и осуждены по той же статье, что и Джеральд. В ходе расследования все трое отрицали, что совершали инкриминируемые им деяния, и вину свою так и не признали. Подобные насильственные действия, если они на самом деле случаются, конечно же ужасны, и одна лишь мысль о том, что их жертва останется неуслышанной, потрясает до глубины души. Однако такие дела, как наше, вызывают у экспертов значительное беспокойство из-за того, какими методами были получены показания детей, особенно если отсутствуют иные объективные доказательства.
В 1998 г. судья Исаак Боренштейн выразил озабоченность обстоятельствами дела о насилии в детском саду Феллс-Эйкерс, эти обстоятельства привели его к убеждению о необходимости пересмотреть дело, и в результате судья отменил принятое ранее решение в отношении Вайолет и Шерил. В решении по делу штат Массачусетс против Лефейв от 1998 г. Боренштейн высказался предельно ясно: «Проявившие чрезмерное усердие и обладающие недостаточным уровнем профессиональной подготовки следователи применили неподобающие методы при проведении допроса и руководствовались неправильными методиками проведения следствия в целом, вероятно не подозревая, насколько велика опасность подобных действий, допросы детей и их родителей проходили в атмосфере если не истерии, то паники, что повлекло возникновение огромного числа предубеждений и непоправимых ошибок. Наличие подобных серьезных ошибок привело к выводу, что свидетельства детей являются сомнительными»[208]. Решение в отношении Амиро осталось без изменения, но впоследствии он был условно-досрочно освобожден от отбывания наказания исправительным учреждением штата Массачусетс в 2004 г. Сестра Амиро даже после освобождения и снятия с нее всех обвинений была вынуждена участвовать в судебных тяжбах относительно первоначального обвинительного решения. Джеральд и Шерил Амиро на протяжении всего этого времени продолжали заявлять о своей невиновности. Вайолет Амиро умерла в 1997 г.
Я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что в этом деле правда, а что вымысел, но считаю, что здесь применялись некоторые проблемные методики работы с памятью, которые мне хотелось бы осветить более подробно. Надеюсь, мне удастся пролить свет на то, каким образом мы могли бы избежать подобного кошмара в будущем. Предлагаю вам ознакомиться с несколькими особо важными моментами, которые непосредственно связаны с тем, что мы уже знаем о податливости и изменчивости памяти. Рассмотрим же кусочки мозаики памяти, из-за которых могут возникнуть ложные воспоминания о травмирующих событиях, например о сексуальном насилии. Это и недостаток скептицизма, и допущение о наличии «симптомов» пережитого сексуального насилия, презумпция виновности, научная неграмотность и даже, как бы невероятно и дико это ни звучало, предположение о существовании сети подпольных организаций, практикующих сатанинское ритуальное насилие.
Давайте проанализируем все эти моменты по отдельности. Начнем со скептицизма. Быть скептиком означает искать доказательства истинности того или иного утверждения, а не принимать его на веру бездоказательно. Быть скептиком не то же самое, что быть критиком, потому как критики всегда ищут, к чему придраться, в то время как скептики принимают во внимание факты, доказывающие как истинность, так и ложность утверждения. В деле о насилии в детском саду Феллс-Эйкерс мы можем с очевидностью утверждать, что большинство из тех, кто проводил следствие, особым скептицизмом не отличались.
Один из учителей, работавших в детском саду, давая интервью Чарлзу Сеннотту, заявил: «Они меня до чертиков напугали… Все шло к обвинительному приговору, и никто не задавался вопросом «Неужели это действительно происходило?». О здравом смысле никто и слышать не хотел». Вместо того чтобы подвергнуть сомнению дикие рассказы о домогательствах со стороны клоунов, роботов и омаров, лица, проводившие допросы, сочли эти описания разумными, поскольку дети были не в состоянии до конца осознать природу произошедших с ними событий. О бремени доказывания, что лежит на стороне обвинения, было позабыто в угоду желанию поймать монстров, которых все считали реально существующими.
В этом деле действительно наблюдается просто чудовищная нехватка объективных доказательств. Некоторые заявления детей, в частности шокирующее признание о ноже мясника, должны были быть подкреплены отчетом об имеющихся ранах и повреждениях. Однако ни у одного из воспитанников ни шрамов, ни каких-либо повреждений странного происхождения обнаружено не было. Также вполне разумно было бы допустить, что, если бы подобные чудовищные зверства происходили неоднократно, кто-то из учителей должен был заметить неладное. Однако ни один из сотрудников не давал подтверждающих показаний. «Волшебную комнату», которую описывали дети, тоже не нашли. Когда записи допросов, проводимых сотрудниками полиции и терапевтом, позднее были пересмотрены, следователи увидели, что изначально дети практически всегда отрицали насильственные действия, но допрашивающие с помощью кукол продолжали беседы, наводящие на мысли о насилии, до тех пор, пока дети не давали ответ, предполагающий, что насилие имело место.
