6 января. 2-го у Л. на дне рождения: Инна, Маня с Янисом и Женечкой, Н. М. Зимянина и, как всегда за последние 25 лет, Саша Осповат. […]
Пишу статью о тотальном комментарии «ЕО» в сборник Иры Сурат.
Объявили: население земного шара перевалило за 6 млрд. Это получилось, когда в Китае оно стало 1 млрд 300 мил. Гордятся: это могло бы наступить ещё 4 года назад, если б не их программа «одна семья – один ребёнок». 4 года. Не густо. Ещё недавно их было меньше миллиарда. А я что говорил ещё 35 лет назад?.. Хорошо помню, как учили в школе: население Земли – 2 миллиарда. О, великий Мальтус! Никто не понимает, что через 50 лет (дай Бог, чтоб не раньше!) в мире будет 3 проблемы: потепление климата, нехватка пресной воды и перенаселённость. И все религиозные, партийные, социальные противоречия померкнут перед этим вселенским кошмаром.
8 января. Фильм Ф. Дзефирелли «Молодой Тосканини». Как всегда у Дзефирелли, музыкально и роскошно. Правда, Тосканини выступает там против отсебятины дирижёров, как поборник точного следования партитуре авторов. Фильм сделан в 88-м году, до опубликования дирижёрских партитур Тосканини, из которых видно, как свободно он относился к тексту великих. Но при всём том – певцы, оркестр… Гениальный марш из «Аиды» – до слёз (слаб стал…).
9 января. С тех пор как в моей душе (лет в 12) открылась дверца в литературу и науку – её уже сможет закрыть только смерть.
10 янв[аря]. Звонил Саша Кушнер.
– Я давно прочитал ваш роман – не знаю, роман это или нет, но это замечательное произведение. Прекрасно описаны все эти подробности, вещи, умения, дела. И какое у вас умение видеть предметы и любить их!
– Не знаю, конечно, сколь хорошо они описаны, но у меня была самонадеянная мысль, когда я дарил вам книгу, что вам это должно быть близко, что у нас общая любовь к предметному миру.
– Конечно, конечно! Ваш учитель в этом ви́дении – Чехов, недаром вы о нём так много и хорошо писали. Но у вас – иначе. А дед – необыкновенный!
– Спасибо, Саша. Мне очень хотелось написать об этих людях, которые уже почти все ушли.
– Это нужно, нужно. Я тут недавно написал одну статью – о Мандельштаме и Пастернаке. Они были втянуты в этот круговорот.
– На самом деле мелкий, политический, хотя он и выглядит большой историей. Для них мелкий, для их масштаба. Но они не могли иначе.
– Не могли. Но лучше бы Мандельштам не писал «Мы живём, под собою не чуя страны». И не читал бы это всем. Хотя да, тогда это был бы не он. Но сколько бы ещё написал!..
Лене тоже очень понравился ваш роман. Не собираетесь ли в Питер? Заходите. Посидели бы втроём, поговорили.
11 января. Кажется, статья летит к концу – в пушкинский сборник Иры Сурат. Читая с утра до глубокой ночи Пушкина, ещё раз напишу: слаб стал до слёз на великую русскую литературу. Пушкиным надо было заниматься раньше, когда нервы были крепче.
Любищев записывал время по минутам – на что́ сколько ушло. Нечто попробовать – хоть с неделю?..
/Сегодня – полтора часа на ремонт молний у сумки (после того, как узнал, что в мастерской починить или вставить одну стоит 120 р.)[64]./
…Да, школа ВВ[65] – великая школа. Говорят, эрудиция. Конечно, он знал больше о русском языке, чем любой другой филолог. Но не это главное. Главное у него – ощущенье сло́ва, проникновение до самых его глубин и всех приращений и потерь в контексте – этим поистине дьявольским чутьём не обладал более никто. Хотелось бы надеяться, что хоть в какой-то степени я этому у него научился…
13 янв[аря].
…Уж был денёк!
Вчера с 1000 показывали меня на ТВ по «Культуре». От наговорённого минут на 20 в студии оставили минуты две. Всё ж не зря – принёс им целую сумку книг ВВ, кои они и показали, а без меня не догадались. Был Кань Чул (сочинял ему вступительное слово). Потом поликлиника (жить буду!), в 17 час. на Пушк[инской] комиссии Валя Непомнящий читал свои мемуары (см. «Записи докл[адов]» № 4) – «Вокруг Пушкина». Первый – о Свиридове: «В 90-м году И. Роднянская, одна из выдающихся критиков нашего времени, предложила мне написать рец[ензию] на книгу Свиридова. Я не музыковед, не знаю нот и в жизни не прикасался ни к одному муз. инструменту. Но благодаря советскому радио я знал всю симфоническую классику, пел весь шаляпинский репертуар и проч. <Сказать Вале: мои музыкальные познанья – оттуда же!> Свиридова тогда я знал не много. Но „Роняет лес багряный свой убор…“ <пропел очень точно первую фразу> – это… Романсы Глинки, Рубинштейна – это: Пушкин и Рубинштейн, Пушкин и Глинка, а Свиридов – это Пушкин и Пушкин! Такое ещё только у Бородина и Кюи». <Не «Сожжённое ли письмо»?..>
Второй мемуар – речь на вручении Солженицынской премии Панарину за «Реванш истории». Ряд известных, но хороших цитат: «Все думали не об истине, а единственно о пользе» (Карамзин); «Культура – система табу» (Леви-Стросс). Ещё не было времени, когда бы отменили все табу. Это – наше время. Панарин: Наша эпоха – предельной порчи человечества. Сейчас – не поражение России, а всего мира. И т. д., излагает Панарина со своими комментариями – о гибели культуры, всеобщем хамстве и прочее известное.
