На семидесятой минуте мне удалось сравнять счет. Получив мяч от Пасулько на левом фланге, я обыграл Хёрстера финтом влево-вправо, ворвался в штрафную и пробил в дальний угол. Фолльборн прыгнул, но не дотянулся.
На восемьдесят пятой минуте я мог оформить дубль, но удар с границы штрафной прошел чуть выше перекладины. До конца основного времени счет не изменился — 2:2.
Сразу же после финального свистка, не проводя дополнительное время, тренеры решили пробить серию послематчевых пенальти. И именно здесь Харин показал себя с самой лучшей стороны.
Дима сделал эту серию очень короткой — нам даже четвертый удар не понадобился. Первый одиннадцатиметровый реализовал я. Затем Харин отбил удар Томаса Хёрстера, который пробил слишком слабо и точно в руки вратарю.
Витя Пасулько развел по разным сторонам ворот мяч и голкипера. Гюнтер Древс ударил сильно, но точно в Харина, который остался по центру ворот. Родионов реализовал третий удар для нас, а потом Харин третий же отбил.
Именно этот сейв получился у моего одноклубника наиболее красивым. Кристиан Шрайер ударил в принципе достаточно качественно — попал сильно и в угол, но Дима угадал направление удара. Прыгнул, может быть, даже чуть раньше, чем нужно, но как раз так, чтобы отбить мяч кончиками пальцев.
В результате 3:0 в серии пенальти, и сборная Советского Союза ожидаемо вышла в финал этого неофициального турнира, который должен был пройти уже на следующий день. Нашим соперником в финальном матче должен был стать шведский «Гётеборг».
После этого мы не отправлялись домой, потому что уже через десять дней здесь же на Канарах, только на другом стадионе — на стадионе «Инсулар», а не на городском стадионе Маспаломаса — нас ждал матч совершенно другого уровня. А именно игра Испания — СССР.
Учитывая это обстоятельство, Эдуард Васильевич принял абсолютно логичное решение не дергаться, не лететь обратно в Москву, а в спокойном режиме провести большой сбор в Испании на Канарских островах и сыграть в финале этого сбора с испанцами.
Практически три недели отдыха на островах. Полноценные каникулы или смена в пионерском лагере. Учитывая то, что сейчас на Канарах пионеротряд Стрельцова находился в полном составе — Харин, Добровольский, оба Савичевых и я, плюс примкнувший к нам Заваров, который недалеко от нас ушел по возрасту — это действительно напоминало пионерский лагерь. Шуток по этому поводу в сборной было достаточно.
После матча с «Байером» у нас был выходной день.
На следующий день я проснулся очень рано. И не потому, что мне не спалось, а потому, что мы договорились с Катей, что я ей позвоню в субботу утром.
Моя умница-красавица сегодня собиралась на внеочередном комсомольском собрании своей группы «пропесочить» парочку морально нестойких студенток, которых застукали за неподобающим советским девушкам занятием. Вопрос был важный, и Кате нужна была моя моральная поддержка.
Я встал с кровати, натянул спортивные штаны и футболку и вышел на балкон. Было еще темно. Атлантический океан простирался до горизонта и почти сливался с темным небом. Только легкое фосфоресцирование прибойной полосы выдавало границу между водой и сушей. Воздух пах солью и экзотическими для нас, но привычными для Канарских островов цветами из разбитого внизу сада при отеле.
Мысли крутились вокруг будущего разговора с Катей и о том, что причина, по которой она встала ни свет ни заря в Москве в субботу утром и меня подняла на другом конце света, на самом деле достаточно глупая. Вроде бы восемьдесят шестой год на дворе, и что такого в том, что две девчонки не поделили одного парня и устроили драку? Дело молодое, и подключать к этому общественность, раздувать из мухи слона, тем более не давать спать людям в пять утра — полнейшая глупость.
Но почему-то моей Катюше, новоявленному секретарю комсомольской организации курса, потребовалось именно сегодня утром устроить это судилище. Да еще и меня к этому делу подключить, чтобы я ее настроил и подсказал нужные слова.
На мой взгляд, нужные слова в этой ситуации только одни: сами разберутся, чего лезть. Но это я, может быть, действительно что-то не понимаю, и на самом деле все куда серьезнее. Неважно. Главное, что я проснулся и, потягиваясь и зевая, спустился в холл отеля.
Заспанный ночной портье удивленно посмотрел на меня.
— Что-то случилось? — спросил он на ломаном русском.
В этот момент я в очередной раз удивился тому, что принимающая сторона, испанцы, так хорошо подготовились к нашему визиту. Персонал этой гостиницы говорил в том числе и на русском. Насколько я понимаю, сейчас в середине восьмидесятых никакого потока туристов из Советского Союза нет. И зачем сотрудникам гостиничного бизнеса на Канарах учить русский язык, непонятно. Но факт остается фактом — этот худощавый загорелый канарец лет пятидесяти действительно по-русски говорил.
— Можно воспользоваться телефоном? — спросил я, оглядываясь по сторонам.
