— Слава, — Катя тихо позвала меня, пытаясь быстрее снять второй ролик.
— А ролики-то какие! — заметил ещё один. — Тоже зарубежные?
Вот тут я понял, что мы вляпались. Ролики лежали рядом с Катей, а та всё ещё не могла освободиться от второго. В Московском парке, среди людей, нас окружили. Совсем как тогда в Милане. Только без пистолета.
— Пацаны, мы просто покатались и уходим, — попытался разрядить обстановку.
— А мы просто хотим посмотреть, — ухмыльнулся главный. — Или ты нас не уважаешь?
Ситуация накалялась. Катя наконец освободилась от ролика, но теперь надо было обуться в обычную обувь.
— Покажи фотик, не жадничай, — уже более жёстко потребовал тот, что стоял справа.
В голове всплыли воспоминания о Милане. «А ну выворачивай карманы!» — кричал тот урод. Что-то мне не нравится это дежавю. И хуже всего то, что этих уродов с десяток, а я один. Катя не в счёт.
— Ладно, — сказал я. — Бери. Только мы после этого идём.
Главный усмехнулся: — Вот и умница. А то…
Но тут один из его пацанов, тощий парень с прыщавым лицом, не выдержал. Возможно, решил, что разговор затягивается. Или просто хотел выпендриться перед старшими.
— Слава, сзади! — вскрикнула Катя.
Я резко обернулся, но было поздно. Тощий уже замахивался. Удар пришёлся мне в область почек — мощный, болезненный. Я споткнулся, но не упал.
— Ты чё, больной⁈ — завопил главарь на своего подчинённого. — Кто тебе разрешил⁈
Но дело было сделано. Тощий, видя, что попал в переделку, решил довести начатое до конца: — Не хрен с нами разговаривать!
И полез снова. Теперь — с кулаками.
Я увернулся от удара в лицо, схватил его за руку. Рефлексы сработали автоматически — годы тренировок не прошли даром.
— Держи его! — заорал главарь. — Всё, теперь получишь!
Остальные кинулись на меня. Выбора больше не было. Я оттолкнул тощего от себя и приготовился драться.
Первый удар принял на руку. Второй — по рёбрам. Отвечал, как мог. По лицу, в живот, коленом в пах. Слышал крики Кати, но уже не мог разобрать слов.
Один против четверых — плохой расклад. Но я был крупнее, тяжелее. И злее. Вспомнился тот итальянский мудак, из-за которого я здесь. Злость придавала сил.
Сбил с ног главаря, но тут же получил удар в спину от третьего. Оступился. Катя кричала что-то про милицию, но её голос терялся в шуме драки.
Звук приближающихся шагов заставил нападавших оглянуться. Я тоже повернул голову, плюясь кровью.
По центральной аллее уверенно шли человек двадцать в клетчатых штанах. Короткие стрижки, накачанные фигуры, тяжёлая поступь. Настоящие качки — каждый под центнер весом. Даже на расстоянии чувствовалось, что это серьёзные ребята.
Ведущий, здоровяк с лицом боксёра и свежим шрамом через всю правую щёку, быстро оценил ситуацию одним взглядом. Четверо парней бьют одного москвича, рядом плачет девушка, вокруг разбросаны дорогие ролики и фотоаппарат.
Секундная пауза. Качки переглянулись. Никто ничего не сказал.
И они полетели на моих обидчиков.
Первый удар пришёлся главарю точно в переносицу. Хрустнуло так, что у меня заломило зубы. Кровь хлынула фонтаном. Рыжий великан под два метра ростом в тот же момент въехал кулаком размером с молоток в солнечное сплетение рябому. Тот сложился пополам и рухнул, хватая воздух.
Третий парень в лёгкой куртке бросился на ближайшего качка. Зря. Тот просто развернулся и ударил локтем в гортань. Потом схватил за голову и с размаха приложил лбом о дерево. Раз. Два. Три. На четвёртый удар нападавший обвис и медленно сполз по стволу.
Четвёртый пятился, орал что-то нечленораздельное. Из его рта вылетали булькающие звуки.
И тут началось настоящее побоище.
Из толпы зрителей, которые секунду назад просто смотрели на драку, к месту схватки ринулись ещё человек пятнадцать. Оказывается, парк был полон переодетых. Они орали, матерились отборной бранью.
Качки мгновенно оказались в окружении. Но растерялись только на секунду. Кто-то из них буркнул короткую команду.
Из-за фонтана к драке приближалась ещё одна группа мускулистых парней. За ними — ещё одна. Клетчатые штаны, могучие фигуры, злые лица. Они шли молча, как волчья стая.
Теперь дрались уже человек пятьдесят. И с каждой минутой становилось больше.
Парк наполнился звуками ломающихся костей, хрипом, мокрыми ударами кулаков о плоть. То тут, то там слышались отборные ругательства.
Я схватил Катю за руку и оттащил подальше, за массивный дуб: — Не высовывайся!
Драка разворачивалась в десяти метрах от нас. Я не мог отвести глаз — слишком жутко и завораживающе одновременно.
Качок в клетчатой рубашке, настоящий зверь весом килограммов под сто двадцать, схватил одного худого паренька за шею, другого за ногу. Держал их на весу и стукал друг о друга, как стиральные доски. Хруст, стоны, влажные звуки.
Три тощих пацана танцевали вокруг здоровенного белобрысого качка, тыкая в него велосипедными спицами. Тот медленно поворачивался, пытаясь дотянуться до хоть одного из них. Его лицо было красным от натуги. Вдруг он рывком схватил одного за рубашку, подтянул к себе и врезал головой в лицо. Хруст носа. Паренёк свалился.