Психолог Мэгги Брук из Университета Джонса Хопкинса провела обширные исследования тактик опроса, которые могут побудить детей сочинять небылицы. Исследовательница заявила следующее: «Не возьмусь утверждать, говорили дети правду или нет в деле Амиро. Но я точно могу сказать, что в ходе допросов к детям применялись наводящие методики, причем существенные, а в таких ситуациях, как показывают наши исследования, дети начинают выдумывать». Если мы применим знания, полученные нами в предыдущих главах, то увидим, насколько примененные в этом деле следственные методы были наводящими и побуждающими к определенным ответам, к тому же они использовались вкупе с упражнениями для развития воображения, что, как известно, способствует порождению ложных воспоминаний.
Все эти соображения не были учтены, вероятно, из-за того, что показания детей были подробными и эмоциональными. Естественно, когда дело строится на заявлениях о столь шокирующих событиях, важно доверять потенциальным жертвам, но слепо верить воспоминаниям опрометчиво. Даже самые ярые критики, которые верили в то, что никакого насилия не было, не говорили о том, что дети лгут, а утверждали лишь, что дети запутались в собственных воспоминаниях. Как мы уже знаем из трудов о ложных воспоминаниях, которые обсуждались в нашей книге, ложные воспоминания выглядят реальными и такими же ощущаются, к тому же, не будучи формой лжи, они, как правило, не похожи на обман.
Итак, в ходе расследования были использованы противоречивые методы ведения допроса, которые ставят под сомнение доказанность обвинения. Судье, конечно же, проще оценивать события ретроспективно, в таком случае ошибки, возникшие вследствие недостаточно скептического восприятия ситуации, более очевидны. Хотя, если бы наши дети, друзья или родственники обратились к нам с заявлениями о столь циничном преступлении, разве мы не отреагировали бы так же? Голословные заявления привели бы к допущениям, а те, в свою очередь, вызвали бы инстинктивную ответную реакцию. «Поймать монстра!» – вероятно, закричали бы мы. И не остановились бы до тех пор, пока виновник не будет пойман и посажен. И вряд ли учитывали возможность того, что близкий нам человек мог бессознательно создать яркое ложное воспоминание о подобном травмирующем событии. Не говоря уже о воспоминании столь невероятно подробном.
Это дело, как и многие другие дела, построено на утверждении, будто на основе поведения и эмоционального состояния определенного лица мы можем судить, совершались ли в отношении этого лица насильственные действия сексуального характера. Но можем ли мы действительно судить об этом?
В деле о насилии в детском саду Феллс-Эйкерс все посчитали, что мальчик Мюррей проявляет симптомы, свидетельствующие о пережитом сексуальном насилии. Эти симптомы включали в себя плохое поведение, игры сексуального характера и непроизвольное мочеиспускание. Утверждение о существовании поведенческих симптомов, свидетельствующих о пережитом сексуальном насилии, получило дальнейшее распространение, когда родителям других воспитанников детского сада были розданы списки таких симптомов, которыми родителям рекомендовано было руководствоваться при наблюдении за своими детьми. По словам одного из родителей, «у них был список из газеты, на что нужно обращать внимание, когда ребенка изнасиловали… бессонные ночи, кошмары, недержание мочи».
Все это неудивительно, ведь в 1983 г. в законодательство США были внесены значительные поправки относительно сообщений о насильственных действиях над детьми, в том же году было предложено ввести термин «синдром аккомодации при сексуальном насилии».
Впервые о синдроме аккомодации при сексуальном насилии заговорил врач Роланд Саммит[209]. Саммит намеревался создать действующую модель, поскольку в то время наблюдался рост беспокойства и опасений относительно сексуального насилия. У него было много идей, в том числе относительно непосредственного раскрытия детьми в ходе бесед информации о совершении в отношении их действий сексуального характера. Врач заявлял, что сексуальное насилие оказывало крайне травмирующее воздействие на детей, в связи с чем впоследствии они могли страдать от ряда психологических проблем, в том числе испытывать стыд, смущение, привязанность к преступнику и чувство собственной ответственности за произошедшее. По мнению Саммита, именно из-за подобной психологической ответной реакции дети зачастую медлят сообщить о случившемся, отрицают факт совершения в отношении их действий сексуального характера и отказываются от своих заявлений. Психолог Камала Лондон и ее коллеги из Университета Толедо в 2008 г. опубликовали исследование