30 ноября. <…> Вчера была моя вторая лекция по медленному чтению «Евгения Онегина» – мечта с самого начала моего преподаванья. За две лекции дал толкование примерно 1/3 строф. Корейцы клянутся, что понимают. Надо такой же курс по «Онегину» читать своим, в Москве.
Пишу прозу.
2 декабря. Описываю депортацию чеченцев и ингушей – по впечатлениям детства. Всё это надо было описать и напечатать 15 лет назад. А теперь всё всё знают и об этом пишут – кто поверит, что я всё знал и так же думал об этом и 20, и 25 лет назад – в сущности, всегда, с самого детства. Не опоздано ли?..[44]
8 декабря. М. б., осуществить чеховский замысел – писать роман в виде отдельных самостоятельных рассказов? Что-то всё сваливается в эту сторону.
Из писем
[Начало декабря 1996 г.]
Пишу роман!
…Обещали какую-то культурную программу – корейскую свадьбу и проч. Но пока отстали, чем я доволен – сижу, пишу, как явствует из эпиграфа, роман (= хронику = мемуары = серию записей), боюсь, что его постигнет участь чеховского романа (он его писал в виде отдельных главок-рассказов, а потом вообще бросил). «Не справляюсь с композицией». Т. е. отдельные куски вроде и ничего, но как всё это соединить?.. Трудно сочинять высокохудожественную прозу. Всё непривычно, начиная со стола, на котором лежит только стопка чистой бумаги, а всё остальное я за ненадобностью убрал, но стал чувствовать какой-то неуют и потихоньку опять всё натащил. Нашу с тобой любимую серую бумагу вынужден был оставить в аэропорту вместе с книгами, а тут продаётся такая роскошная, что, чувствую, моя проза её недостойна.
Библиотека университета бедна – не то слово: просто никакая, даже у проф. Кима (главного) в кабинете – лучше. Но т. к. я теперь прозаик, то этот недостаток не чувствую. Ежели переменить профессию, то можно не токмо что в Сеуле, а на необитаемом острове писать.
<…> Я почему-то взял мало рубашек под галстук – всего 3. Без перерыва их стираю. А купить тут на мой размер – нечего и думать. Когда назвал № ботинок в магазине – весело смеются. Говорят, что какие-то на нормальных нелилипутских людей размеры есть в магазинах на американской базе. Туда ещё не добрался.
12.12.96 в Сеуле
<…> заранее поздравляю тебя – вдруг не дойдёт, если позже, – этой высокохудожественной открыткой. С днём рожденья тоже – они в этих случаях посылают именно ветки – чтобы жизнь шумела, полная цветов и листьев, как писал известно кто. Я теперь тоже – пусть считается – писатель, создаю маловысокохудожественные тексты, а может, средневысокохудожественные – неясно, только К<…>[45] скажет, прочитав. Пишу – ты будешь смеяться – за исключением двух дней недели каждый день! И – ты опять будешь смеяться – какие-то даже юмористические куски, временами кажется, что даже ничего, сам смеюсь, во всяком случае. Есть и серьёз. «Рождался писатель универсального художественного и стилистического диапазона» (Ч-в А. П. А. П. Чехов. Биография писателя. М., 1987. С. 00). Всё непривычно. Не надо библиотек. Пустой стол – только стопка бумаги, да черновичок слева (а то и его нет). Какая-то странная свобода в голове – не связанность каким-то материалом, оглядкой, ссылками, цитатами… Про что ни начну – что-то помню, знаю: хучь про кочегаров, хучь про лошадей… Может быть, Каверин и был прав, когда советовал мне писать – «вы же много знаете». Во всяком случае, это – единственная область, где может быть востребовано всё – от биологии до спорта, если вообще кому-нибудь нужно, чтобы это было востребовано. Твой телефонный совет – писать приятное, что идёт, что пишется – с благодарностью принял. Ведь мы привыкли в своей науке: не только что хочется, но и что надо. М. б., в искусстве не так?.. Странно, но помогает мой небольшой мемуарный опыт, даже не знаю в чём – в каких-то приступах к темам, что ли. Вот расписался про это – привыкай, мы, писатели, любим поговорить о своих творческих задумках – проблемах – трудностях. Посылаю экран писания – как документ.
Лекции идут успешно. Почти 6 часов посвятил медленному чтению – комментированию Е<вгения> О<негина> – вопреки советам разных экспертов, что корейцы-де ничего не поймут. Прекрасно поняли и говорят, что это им полезней всего остального – такой тотальный лингво-стилистический и культурологический комментарий. Прошёл с ними 1/2 I главы, рассказал им, что Щерба вступление к «М<едному> всаднику» анализировал целый семестр, – ахали, восхищались и тоже захотели.
В Сеульском университете (это не мой, другой), где я читал одну лекцию, один аспирант сказал, что не думал, что ему выпадет такое счастье – разговаривать с великим учёным. А профессор в ун-те Ён-сё сказал, что они весь семестр изучали в семинаре сначала «Поэтику Чехова», а потом «Мир Чехова». Как рассказывал Шкловский, когда студент в Праге заплакал, увидев его… А ещё один аспирант сказал, что был уверен, что я давно помер, т. к. «Поэтика Чехова» вышла ещё до его рождения. <…>
Покой снизошёл на мою душу на этом краю света – последнее время я был нервен, прости меня за это, но теперь как-то спокойно.