Кто-то завопил что-то про ножи. В руках худых парней замелькали лезвия — финки, самодельные заточки, кухонные ножи. Качки подхватили булыжники, бутылки, обломки кирпича.
Полетели камни. Разбитое стекло. Железные прутья от ограждений. Драка превратилась в мясорубку.
Главарь тех, кто на меня нападал, полез за пазуху. Выхватил самодельный пистолет. Железка кустарного производства, но рабочая.
Все замерли. На секунду наступила тишина, нарушаемая только хрипом раненых.
Качок со шрамом даже не остановился. Ринулся на стрелка. Выстрел. Пуля пролетела мимо, разбила стекло в павильоне. Качок добрался до противника, выбил пистолет ударом колена. Схватил за голову и начал методично долбить о асфальт. Раз. Два. Три. Четыре. С каждым ударом хруст становился всё мокрее.
Выстрел разнёсся по всему парку. Кто-то поджёг мусор у газетного киоска. Дым, вонь горящей бумаги и пластика. Искры разлетались, поджигая листву. Приятный вечер превратился в ад.
И те, и другие дрались отчаянно. Это была самая настоящая животная ярость. И этим она была для меня сюрреалистична. Как будто это не центр благополучного города, столицы великой державы, а захолустье на Диком Западе.
И несмотря на то, что те, кто на нас напал, дрались отчаянно, качки явно доминировали. Они были сильнее, опытнее, лучше организованы. Худые пацаны падали один за другим. Крови стало слишком много.
Некоторые уже не поднимались. Лужи крови расползались по асфальту. Раненых становилось всё больше, а драка не стихала. Наоборот — разгоралась.
Воздух стал красным от крови и заходящего солнца. По всему парку валялись окровавленные тела, обрывки одежды, сломанные палки.
Внезапно с края поляны донёсся отчаянный крик: — Менты! Милиция, шухер!
Все остановились. Даже те, кто был в самой гуще боя.
Со всех сторон приближались люди в милицейской форме. Человек шестьдесят, не меньше. В тёмно-синих летних мундирах, с дубинками наперевес. Шли строем, сужая кольцо.
Толпы дерущихся бросились врассыпную. Кто-то пытался прорваться через кусты, кто-то бежал к выходам. Но оцепление уже замкнулось.
А я почувствовал огромное облегчение. Наконец-то! Этот кошмар заканчивается.
Упаковали нас, не деля на правых и виноватых. И нападавшие на меня, и качки — все вместе оказались в одних и тех же милицейских машинах. Обычные служебные автомобили жёлто-синих цветов.
Катю тоже забрали. Никакие доводы на тему того, что мы жертвы, не помогли. Мой внешний вид говорил сам за себя — сбитые костяшки пальцев ясно показывали, что я участвовал в драке. А по Кате любой мог понять, что она тут на 100% жертва обстоятельств. Но доблестные стражи порядка никакой разницы не видели.
Как ни странно, меня никто не узнал. Хотя, может, я слишком много о себе мнения? И не такая уж я важная фигура в СССР 1985 года, и стражам порядка всё равно, кто перед ними — обычный москвич, гость столицы, футболист или простой работяга.
Но через пару минут узнавание всё-таки случилось. Сразу одновременно — у качков, ставших нашими товарищами по несчастью, и у милиционера-водителя.
— Рыжий, посмотри, это Сергеев! — сказал один из качков.
Он был яркий, как апельсиновый сок. Волосы даже не оранжевые, а какие-то жёлтые. Лицо полностью усыпано веснушками. Правда из-за крови их было не очень хорошо видно.
Его приятель поднял на меня глаза, и лицо тут же озарила улыбка узнавания: — Точно, это Сергеев из «Торпедо»! Слава, а ты как тут оказался?
Не скрою, это было приятно.
— Да вот, с девушкой гулял, на роликах катались. Вот эти ребятки… — я показал на сидевшего рядом типа. — К нам пристали. Очень им захотелось и ролики, и фотоаппарат.
— Слышь ты, мотальщик придурочный! — Рыжий тут же ударил ногой парня. — Ты хоть понимаешь, на кого вы нарыли? Это же Слава Сергеев, футболист, чемпион Европы! Главный советский спортсмен! Вы понимаете, уроды, что вы могли сделать?
Не выдержав, он плюнул в лицо казанскому хулигану.
— Что у вас там происходит? — раздался голос милиционера.
— Товарищ начальник, тут ошибочка вышла! — закричал Рыжий. — Вы вместе с этими казанскими беспредельщиками Славу Сергеева загребли! Из «Торпедо», футболиста! Он тут случайный. Мы его от казанских защищали, когда вы появились.
— Какой такой Сергеев?
— Ну, Слава Сергеев, нападающий «Торпедо» и сборной. Обладатель Золотого мяча! Ну вы что, футбол не смотрите?
Машина затормозила. Через пару секунд открылась задняя дверь. Там стояли сразу трое сотрудников.
— Неправда, — сказал один, — похож, да. Но они тут все избитые. По этому парню видно только то, что он москвич и мажор. Ты посмотри на его одежду. Да и девица тоже явно не из семьи пролетариев.
— Вообще-то, товарищ лейтенант, — молодец, Катя, правильно посчитала звёздочки, — у меня отец самый что ни на есть рабочий человек. Он на ЗИЛе инженером трудится, как и отец Славы, который не мажор никакой, как вы высказались, а действительно футболист московского «Торпедо» и сборной СССР. Так что на вашем месте я бы язык-то свой прикусила.