— Да, конечно, конечно! — откликнулся он. — Позвольте уточнить, куда вы собираетесь звонить?
— В Советский Союз. В Москву, если быть точным.
— Понятно. Вам нужна помощь с набором номера?
— Да, если не сложно.
Вот примета времени. Раньше или позже, смотря как посмотреть, мне позвонить из одной страны в другую не составляло вообще никакой проблемы. Мобильные телефоны есть у всех, набрал номер, и через несколько секунд можешь слышать родной голос в трубке. Здесь же — международный код, потом код страны, потом Москвы. Целая история.
Но все получилось. После нескольких попыток дозвона в трубке наконец-то послышались длинные гудки московской АТС, а затем гудки сменил бодрый и ясный голос Кати.
— Алло?
— Ярик, это ты?
— Да, привет, Катюш! Ну что, готова молниями кидаться в своих одногруппниц?
Следующие десять минут мы разговаривали. И я понял, что повод-то у моей ненаглядной был надуманный. Ей просто хотелось, чтобы я позвонил ей в эту субботу. Но я на самом деле ничего против не имел, потому что с Катей я был готов разговаривать часами — и днем, и вечером, и утром, и ночью, когда угодно. Все-таки я всерьез планировал связать с ней свою жизнь.
А потом в наш разговор буквально ворвались крики на арабском языке, в которых я отчетливо разбирал хорошо известное людям будущего «Аллаху акбар!» и выстрелы.
Через главный вход в отель ворвались сразу почти десяток до зубов вооруженных людей в черной одежде с замотанными какими-то тряпками лицами. Администратор отеля вскочил со своего кресла и тут же упал, буквально разорванный автоматной очередью. Еще один работник гостиницы, который выбежал в холл откуда-то сбоку, через пару секунд присоединился к первому. Террористы — это очевидно были они — не пощадили и его.
Я в этот момент инстинктивно пригнулся за стойку и прижал трубку к уху.
— Катя! Катя! Ты слышишь меня?
— Да… что… что там за шум? Что происходит?
— Немедленно звони в КГБ! — закричал я ей. — На нас напали террористы! Скажи, что на сборную СССР на Канарских островах напали террористы!
— Слава, что?..
— Отель «Бая Фелис», Лас-Пальмас! Звони в КГБ! — в очередной раз сказал я, не обращая внимания на крики из трубки: «Слава, слава, что это значит, что происходит?»
Я рванул к панорамному окну в нескольких метрах от себя. Автоматная очередь прошила воздух над моей головой, а затем еще одна ударила куда-то в стену за мной. Я только чудом избежал смерти в этот момент.
Закрыл голову руками, прикрыл глаза и всем телом врезался в стекло, вылетел на улицу и тут же вскочил на ноги, прыгнул за угол. Очень вовремя, потому что буквально через какие-то считанные мгновения в несчастный розовый куст, в который я прыгнул из окна, влепили сразу несколько автоматных очередей.
А потом, когда я уже был за углом, даже раздался взрыв. Видимо, какой-то ублюдок в черном решил добавить гранату.
Что делать дальше, я понимал очень отчетливо. В гостинице — десяток до зубов вооруженных головорезов, которые, едва ворвавшись внутрь, начали убивать. Так что изображать из себя Рэмбо я не собирался. Тут нужно только одно — как можно быстрее добраться до местного полицейского участка и молиться, чтобы Катя все поняла правильно и смогла быстро дозвониться в Москву.
И вот ведь гадство какое — в столице субботнее утро, наверняка больших начальников нет в их кабинетах. Так что со скоростью передачи информации могут быть проблемы.
— Слава! Слава! Слава! — кричала в трубку Катя после того, как голос ее любимого человека прекратил звучать на том конце телефонного провода.
Вместо него она слышала только какие-то крики, стрельбу и взрывы, а затем короткие гудки. В голове все еще звучал голос Славы и его крик: «Звони в КГБ! На нас напали террористы!»
Но девушка впала в какой-то ступор и не знала, что делать. Само собой, ни о каком звонке в КГБ речи не шло — она просто не знала номера. А потом в голову пришла спасительная мысль: нужно звонить хотя бы в милицию, хотя бы туда, там точно помогут, не могут не помочь.
Она схватила телефон и принялась лихорадочно крутить диск, набирая номер раз за разом, но ответом были только короткие гудки. Все произошедшее так на нее повлияло, что она даже совершила какую-то детскую, непростительную ошибку, которую не может совершить человек, знающий, что такое телефон. Она, прежде чем звонить в милицию, не положила трубку на рычаг и не сняла ее заново.
В телефоне звучали все те же самые ужасные короткие гудки, а она набирала номер. Так неожиданно отреагировало ее сознание, такая была реакция организма.
А следом начались слезы и истерика от того, что она не понимала, что происходит. Да еще и она была одна дома. И в этот момент, наверное самый тяжелый момент в ее жизни, наконец-то пришла спасительная мысль: надо бежать к Оле, к сестре Славы, которая, как знала Катя, сейчас была не у себя в общежитии, а в квартире Сергеевых в соседнем подъезде.