Экран писания романа (г. Сеул)
Нояб.
14(15) – 4 стр. высокохудожественного текста
– 1 стр. не –» –» –
– 2 стр. художественного текста
– 1 стр. просто —» —
21–26 – 3 стр. среднехудожественного текста
27/XI – 2 стр. так себе текста
28/XI – 2 стр. высокохудожественного текста + 1 стр. антихудожественного текста + 3 стр. малохудожественного.
29/XI – 2 маловысокохудожественные стр-цы
30/XI – 1 стр. так себе текста
Дек.
1/XII – 3 стр. неясного качества
2/XII – До обеда – 3 стр.: хорошо, но не ой-ёй-ёй.
После – 1/2 стр. высоколирич. текста
1 стр. – ничего себе.
3/XII – 1 стр. (про кочегара) – высокохудожественная.
4/XII – 1 стр. народного диалога, м. б. и смешного, но неясно, нужного ли. + 3 стр.
5/XII – 2,5 стр. – непонятно.
8/XII – 1,5 стр. + 1 стр. событийного повествования после разговора по тел. с Л.
9/XII – 1,5 стр. про ООН – средневысокохудожественных.
10/XII – 2 стр. о Ваське – высокохуд. юмористич. текст.
11/XII – те же 2 стр. о Ваське, полностью переработанные – ещё более высокохуд. и ещё более более юмористич. текст + 3 стр. дальнейшего юм. текста.
12/XII – с утра непонятно насколько худ. 2 стр.
Из дневника
14 декабря. 7-го в ун-те «Ён-сё» – конференция «Литература и лингвистика», читал там доклад «О принципах анализа художественного произведения» – о своей теории уровней, но больше всего о предметном мире. <…> Вечером – концерт камерного хора <…> – Christmas Hymn, Monteverdi, песни Шумана, Schonberg – Friede auf Erden – все на языке оригиналов, прекрасно. <…>
Из писем
17.12.96.
<…> Работается хорошо. Стало ясно: всю жизнь я жил в клетушках, которые меня сдавливали. Тут брожу по трёхкомнатной полупустой квартире и думаю. <…> Может, я, как Гоголь, буду писать роман в прекрасном далеке?.. Неясно, правда, что из этого выйдет, только К <…> скажет, стоит ли. Не говори никому больше про мою прозу <…>. Не стоит.
<…> Иногда кажется, что вроде и ничего… Не хуже, чем у NN и XY…[46] Правда, выяснилось, что я ненужно хорошо знаю русскую литературу – всё время есть опасность свалить то в «Отрочество», то в «Жизнь Арсеньева». Неуж Тынянову это не мешало?
Из дневника
23 декабря. <…> 20-го, в пятницу, заболел, t – 39,3. Все испугались. Сказал им, что у меня быстро пройдёт, – не поверили. 21-го уже была утром 37,3, а вечером – нормальная и 21-го же в 13 часов уже читал заключительную лекцию по исторической поэтике <…>.
…Целыми днями пишу. Чукча теперь не читатель, чукча – писатель. Всё идёт в дело! Всё, что знаю. Странное чувство. Всё, что выливалось только в застольные и кухонные разговоры, рассказы Юре Попову (когда ещё!), Жене[47] и др. – всё, оказывается, можно перелить в чеканную маловысокохудожественную прозу. М. б., прав был Каверин – и мне давно надо было писать? «Вы много знаете, и вам всё интересно – и разное, а это главное» – примерно так он говорил однажды после какого-то нашего длинного разговора. Действительно, интересно мне всё – пока. Надолго ль? Странно думать, что чувство это может угаснуть.
Если писать ежедневно, возникает инерция творчества, так хорошо знакомая мне по науке – и так же знакомо её иссякание при перерыве хотя бы в два-три дня.
…Это будет последний роман-идиллия – ностальгия по доиндустриальной эпохе, но не патриархальной, как у Ф. Искандера, а русско-интеллигентски-патриархальной, осколок дворянского XIX века.
31 дек.
<…> Читаю Фазиля. Он совершенно уверен, что всё это – как шелушат кукурузные початки, как доят буйволиц и едят баранину с аджикой – всем интересно. Буду и я так считать про патриархальную жизнь города Чебачинска.
1997
[Вернувшись в Москву, А. П. вновь писал уже урывками. Дни были отданы академической работе, преподаванию.]
1 марта. Получил главы своего романа с машинки. Видимо, слишком долго изучал Чехова – всё слишком кратко – «вроде сгущённого бульона», как выражался классик. В главе – 8, 6, 4 страницы. Ну куда годится?..
19 марта. <…> С прозой застопорилось – нового пишу мало, штопаю (добавляю) старое. Л. отдал перепечатанные главы. Очень хвалит.
21 марта, дача. Приехал сегодня днём. Три дня валил снег – по колено. Расчистил, жду завтра Л. с Женечкой[48]