы в два-три дня.
…Это будет последний роман-идиллия — ностальгия по доиндустриальной эпохе, но не патриархальной, как у Ф. Искандера, а русско-интеллигентски-патриархальной, осколок дворянского XIX века.
31 дек.
<…> Читаю Фазиля. Он совершенно уверен, что все это — как шелушат кукурузные початки, как доят буйволиц и едят баранину с аджикой — всем интересно. Буду и я так считать про патриархальную жизнь города Чебачинска.