Относительно того, что вы говорите об оружии в «Р[услане] и Людм[иле]», в «Песни о в[ещем] Олеге» – я спрашивал на защите дисс[ертации] по истории русского оружия. П[ушки]н не имел каких-то особых сведений об этом оружии.
Людм. Александровна Перфильева. Я смущалась, у меня был комплекс: я мало чувствовала иронию в Е. О. Спасибо Ал[ексан]дру Павловичу Чудакову, он снял с меня эту тяжесть!..
Н. И. Михайлова – о доме В. Л. Пушкина.
До «Бауманской» проводили Л. А. Перфильева (автор статей «Замок» и «Крыльцо» в «Онегинской энциклопедии») и ещё какая-то дама, преподавательница Ин[ститу]та культуры в Химках, куда меня в начале перестройки приглашали в завкафедрой (стесняясь, похвалила мой роман). С Л. А. поговорили об архитектуре пушкинского времени.
Обстановка на конференции была редкостно приятная, домашняя, включая пироги к чаю.
27 февр[аля]. Два дня провели на даче с Женечкой, вчера два часа занимались символизмом. Ребёнок соображает […].
Вместо писанья мемуара в сб[орник] МГУ с утра три часа (!) костенеющими на морозе руками чинил дверь в сортир, а до этого снимал дверцу со шкафчика на 1-м этаже, а до этого… Снежный ком дел.
2 марта. Привыкаю болеть. Говорят, это ожидает всех. Но ведь я не просто не болел. После эпизода в 20 лет я, по сути, не болел никогда, даже гриппом раз в 7–8 лет. Это, видимо, и оказало мне медвежью услугу, когда при ангине у меня не болело горло, я, как обычно, не чувствовал температуры и таскал кирпичи на даче! И дотаскался.
И зубы! Дантист ошеломил ценой. Маша говорит: «Если бы у меня не то что в 67 лет, а хотя бы в 50 были твои зубы, я была бы счастлива. Какие-то четыре коронки! – Ты права, первый зуб у меня заболел в 20 лет. Но всё равно противно».
Читаю в Школе-студии МХТ «Евгения Онегина». Смущая, аплодируют и благодарят в конце каждой лекции, смущая.
Надо побольше говорить им по профилю: о художественном чтении стихов, например.
9 февраля по ТВ Евг. Миронов – хороший актёр – очень плохо читал Пушкина. «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» – лицом и шеей играет «мятежное наслажденье». Диапазон – от патетики до многозначительного шёпота. «Я вас любил, любовь ещё быть может» – с паузами, зловещим шёпотом, который становится почти неслышимым. «Мне не спится, нет огня» – снова шёпот – видимо, это главная его краска. Скажу им: так не читают стихи. Его кто-то обманул.
3 марта. Почему я перестал в последнее время [хотеть] прожить лишние 5–10 лет сверх обычной нормы? (Меньше нормы по-прежнему не хочется.) Да потому, что исчез главный стимул, который был очень силён во мне всю молодость и долго после: любопытство к тому, что будет дальше, и надежда. А теперь ясно: лучше не будет. Ничего хорошего не ждёт человечество ни в ближайшем, ни в дальнейшем будущем. Не завидую тем, кто это увидит. И завидую тем, кто застал мир до I мировой войны: золотой век, с его верою, что так будет всегда. Да что там: я больше люблю недавнее, хоть и советское прошлое: ведь я мог раз в неделю беседовать с ВВ, сходить к Бахтину и Шкловскому, съездить к Л. Я. [Гинзбург] в Питер.
4 марта. Для сборника МГУ «Выпускники филологического ф-та 1960 года» как бы пишу мемуар. Прочёл 2 предыдущих сборника: выпуск 1955–1958-го. Впечатление тяжёлое: им нравились Самарин, Шанский, Турбин (от последнего – все в экстазе). Из выдающихся наших профессоров упоминают только С. М. Бонди. Как будто и не читали в эти годы на факультете ВВ, П. С. Кузнецов, С. И. Ожегов, В. Ф. Асмус… Кого они слушали, в чьи семинары ходили? Глаголева-дурака? Зозули?.. Положение моё трудное – надо написать: тех, кого вы хвалите, я не слушал, а ходил в это время к другим, такой я был умный.
Стал шерстить свой дневник университетских лет: это документ. М[ожет] б[ыть], дать кусочки?
Зачитался с утра – и не пишу, а уже 4 часа! И Грэй мяучит – не пора ли перекусить?..
Ночь. Написал на 4-х страницах письмо А. С. Собенникову – прислал нам в «Чеховиану» очень наскоро написанную и неважную статью, где ни на кого не ссылается и, имея самые смутные представления о структуре повествования, пишет именно о ней. Написал ему резкое письмо, не упомянув, правда, о других его плагиатах – не только из меня. Из меня же – сколько их было! И с чего я вдруг решил бороться с этим?.. <…>
5 марта. После своей работы на Мосфильме в качестве консультанта по фильму Каверина я не заблуждался относительно эрудиции актёров; стало ясно, что знают они очень мало. Но чтоб настолько!
По ТВ вечер встречи с А. Збруевым, хорошим, хотя и не выдающимся актёром. Рассказывая про то, как он играл вместе с Е. Леоновым в чеховском «Иванове», сообщил:
– Это серьёзный образ, его Белинский (!) назвал «Русский Гамлет».
Я решил, что это шутка. Но у него всё-таки где-то что-то смутно брезжило, и он стал серьёзно поправляться: «А может, и не Белинский…»
5 [возможно, описка, надо – 6] марта. Звонил Стаське Рассадину по поводу его 70-летнего юбилея и выступления по ТВ в связи с этим.