Сказать Вале: а не есть ли постоянная констатация нами всего этого равносильна нагнетанию средствами массовой информации сведений об убийствах, грабежах, катастрофах – т. е. создания катастрофического сознания, как говорят социологи – культуры человека пугающегося, живущего в сознании страха, боящегося этих ужастиков и одновременно желающего потреблять их ещё и ещё. То, что ты (мы) занимаешься при этом высокой культурой, – не оправдание. Она до масс не доходит. Не следовало бы подумать о средствах прямой борьбы с созданием в социуме этого катастрофического сознания, а не утешаться тем, что мы ушли в пещеры?..
Потом – мемуар про Крейна, к[ото]рый подсчитал, что Валя выступал у него в музее около 70 раз. «Крейн создал музей из ничего, из воздуха. Это – энергия народа, к[ото]рую Крейн собрал в кулак». «В его музее сквозь вещи проступал пушкинский текст»[66].
Последний мемуар не слышал – ушёл на годовщину ВВ к Виктории. Были: Ю. Л. Воротников, В. Г. Костомаров, А. Б. Куделин, Надя – вдова Ю. В. Рождественского, Св. М. Толстая, вдова Никиты Ильича (я в разговоре: «…портрет Льва Ник[олаеви]ча, к[ото]рый тогда висел у него в кабинете…» С. М.: «Он и сейчас висит. Он же приехал из Югославии. И мы до сих пор не знаем, кто его написал, откуда он…»). Куделин рассказывал анекдоты, Костомаров в сотый раз вспомнил про статью «Это не русский язык» 48-го года (но не помнил, кто автор) и говорил что-то о том, что у ВВ много определений стилистики, но ни одно не повторяет другое и т. п. Надо мне в следующий раз, если он будет, сказать что следует о ВВ – о том знании и чувстве языка, помноженном на трудно представимую эрудицию, которых не было ни у одного учёного XX в. (даже у Шахматова и Щербы).
/[…] Заклеивал ручку у половой щётки./
Сказать Вале: Демидова очень хорошо читала замечательные стихи Пастернака, Бродского и др. о Рождестве. А в конце включили голос священника из рождественской литургии и колокола. И это было лишнее! Эти две равновеликие величины – сами в себе и не нуждаются в поддержке одна другой.
6 февраля. Просматривал том Л. Пумпянского – впервые после того, когда работал над ним так тяжело с Николаевым (но комментарий вышел превосходный). Вопросы всё те же… Пумпянский предлагает строить историю литературы по вершинам – даже не писателей, а произведений – «Ревизор», «МД»[67] и др. Не есть ли это всё же, как я всегда считал, методологический тупик?..
7 февр., 20 часов. 3 дня провели с Женечкой на даче, в тишине, мире и согласии, беседах о литературе и жизни. Поскольку было – 22 °С, сначала на 1-м этаже было + 6, перед отъездом – + 22 °С. Снег, псы, кот.
8 февраля. Умерла Таня Бек на 55-м году жизни, от инфаркта. Выпивая с ней в Липках 23 октября, мог ли подумать я!..
Говорили о ней с Л. Сказала о причинах любви её ко мне в последнее время:
– Она тебя особенно полюбила после твоего романа. Это и есть настоящий литератор – ценить другого литератора за то, что он сделал.
10 февраля. Hamburg, Gastehaus an der Elbchaussee 195a. Из аэропорта ехали с Татьяной Толстой, к[ото]рая, как и я, приглашена als Mitglied des Puschkin-Preis-Kuratoriums der Alfred Topfer Stitung F. V. S. на заседание – видимо, последнее по врученью Пушкинских премий, дальше у них реорганизация, будет одна премия на все виды искусства (денег жалко). По дороге разговаривал по-немецки с таксистом восточной внешности и переводил Татьяне, присовокупляя свои замечания про таксиста, а когда расплачивался, тот сказал, что понимает по-русски, т. к. афганец и год провёл в Ташкенте «в школе» – ясно какой, – мог бы, мерзавец, сказать и раньше.
С Таней пили кофе и ужинали, выпили две бутылки вина, обсуждали кандидатов, рассказывала про свою клиническую смерть в 18 лет – что видела. А видела воронку, куда её втягивало вперёд ногами, свет, странный звук и ещё что-то из набора, описанного в книге «Жизнь после жизни». «После этого я перестала бояться смерти, т. к. поняла, что на ней всё не кончается». Поговорили об её дедушке, А. Н. Толстом.
– Я никогда не верил, что он был пьяница. Написать столько к 62-м годам! Наоборот, он был трудоголик.
– Конечно! С утра садился и до обеда никто ему не должен был мешать. А насчёт вина – он больше притворялся, он был актёр. Он больше любил застолье, бражничество как действо.
Рассказала, как Алик Жолковский, ухаживая за Ольгой Матич, был вызван её тогдашним любовником-негром на мордобой. В волненьи негр сказал что-то на сомали. Автор книги «Синтаксис сомали» на этом же языке ему ответил. Поражённый негр вместо драки кинулся обниматься.