– Мне твоё выступление в целом понравилось – про себя говорил мало, всё про своих знаменитых друзей. В последнее время я на тебя сердился.
– За что?
– За твои статьи в «Новой газете». Пишешь там бог знает о чём. Вдруг – о Киркорове, о его скандале. Какой Киркоров? Зачем? В нашей системе отсчёта он не существует! Какое тебе до него дело!
– Ну, народ этим интересуется, я обязан откликнуться.
– Понимаю, тебе надо регулярно писать.
– Да нет, я свободен. Но я там пишу о многом…
– Не знаю, я редко читаю эту газету. Как себя ощущаешь?
– Трудно представить себя в 70 лет. Я ещё из детства не вышел, а тут – уже 70!
7 марта… В этот день он вёл светско-развратную жизнь: после лекции поехал домой к приятелю-поэту, который только что (в час дня) встал, и провёл там время за коньяком до 5 часов.
Правда, последние полчаса заняло ТВ, к[ото]рое приехало снимать в программе «Дачники» Шаховой то, что скажет им Чухонцев про Голицыно, и, узнав, что тоже там бывал, стали снимать и меня. Рассказал им про бедную Анну Баркову и про Домбровского.
У Олега выходит «Избранное», но за него он не получит ни копейки. «Хорошо, что хоть издают».
Что за мерзкое время. Одному из лучших поэтов современности не платят за книгу, куда вошло всё основное, что он написал.
Последнюю прозу Маканина не одобряет: «Говорят, старческий эгоизм. Я думаю, дело проще: деньги. Что берут, что требуется на Западе, что переведут».
Показывал альбом с автографами Гумилёва, Вяч. Иванова, Ю. Верховского и т. д.
Я подробно высказал своё мнение о его последней книжке (высокое). В частности, сказал, что он ввёл мандельштамовскую сложность стиховой ткани в стихи на есенинско-народную тематику. Клюев ему, как и мне, не нравится. Согласились в том, что Мандельштам – первый поэт XX века. Снова говорил о моём романе.
10 марта. Вчера читал доклад в секторе Непомнящего о тотальном комм[ентировании] ЕО. Пожилый идиот с обтянутым, как у скелета, черепом задавал дурацкие вопросы и порождал не менее идиотские высказывания, что я не опираюсь на теорию литературы и труды самых известных пушкинистов.
– На какие же?
– На мои. Шутка.
Знаем эти шуточки. Оказался […].
Непомнящий говорил, что чтобы осуществить эту тотальную программу, жизни не хватит. А вообще надо ком[ментирова]ть по слоям: язык, герои, сюжет. Он сам так собирается делать. Я сказал, что моя задача – именно в объединении всех слоёв в пределах строфы, строки, чтобы понять, как всё, включая пунктуацию, рождает смыслы.
Чухонцев сказал, что Стаське в «Новой газете» платят $ 200 в месяц и издают книги. Значит, и тут дело в этом.
У Толстого Нехлюдов размышляет: «Какие на них белоснежные рубашки, как хорошо вычищены сапоги. И кто делает всё это?» Я бы тоже через сто лет хотел задать этот вопрос – неуж они, как я, стирают по вечерам свои рубашки, а утром перед лекцией гладят их?..
Толстой боролся за то, чтобы по утрам самому выносить за собою своё судно. Я чищу дачный клозет за родственниками, гостями, рабочими, строящими сарай и чердак. Получилось, как он хотел, – и с большим превышением.
Вдова Бернеса Лилия Михайловна вспоминает [вклеена вырезка]: «…Кроме быта. Если надо было что-то прибить, подвинуть, он кричал: „Лиля, иди сюда, здесь нужно то-то сделать“. Он не мог без меня достать из холодильника котлеты» (НГ, 2001, № 73). Т. е. у нас уж [если] кто эксплуатирует кого, то на полную баранку. Подумаешь, Шаляпин нашёлся. Вспомнился сотрудник нашей чеховской группы И. Ю. Твердохлебов, хороший комментатор (но не более). Про него рассказывали, что он не знает, сколько стоит батон хлеба.
У Чехова в «Моей жизни» Полознев говорит, что все без исключения должны заниматься физическим трудом. А доктор ему говорит, что если все, в том числе учёные, участвуя в борьбе за существование каждый сам за себя, «станут тратить время на битьё щебня и окраску крыш, то это может угрожать прогрессу серьёзной опасностью». Это я каждое лето бью щебень и крашу если не крыши, то стены дачи (что по площади не в пример больше), копаю землю, чищу болото – это я! Не знаю, имеет ли отношение моя деятельность к прогрессу, но что, не делай я всего этого, на пару книг написал бы больше – это факт.
12 марта. Даты, даты… Надев (обув) ботинки, коим 35 лет, намазав лыжи, коим 5 лет, мазью, которой 30 лет, ушёл с утра в лес.
Зима поздняя, снежная; лес прекрасен. Покатался не хуже, чем 30 лет назад. А что – даты? Время – его нет, не существует, пока носят ноги, так гениально задуман Творцом человек.
Выбираю завалы записей 90-х гг. Масса почти готовых публицистических статей, не напечатал из этого ничего – м[ожет] б[ыть], и правильно, толку было бы чуть.
Одна из самых ранних перестроечных записей (год 90-й?): «Отдать собственность надо кому угодно – тому, кто может её взять, кто к ней ближе. Главное – как можно скорее. А что всё равно кому – „эти руки не могут быть чистыми“ (Маркс), т. е. так и так достанется жуликам или полужуликам». Похоже, что те, кто эту собственность раздавал, подслушали мои мысли – им тоже казалось – скорей, скорей! Я-то боялся, не вернулась бы советская власть, и вообще не экономист. Но они-то – экономисты! И с чего